Страница 56 из 115
Вообще-то представления о редкости книг и трудности учения грамоты очень логичны — еще логичнее выводов о редкости произведений искусства. Ведь до появления бумаги писать можно было только на папирусе или на пергамене — на выделанных телячьих кожах.
Папирус производится только в одном месте на Земле — в Египте. Стебли растущего в Ниле тростника разрезались на продольные полосы, накладывались несколькими слоями на доски, прокатывались вальками. Клейкий сок тростника-папируса пропитывал эти тонкие полоски, образовывалось ровное прочное полотно, разделенное на множество узких полосок. Полотно высыхало, становилось матово-белого или желтоватого цвета. Интенсивно-желтого цвета был только старый, долго лежавший папирус.
В наше время папирус делают для туристов, на сувениры; такой папирус искусственно старят, просушивая не на солнце, а около сильного огня. Или добавляя красители. Сувенирный папирус делают такого же цвета, как старинный, выставленный в музеях. В древности же папирус желтел медленно, намного медленнее бумаги.
Когда полотно высыхало, оставалось его разрезать на удобные куски. Такие куски становились готовыми страницами будущих книг, или же их подклеивали друг к другу, скатывали в плотные рулоны-свитки. Даже в странах Средиземноморья папирус всегда оставался материалом привозным и уже поэтому дорогим, редким. В страны Северной Европы папирус почти не попадал; находки рукописей на папирусе в странах Восточной Европы единичны, это редкое исключение из правила.
Пергамен тем более дорог; дорога уже кожа теленка, дорог и долог процесс ее обработки: приходится выделывать кожу до тех пор, пока она не станет тонкой почти как бумага. И ведь стоит порвать хоть в одном месте — лист пропал; работа должна быть крайне тщательной.
Рукописные книги на пергамене оставались принадлежностью монастырей, государственных архивов и самых богатых людей. Переписывались такие книги в монастырях, богато украшались, заключались в роскошные обложки-переплеты из дерева, с металлическими застежками. Не всякий купец и не всякий дворянин мог иметь свою, частную библиотеку.
Бумагу же изобрели в Китае, во II веке по P. X. Сохранилось имя ее изобретателя — Цай Лунь. Долгое время изготовление бумаги оставалось государственным секретом… Только в начале VI века секрет украли — сначала японцы, потом и другие народы. С VIII века бумага попадает на Передний Восток, к арабам. В X веке производство бумаги из мусульманской Испании проникает в христианскую Италию… Начинается ее распространение в Европе. С XII века известна бумага и на Руси.
Впрочем, до самого появления бумагоделательных машин изготовление бумаги оставалось делом трудным и дорогим, бумага получалась рыхлая и серая. Изготовляли ее из тряпья. Так что выходит: даже в первые века «бумажного» периода истории писчие материалы на Руси были малодоступны, дороги, процесс писания оставался сложным и, что называется, не всем и не каждому.
Все логично — но ученые удивительным образом «просмотрели» такой удобный и дешевый материал для письма, как береста. А ведь и до раскопок в Новгороде вполне можно было сделать кое-какие предположения.
Вообще-то книги на бересте известны давно. Многие рукописи XVII–XIX веков исполнены на бересте. На этом дешевом и доступном материале написаны, например, «ясачные книги» Сибири. В 1715 году, уже в эпоху Петра I, в эту книгу вписывали, сколько дани пушниной, ясака, должны уплатить и реально уплатили разные роды и племена.
В юридических документах XIV–XV веков даже есть такая формула: договор, мол, «на луб положили» — то есть записали. Но записали, как видно из формулы, не как-нибудь и не где-нибудь, а на лубе — на бересте. Значит, писание на бересте, в том числе и самых важных, юридических документов, было массовым, типичным явлением.
Не только на Руси писали на бересте. В Таллине до войны хранилась берестяная рукопись 1570 года с текстом на немецком языке. Известно о берестяных грамотах в Швеции XV–XVIII веков.
