Страница 6 из 101
На кухне стоял чад от вяленной рыбы и чеснока, которые жарили на сковороде, у меня снова закружилась голова, будто я долго крутилась на каруселях, у меня ноги подкосились, я дважды чихнула. Повар со своими помощницами вскинули руки долу и воскликнули хором:
— Господи помилуй, молодая госпожа!
И тут меня вырвало наливкой из красной смородины, хлебом и творогом. Что поднялось на кухне! Помощница повара метнулась мимо меня во двор. Повар в засаленном фартуке бросился на колени и начал лихорадочно молиться. Я чувствовала себя полной дурой, хотела было уйти, повернулась к двери и рухнула на пол.
За год до моего рождения в стране свирепствовала чума, тогда в одном только Лондоне умерло более тридцати тысяч людей. Затем чума вернулась четыре года назад, и уже унесла девяносто человек в Абингтоне, что в нескольких милях к югу. Оксфорд с окрестностями считался местом благоприятным для здоровья, тут меньше страдали от чумы, чем в других городах, но все ее страшно боялись.
В этом году чума снова появилась в Лондоне, с нами справляли Рождество два брата моей матери Арчдейл из Уитли, они прибыли из Мургейта, церковного прихода Лондона, где были зарегистрированы случаи чумы. Один из них, дядюшка Киприан, заболел и его отвезли в карете к нему домой в Уитли, чтобы он не мешал нашему веселью. Можете себе представить, какой переполох поднялся в доме, когда я начала чихать, а потом упала в обморок на кухне! Тут повар припомнил, что намедни я просила у него распаренных фиников, чтобы приложить к опухоли под рукой. Все были абсолютно уверены, что у меня началась чума.
Зара с моими младшими братьями и сестренками Энн и Бесс выбежали из дома и начали глазеть в окно кухни на меня. Мой отец застыл в дверях. Он испугался и принялся креститься, как папист. Он сделал шаг вперед, чтобы поднять меня с пола, но испугался и отшатнулся.
Моей матери в тот момент не было дома, и никто не мог ее найти. Она пробежала полмили за возчиком, ругаясь и проклиная его за то, что он привез нам меньше муки, чем было указано в записке, отправленной Томлиными с мельницы. Моя тетушка отправилась в Оксфорд, старшие братья поехали выгуливать гончих в Эсфилд, а кроме моего отца, все остальные в доме имели куриные мозги. Но спасла положение Транко. Когда слуги сказали ей, что молодая леди лежит на полу в кухне и что она заболела чумой, она тут же подхватила меня на руки и понесла в постель, а слуги бросились от нас врассыпную, как бедные селяне дуют кто куда, когда в деревню врывается отряд драгун, чтобы маленько поживиться.
Вот что такое настоящая любовь! Я ничего плохого не стану писать о моем бедном отце, ведь он просто растерялся, к тому же от него зависела жизнь остальных девяти детей, вот он и не мог ни на что решиться и, боясь заразиться, не поднял меня на руки. Мне кажется, что он правильно поступил, не став рисковать собственным здоровьем и оставив меня лежать на полу.
Я вообще долго ничего не подозревала, пока весь дом не начали окуривать серой. Это матушка приказала, когда, наконец, вернулась. Нашим гостям были разосланы предупреждения, и всем домашним дали настойку от чумы, приготовленную Транко. Ее Транко давно приготовила, ее было галлона два, она была из трав, которые Транко заставляла детей собирать в полях и в лесу.[8]
Вокруг поднялся страшный шум и даже пожаловали местные полицейские с врачом, чтобы он поставил мне правильный диагноз. Транко к тому времени меня раздела, сама осмотрела мое тело, а потом надела на меня подогретую ночную рубашку. Когда врач без всякой охоты пожаловал в мою комнату, Транко хотела ему кое-что сказать. От него пахло лимоном (это он от инфекции им натерся), и он держался поближе к дверям.
