Ральф 124С41+

— Какое необычайное происшествие! — проговорил Ральф.

Элис приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, как вдруг раздались удары электрического гонга. Такие сильные, что звук их долетел до лаборатории Ральфа — за четыре тысячи миль.

Выражение лица Элис мгновенно изменилось: только что весело блестевшие глаза наполнились ужасом.

— Что случилось? — встревоженно спросил Ральф.

— Обвал. Он только начался и через пятнадцать минут окажется здесь. Что делать? О, что делать! Я беспомощна! Скажите, что мне делать?

Сознание учёного реагировало молниеносно.

— Отвечайте быстро! — крикнул он. — Ваша силовая мачта на месте?

— Да, но разве это поможет?

— Не важно. Длина волны?

— 0,629.

— Частота?

— 491 211.

— Вы сможете её направить?

— Смогу.

— А смогли бы вы взять обломок вашей передаточной мачты длиной в шесть футов и прикрепить его к основанию силовой мачты?

— Конечно, ведь мачта сделана из аломагния и очень лёгкая.

— Отлично. Действуйте быстро! Бегите на крышу и прикрепите к основанию силовой мачты обломок передаточной мачты, направив его концом к обвалу. Затем поверните директоскоп точно на юго-запад, а антенну силовой мачты на северо-восток. Идите — остальное я беру на себя.

Ральф видел, как девушка повесила трубку и убежала от телефота. Он тотчас по стеклянным ступеням лестницы бросился на верхнюю площадку и повернул установленную на ней большую антенну на юго-запад.

Затем учёный стал настраивать директоскоп, пока не зазвонил маленький звонок. По этому сигналу он определил: прибор настроен в унисон с аппаратом в далёкой Швейцарии — стрелка директоскопа повернулась точно на северо-восток.

— Ну что ж, пока всё идёт нормально, — проговорил он с удовлетворением. — Пора включать ток!

Ральф бегом спустился в лабораторию и повернул выключатель. Затем ногой включил другой и одновременно руками в резиновых перчатках крепко зажал уши. Послышался оглушительный вой, потрясший всё здание. Это выла сигнальная сирена на крыше дома, её можно было слышать в радиусе шестидесяти миль.

Она предупреждала население о необходимости изолироваться от больших металлических конструкций.

Ральф включал сирену дважды по десять секунд, предупреждая этим, что будет направлять ультраэнергию в продолжение двадцати минут и что в это время необходимо проявлять чрезвычайную осторожность.

Не успела отзвучать сирена, как Ральф увидел в телефот Элис. Она показывала знаками, что его указания выполнила.

Он крикнул ей, чтобы она изолировалась, и девушка тут же взобралась на высокий стеклянный стул.

Она сидела мертвенно-бледная, не смея шелохнуться.

Он видел, как Элис зажала уши руками, чтобы не слышать грохота приближающегося обвала.

Учёный снова поднялся на верхнюю площадку и стал вертеть большой стеклянный штурвал, ось которого была соединена с ультрагенератором, Ральф взглянул на часы. С того момента, когда он услышал гонг, прошло ровно девять минут, и холодная улыбка скользнула по его губам: он знал, что не опоздал.

При первых же поворотах штурвала раздался оглушительный рёв. Словно миллионы чертей вырвались на волю. Повсюду запрыгали искры. Мелкие металлические части, не заключённые в свинцовые кожухи, расплавились. Из предметов с острыми гранями возникли длинные языки голубого пламени, тогда как закруглённые засветились белым сиянием, похожим на ореол. Все металлические части настолько намагнитились, что мелкие железные предметы летали от одной к другой. Цепочка часов Ральфа так сильно раскалилась, что ему пришлось отбросить её вместе с часами.

Ральф продолжал вращать штурвал. Рёв усилился, и он вынужден был надеть герметичный шлем с резиновыми наушниками, чтобы не слышать раздирающие звуки. Дальнейшее вращение штурвала повысило тон ультрагенератора до частоты, соответствовавшей собственной частоте колебаний здания, построенного из стилония (новейший заменитель стали).

И вдруг всё здание «запело» на такой пронзительной и высокой ноте, что её можно было услышать за двадцать миль.

В ответ запело другое здание, обладающее такой же собственной частотой; так один камертон заставляет на расстоянии звучать другой созвучный ему камертон.

Но вот ещё несколько поворотов штурвала — и «пение» прекратилось. Зато теперь, по мере того как учёный вращал его дальше, генератор стал издавать всё более резкие, высокие и пронзительные звуки, пока этот визг не сделался непереносимым.