В 1930 году немцы-колхозники под Саратовом рыли силосную яму… И нашли берестяную грамоту XIV века — грамоту из Золотой Орды, написанную на татарском языке.
Причина этой популярности бересты проста: она дешева. Специально обработанная береста может быть вполне надежным и притом сравнительно дешевым материалом для письма; если и хуже бумаги, то ненамного.
Известный этнограф С. В. Максимов в середине XIX века наблюдал рукописную книгу на бересте у старообрядцев реки Мезени в Архангельской губернии. Он нашел в книге «только один недостаток — береста разодралась от частого употребления в мозолистых руках поморских чтецов по тем местам, где находились в бересте прожилки». Но ведь и бумага рвется, истирается от употребления, желтеет от времени. А вплоть до XIX века стоимость бересты ниже стоимости бумаги.
Известный писатель и церковный деятель XVI века Иосиф Волоцкий, рассказывая о скромной монашеской жизни основателя Троице-Сергиева монастыря, Сергия Радонежского, писал: «К такой нищете и нестяжанию стремился, что даже книги в нем писались не на пергамене, а на бересте».
Видимо, Иосиф Волоцкий был от истины недалек: в стариннейших русских библиотечных каталогах — в описаниях книг Троице-Сергиева монастыря, составленных в XVII веке, упомянуты и «свертки на деревце чудотворца Сергия». То есть свитки, принадлежавшие основателю Троице-Сергиевой лавры, Сергию Радонежскому.
Сложность в том, что береста в слоях древнерусских городов не сохраняется. И в слоях шведских городов, и немецких городов Прибалтики — тоже не сохраняется. До нас дошли те рукописные книги на бересте, что сохранились в архивах.
Вот в сырой почве Новгорода береста сохраняется великолепно, и археологи постоянно находят многочисленные поплавки для рыболовных сетей, обрывки лукошек и коробов. Находят и куски еще не обработанной бересты, порой аккуратно обрезанные, приготовленные для работы. Даже жаль мастера, который принес их из леса, аккуратно подготовил для чего-то… и потерял в чудовищной, непролазной грязи средневекового города. Попадаются и мелкие обрезки, обрывки бересты, отходы производства. Их тоже всосала жидкая грязь, навеки сделала частью сырой почвы, на которой стоит Господин Великий Новгород.
Но все эти находки долгое время никто не связывал с письменностью Древней Руси. Ну, еще один материал для поделок.
Наверное, навсегда сохранится память о находке, которую сделала Нина Федоровна Акулова 26 июля 1951 года. Имя этой девушки заслуживает памяти вовсе не потому, что Нина Акулова — большой ученый и совершила невероятные открытия силой своего ума.
В те годы много самых «простых» людей нанимались в археологические экспедиции, чтобы заработать толику денег. В колхозах работали за «палочки», на трудодень давали от трехсот граммов до двух килограммов зерна, паспортов у колхозников не было. В городах — куда могла пойти девушка без образования? На фабрику или в «домработницы» — то есть, попросту говоря, в прислуги. Заработок у нее в этих местах был бы не больше, чем у разнорабочего в экспедиции, а то и меньше.
Судя по фотографиям, была Н. Ф. Акулова девушкой милой, с лицом скорее приятным, но заметно — избытком образования не исковерканным. Но волею судеб именно Нина Федоровна Акулова во время раскопок на древней Холопьей улице на настиле мостовой XIV века нашла смятый свиток бересты. Такие свитки находили и раньше и во всех описях археологических находок фиксировали их как «поплавки». Очень уж напоминали берестяные поплавки эти скомканные кусочки бересты. Только вот на этом «поплавке» Нина Акулова различила «почему-то» явственно заметные буквы…
Будь эти буквы написаны чернилами — воды, содержащиеся в культурном слое Новгорода, давно смыли бы их. Вода, влага сохраняет — но она, случается, и губит. К счастью, буквы на бересте оказались не написаны чернилами, а прочерчены. Эти выдавленные значки сохранялись независимо ни от чего, как часть поверхности бересты.