Страница 2 из 15
В-третьих, Паша был совершенно неприхотлив. Ел, что подам, одевал, что поглажу и постираю (правда, сам ничего этого он делать не умел). Он даже не пытался возмутиться, что я опять подала на стол сосиски или пельмени, купленные в ближайшем супермаркете, так как времени на готовку катастрофически не хватало.
Было еще и в-четвертых, и в-пятых, и в-шестых… Да только недостатки у Пашки тоже имелись, причем мне, уже привыкшей к самостоятельности, приходилось скрежетать зубами, подстраиваясь под его фанаберии.
Пашка был жутким бабником и не пропускал ни одной юбки. Впрочем, действия у него были своеобразные. Он предпочитал занимать выжидательную позицию, без спешки наблюдая, как та или иная девушка бросалась на него из засады. Для дам он представлял лакомый кус, и каждая стремилась вцепиться в него всеми зубами и когтями. Пашка благосклонно соглашался на свидание, «снисходя», как я это называла то до одной, то до другой. Я к его чарам была до определенного момента равнодушна, но потом мы стали тесно общаться на профессиональной почве. В свете общения выяснилось, что на ряд вопросов мы смотрим одинаково, что, так сказать, подтолкнуло нас к более тесному общению, завершившемуся в постели.
Не могу сказать, что я на тот момент потеряла голову, но определенная доля симпатии имелась. Мы стали встречаться, причем, совершенно не афишируя наши отношения. Ко мне Павел приходил более чем регулярно, а потом предложил пожениться.
Будь я на тот момент помоложе, не имей уже опыта совместного проживания с мужчиной, я, наверняка бы согласилась. Однако Пашкино предложение на тот момент было ой как некстати. Я была зла, агрессивна и бросалась на все, что шевелится отнюдь не с добрыми чувствами. Пашке я отказала, о чем потом пару раз сожалела, поскольку именно с того момента в наших отношениях появилась первая трещина. Углубили трещину постоянные звонки Пашкиной мамочки, истеричной дамы с деспотичными замашками. После того, как я официально (в его представлении) стала считаться Пашкиной невестой, я была допущена в лоно семьи, где царствующая императрица, смерив меня презрительным взглядом, заметила, что я ее кровиночке не пара. У меня было другое мнение, которое я не постеснялась высказать. Мамочка закатила скандал, однако Пашка, которого выбрыки мамаши уже допекли, выбрал меня и ко мне же съехал. С тех пор мы общались с так называемой свекровью сквозь зубы и исключительно по телефону.
Спустя пару недель мне донесли (не имея представления о наших отношениях) что у Паши новая любовница – стриптизерша из ночного клуба. Я ничуть не поверила, однако через пару дней убедилась, что это правда. Пассия Павла особого беспокойства у меня не вызвала, хотя в делах постельных наверняка была поискуснее меня. Однако в сердечко закрался могильный холодок. Я долго недоумевала, как можно было променять меня, умницу-красавицу-рукодельницу на это убогое создание с редкими паклевыми волосиками, носом, как у Буратино и глупыми ужимками? С девицей этой я как-то имела дело, долго потом плевалась, пытаясь сделать из ее бреда стоящий материал о местечковом шоу-бизнесе. И Пашка, который всегда имел дело только с умницами, вдруг опустился до такого ничтожества? Впрочем, вон в кино Верещагин изо дня в день ел ложками черную икру и выл от тоски. Мужик – натура непонятная. Иногда ему и картошечки хочется с молочком.
Сравнив себя с черной икрой, а новую любовницу Пашки с картошечкой, я слегка воспрянула духом. Однако ненадолго. После картошечки появилась буженинка, вареники с творогом, клубничка со сливками, персики и прочие продукты питания быстрого употребления. Добила меня новость о том, что некая дама, которая была старше Павла лет на пять, пригласила его в круиз за свой счет. После этого я перестала классифицировать пассии Пашки по вкусовым категориям и называла их всех одинаково – задрыпанки.
