Страница 15 из 101
В саду росли самшит и тисс, подстриженные в виде разных форм, и много фруктовых деревьев. Отец приказал также вырыть рыбные садки и построить беседки, которые смотрели на юг. В саду проложили дорожки с кустами можжевельника по краям. Если встать посередине дорожки и смотреть направо или налево, — то казалось, что дорожка совсем прямая, но это был оптический обман, так как человека, приближавшегося к вам, не было видно никогда. С дорожки можно было спуститься к рыбному пруду. У нас было двенадцать ульев, и один из них имел прозрачные, как у фонаря, стенки, можно было заглянуть внутрь и увидеть, как там суетятся пчелы. У нас также была живая изгородь из лаванды и росло множество кустов роз. Мы засахаривали лепестки роз. В саду была роскошная клумба гвоздик, которые мы использовали в приготовлении ликера и медового напитка. Неподалеку раскинулся большой сад, там росли лекарственные травы и хмельник и стояла хмелесушилка.
Позади дома располагались конюшни, курятники, свинарники, загоны для рогатого скота и сараи для повозок. Там также стояли высокие поленницы и лежало множество бревен и горы коры для дубления кож. Кроме того, два работника ежедневно плели секции плетня — они больше ничем не занимались. Эти плетеные загородки предназначались для продажи фермерам, разводившим овец в Дауне, где таких загородок было мало. На работах в доме, саду, на земле и в лесу у отца трудилось около двадцати взрослых работников. На нашей пекарне и пивоварне постоянно что-то готовили и пекли, потому что мы работали для всех бедных людей города, а те за это платили нам небольшую плату.
К отцу и матери все относились хорошо, потому что они сами были неутомимыми работниками и никогда не отказывали в помощи нуждающимся. Они прилежно посещали церковь и делали посильные пожертвования. Отец на свои деньги укрепил колокольню и тем самым выполнил свой долг перед церковью. Колокольня была предназначена для трех колоколов, но там, сколько я себя помню, висело всегда только два колокола. Существовала даже песенка, придуманная об этих колоколах, о том, как они спорят и пытаются заглушить красивым звуком все колокола в округе. В церкви Холтена было три колокола, в Стентоне в церкви святого Джона — пять, а в Витли — шесть.
В религии мой отец шагал в ногу со временем. Он не был сторонником нового, но приказ короля, который внимал своим епископам, не подлежал для него обсуждению, он просто понимал, что все течет и изменяется. Он был родом из Уэльса, где приняли христианство намного раньше, чем в Англии, он сызмальства воспитывался в католической вере. Отец нам мало что рассказывал о своей холостой жизни, говорил только, что он прямой наследник принцев Уэльских, из чего я заключила, что они — благородного происхождения, но очень бедные. Отец мог прекрасно управляться с топором, значит, в юности ему приходилось часто заниматься физической работой, а в те времена это было унизительным для джентльмена. Моя тетушка Джонс тоже ничего нам не рассказывала о своем детстве.
Земля в Мейноре была очень плодородная и красного оттенка, ее обильно орошал ручей, протекавший возле Ред-Хилл. Примерно две трети земли было занято пастбищами и молодыми рощицами. Часть земли оставалась под паром. Мы начинали обрабатывать землю очень рано, старались хорошо удобрить поля, к примеру, большое поле в Лашере при хорошей погоде могло принести урожай пшеницы стоимостью в пятьдесят фунтов. Мы разбрасывали по двенадцать повозок хорошо перепревшего навоза на каждый акр земли, а еще — золу и отходы пивоварни, иногда старые шерстяные тряпки и носки, нам их почти даром давали в колледже Оксфорда, тряпки эти были насквозь пропитаны потом мальчишеских тел, и ими было очень хорошо удобрять поля.
В Форест-Хилл мы обычно сеяли сначала ячмень, потом горох или бобы, в последнюю очередь пшеницу и смесь ржи с пшеницей, после чего пашня год отдыхала. Пшеницу сеяли последней, потому что если ее сеять сразу после хорошего удобрения навозом, ростки могут заразиться головней. Чтобы не было головни, отец протравливал зерна в крепком соляном растворе. Он никогда не экономил на семенах, сеял по четыре бушеля[21] пшеницы или смеси, или гороха на каждый акр, а бобов приходилось сеять больше.
Отец обычно говорил:
Он не позволял, чтобы сеяльщики проходили поле только раз, заставлял повторять процесс дважды, чуть меняя расстояние между рядами.
Мы использовали плуг с широким лемехом, лошади шли в цепочку, делали ровные борозды, чтобы вся земля была засеянной. Бороны у нас были с двадцатью пятью зубцами, и мы засыпали зерна землей на нужную глубину. Жали у нас серпами с гладким лезвием, ставили небольшие копны, чтобы зерно поскорее подсыхало. Через два дня работники делали нетугие снопы и складывали их домиком по десять снопов, так что нашему зерну дождь был не страшен.
Ячмень отец приказывал сеять, когда листья вяза были с мышиное ушко, а снимали его, когда он повисал верхней частью стебля и начинал слегка желтеть. Его жали тоже серпом и никогда не связывали в снопы, перетряхивали граблями и оставляли на пару дней, чтобы ячмень «дошел», а сорняки засохли. Ячмень потом собирали трезубыми вилами с затупленными концами в небольшие стога, потому что большие сильнее промокают при дожде, а чтобы они высохли, их приходится снова разбрасывать, и тогда пропадает много зерна. Бобы и горох тоже жали серпом и ставили в стога. Отдельные стебли собирали руками, потому что грабли могли вылущить стручки. Домой урожай доставляли на длинных двухколесных повозках, на которых много умещалось. Наши обычаи сеять и собирать урожай сильно отличались от тех, что мне приходилось наблюдать недалеко от Лондона.
Чтобы сохранить зерно от крыс и мышей, мы помещали его на платформы, установленные на камнях высотой в два фута. Сверху эти столбы прикрывала крыша из закругленного камня, и грызуны не могли преодолеть эту преграду. Если в зерне было слишком много головни, то приходилось выбивать стебли о дверь. Но если зерно было относительно чистым, его молотили цепом, и тогда работа шла гораздо быстрее, а уж коли зерно головней было порчено, приходилось развязывать и разбирать каждый сноп, а затем снова его связывать. Но при обработке подобным образом головня не рассыпалась в пыль, как при обработке снопов цепом, а потом зерно надо было провеять, пересыпав сначала деревянными лопатами — мы это делали на поле или в амбаре, где искусственно создавали поток воздуха с помощью веялки.
Мой отец часто брал меня с собой, поэтому я так хорошо знаю все это. Он говорил, если я выйду замуж за сельского джентльмена, а он на это сильно надеялся, и мой муж заболеет или умрет, то мне придется самой наблюдать за рабочими. Отец учил меня различать типы почвы и рассказывал, как лучше удобрять и обрабатывать каждый тип, как бороться с сорняком, как отпугивать ворон. Он мне рассказывал, что нужно сделать, чтобы зерно не самовозгоралось, если его убирали влажным или не созревшим. Отец также научил меня ухаживать за скотом. Мы держали двадцать коров и быка, коровы давали много молока.
Самое свободное время наступало в мае, когда поля уже были засеяны, а косить сено или зерновые еще не нужно было. И в конце сентября, когда почти весь урожай был собран, а пшеницу рано было жать.
21
1 бушель — 36,4 л.