Внезапно шум прекратился.

Частота колебаний перешла за двадцать тысяч герц, то есть за точку, выше которой человеческий слух перестаёт воспринимать любые звуки.

Ральф повернул штурвал ещё на несколько делений и остановился. В наступившей тишине было слышно только, как сталкиваются перелетающие металлические предметы. Даже мелькавшие повсюду мириады искр вспыхивали бесшумно, и только слегка свистели языки пламени, исходившие от острых металлических предметов.

Ральф посмотрел на часы. С момента первого удара гонга прошло ровно десять минут.

Он повернул колесо ещё на одно деление, и вся комната мгновенно погрузилась в полную темноту.

Для того, кто не был знаком с потрясающей силой, которой распоряжался Ральф 124С 41+, но у кого хватило бы смелости, обезопасив себя изоляцией, понаблюдать с соседней крыши за его домом, открылось бы необычайное зрелище. Этот человек на крыше неподалёку от лаборатории Ральфа увидел бы удивительную картину.

Едва Ральф пустил энергию ультрагенератора в антенну, как она начала метать свистящие языки пламени в юго-западном направлении.

По мере того как Ральф увеличивал мощность генератора, длина языков пламени росла и шипение становилось всё громче. Массивные иридиевые провода большой антенны накалились сначала докрасна, затем стали жёлтыми, потом ослепительно белыми и наконец вся мачта накалилась добела. Свистящий звук вырывающихся языков пламени сделался невыносимым и вдруг сразу прекратился, а вся местность вокруг погрузилась в темноту, такую непроглядную, какой никому ещё никогда не приходилось видеть. Нельзя было различить руку, поднесённую к глазам. Точно так же исчезла из виду и антенна, хотя наблюдатель продолжал бы ощущать, что она по-прежнему излучает огромную энергию.

Что же произошло? Антенна на крыше лаборатории стала испускать особое мощное излучение, которое влияло на эфир[3] примерно так же, как воздействует на атмосферу вакуум-насос.

Тотчас по наступлении темноты наблюдателем овладело бы особое ощущение оцепенения и одолевающей его вялости.

Теперь, когда он находился в отрицательном поле, его организм мгновенно перестал бы стареть, так как всякое горение и переваривание происходит только при наличии эфира. Он больше не ощущал ни тепла, ни холода. Трубка, которую он считал до этого момента горячей, теперь казалась ему ни тёплой, ни холодной.

Тело не могло больше зябнуть, потому что прекратилась отдача тепла атмосфере; даже если бы человек сидел на льдине, то и тогда его тело не могло бы остынуть, так как без эфира тепловое излучение не может передаваться от одного атома другому.

Наш воображаемый наблюдатель на крыше тут несомненно бы вспомнил, что, если человек попал в середину смерча, эпицентр которого создаёт вокруг частичный вакуум, он почувствовал бы, словно из его лёгких внезапно выкачали весь воздух. Он мог бы вспомнить и рассказы про безвоздушные ямы, в которых нет ничего, кроме эфира (допускающего прохождение света). В данном случае наблюдалось обратное явление: человек продолжал слышать и дышать, потому что эфир не влияет на эти функции, но у него оказались отнятыми зрительные ощущения, равно как и осязание тепла и холода, поскольку не было посредника, через который они могли бы проникнуть в эфирный вакуум.

Отец Элис, узнав про забастовку инженеров метеобашен, тотчас подумал о тяжёлом положении дочери и поспешил вылететь из Парижа на своём воздухолёте.

3

Гипотеза об эфире как «особой среде», заполняющей всё пространство и необходимой для распространения электромагнитных волн, получила распространение в XIX веке. Но уже в XX веке учёные пришли к выводу, что такой особой среды в природе не существует. Поэтому рассуждения автора о приборе и выводы, связанные с созданием «эфирного вакуума», следует считать устаревшими для нашего времени. Поскольку прохождение световых волн в пространстве обусловливается наличием эфира, вся площадь, на которую распространилось действие антенны, погрузилась в темноту. Наблюдателю, никогда прежде не бывавшему в безэфирной яме, в так называемом «отрицательном поле», довелось бы в течение следующих двадцати минут испытать необычайные ощущения. Хорошо известно, что тепловые волны не могут распространяться без посредства эфира, точно так же как звонок, заключённый в вакуум, не будет слышен, потому что звуковые волны не могут распространяться без своего носителя — воздуха.