— Сэр, — сказала ему Транко. — Мой бедный муж умер от чумы четыре года назад и то же самое случилось с его сестрой, я ухаживала за ними, а потом похоронила, так что теперь не боюсь чумы. Господь защитил меня от нее. Мне известны все признаки этой страшной болезни не хуже, чем любому врачу Англии. Не говорите, что у этого бедного ягненочка чума. Она чихала, это правда, ваша честь, ее вырвало и сейчас у нее высокая температура. Под правой подмышкой у нее припухлость и краснота, там обычно появляется бубон или карбункул или как-вы-его-там-называете… Но сдается мне, что припухлость появилась еще, когда она была абсолютно здорова, юная леди поставила себе припарку вчера утром, а после этого прекрасно позавтракала, съела отбивные из говядины и три яйца, поэтому я считаю, что это не бубон, какой появляется на теле во время чумы, а карбункул совершенно иного происхождения. Сдается мне, ваша честь, что она простудилась прошлой ночью, когда выбегала на улицу разгоряченная танцами. А что до красноты, так это от того, что она прикладывала к коже слишком горячую припарку. Кроме того, ваша честь, припухлость находится над ребрами, но ниже, чем там, где обычно бубон чумы вскакивает.
Врач, осмелев, подошел ближе и поднял мою рубашку. Он прижал опухоль ланцетом, а потом вынул оттуда кусочек колючки терновника, от него-то у меня вскочила опухоль и меня лихорадило. Я загнала себе этот шип несколько дней назад, когда помчалась за братьями и послала коня на берег реки, где рос терновник; три или четыре колючки вонзились мне в подмышку, когда я подняла правую руку, чтобы защитить лицо.
Врач поспешил на лестницу, чтобы обрадовать мою матушку, которая вне себя от горя размахивала горшком с пахучей серой.
Но когда она услышала хорошие новости и врач показал ей кусок колючки, она начала меня проклинать и выбросила горшок с серой в окошко, кричала, что все ее хорошие занавеси и одежда испорчены, потому что она слишком тщательно окуривала их мерзостным дымом. Кроме того, кое-кто из слуг от страха убежали, теперь они уже за несколько миль отсюда, а что самое ужасное, повар лежал в нервном припадке и на его губах появилась пена. Повар был мастером своего дела, особенно ему удавались пироги и мясные блюда. Надо срочно разослать слуг, чтобы перехватить сообщения о чуме, которые она успела разослать нашим гостям, а кого пошлешь? А кто теперь из слуг рискнет вернуться?!
Но к концу недели все было тихо и мирно у нас в поместье, и мне стало настолько лучше, что я могла сидеть в постели, подпертая со всех сторон подушками, могла есть размазню из овсянки с маленьким кусочком хлеба.
Транко сама выхаживала меня, никому не разрешала ко мне приближаться. Матушка заходила ко мне раз в день. Но и ей Транко не позволяла долго оставаться в комнате, ругать меня. Транко говорила:
— Сударыня, когда решили, что у вашей дочери чума, все от нее отвернулись и убежали, кроме вашей служанки Транко, так что я, с вашего позволения, сама буду ухаживать за мисс Мари, я ведь заслужила это право, и мне не нужны ничьи советы.
Матушке, конечно, была не по душе такая смелость Транко, но она разрешила ей ухаживать за мной, с условием, что та побыстрее поставит меня на ноги. Транко выполнила свое обещание до конца месяца. Заручившись согласием госпожи, Транко не дала врачу выпустить из меня полторы пинты крови.[9] Она заявила, что в январе природа слаба, то же самое относится к людям, так что следует сохранять в теле все запасы жидкости, и поэтому чистое преступление выпустить из меня даже наперсток крови.
Она так мрачно смотрела на доктора, что ему стало ясно, что с ней лучше не связываться, и он отступил. Она также отослала священника Джона Фулкера, желавшего помолиться за меня.
— Ступайте, преподобный Джон Фулкер, — сказала ему Транко. — Вам лучше помолиться о Молли Вилмот, она больше нуждается в вашей молитве.
Эта Молли Вилмот была дочерью арендатора, девицей очень вольной, про нее ходили сплетни, хотя, может, в них было мало правды, что священнику очень хорошо известны ее прелести, даже лучше, чем его собственной жены. Преподобный Фулкер побагровел, сразу видно стало, что он не в своей тарелке, зато он оставил нас в покое. На самом-то деле это же мой отец платил ему двадцать фунтов в год, потому что приход относился к нашему поместью.
8
В ее состав входили рута, репяшок обыкновенный, шалфей, хвойный экстракт, львиный зев, очный цвет, маргаритки, пиретрум, щавель, мята и многое другое. Все травы смешивали, мелко резали, три дня настаивали на хорошем белом вине, помешивали два раза в день, а потом процеживали. Настойка была средством профилактики против чумы, иногда помогала при лечении. (Примеч. автора.).
9
1 пинта = 0,47 литра.