Вот и сегодня днем, вернувшись с работы, голодная как войска федералов, брошенных на зачистку кишлаков, я решила быстренько перекусить. Пашка валялся на диване, с книжкой в руках, косясь на включенных телевизор. В нем гламурная девушка обучала страну правилам секса. Я фыркнула. На девице было красненькой платьице с тонкими бретельками, одетое прямо на босу грудь размера этак четвертого. Девица была остроумна, Пашке, во всяком случае, нравилась, поскольку книжку он держал под углом в сорок пять градусов, дабы та не загораживала экран.
– Ты ел? – осведомилась я. Пашка поднял на меня хитрый взгляд.
– А?
– Бэ, вэ, гэ, дэ… Учите алфавит, Павел Васильевич! Есть, говорю, хочешь?
– Не, не хочу. Я тут перекусил слегка. А что у нас есть поесть?
– Ты меня спрашиваешь? – иронично осведомилась я. – Вообще-то, я на работе была, это ты сегодня балду бил. Или ты что-то приготовил?
Пашка отрицательно помотал головой. Глупый вопрос. И чего спросила? Пределом Пашкиных достижений в области кулинарии было запаривание кипятком быстрорастворимого супа или лапши, от которой в желудке ворочается тяжелый ком. Я, снимая на ходу кофточку, отправилась на кухню.
– Давай попрактикуемся в том, что тут предлагают? – предложил Пашка. Я покосилась на экран, где две блондинки в умеренном темпе совращали мускулистого атлета. Атлет выглядел довольным, и сопротивляться не торопился. Я метко швырнула в Пашку кофточкой и попала прямо в лоснящееся от удовольствия лицо.
– Вот когда ты будешь так же выглядеть, я так и быть допущу к твоей тушке вторую бабу, – хмыкнула я и ушла на кухню.
– Хорошего человека должно быть много, – крикнул Пашка мне вдогонку.
– Так то хорошего, – не осталась я в долгу, открывая холодильник. Мяско, которое я пожарила вчера вечером, бесследно испарилось. Я вытащила кастрюльку с супом, попутно удивившись ее легкости, и открыла крышку. Кастрюлька была практически пуста. На дне плавали жиденькие островки вермишели и два крохотных кусочка картошки. Очаровательно! То есть Паша сожрал мясо, слопал суп, а кастрюльку, чтобы не мыть, поставил обратно в холодильник. А где чашка из-под мяса?
Чашка обнаружилась в мойке, естественно грязная, а в ней почему-то две вилки, два ножа и две ложки. Я почесала лоб, а потом открыла дверцу под мойкой. Там, из мусорного ведра торчало горлышко винной бутылки, шкурки от апельсинов и две одноразовые пластиковые тарелки. Очень любопытно…
Пашка появился на кухне. Я с интересом уставилась на жирное пятно на свежевыданной ему утром майке. Пашка застыдился и попытался закрыть пятно рукой. Получилось неважно – пятно было объемным. Я ткнула пальцем в мусорное ведро.
– Чего это у нас одноразовая посуда валяется? Ты что, любовниц водил?
– Ну, так… немножко… только одну… – ответил Пашка, пятясь.
– Ну что ж ты меня перед людьми-то позоришь? – возмутилась я. – Что, у нас в доме нормальных тарелок нет?
Пашка хрюкнул, а я тоскливо уставилась в холодильник. Не то, чтобы он был совсем пустым, просто очень хотелось горячего, а готовить было лень. Я открыла морозилку и с отвращением уставилась на ее содержимое. Что у нас на ужин будет? Пельмени? Или хинкали? Или манты? Пожалуй, хинкали… Я налила воды в кастрюльку, сунула Пашке пачку хинкалей и велела бросить их в воду, когда та закипит. Этот процесс Пашке с некоторым риском все-таки можно было доверить. Сама же отправилась в душ. Словам про любовницу я ничуточки не поверила. Мало ли кто к нему мог придти.
Вода была чуть теплая, что, честно говоря, не радовало. Я итак промерзла до костей, возвращаясь домой. Отопление еще не дали, а масляный обогреватель прогреть всю квартиру был не в состоянии. Поэтому из душа я вылетела в рекордные сроки и немедленно замоталась в Пашкин халат. Мой куда-то исчез, я всерьез подозревала, что бросила его в стирку. Уголком сознания я отметила, что вроде бы утром надевала его и вешала на крючок, но вполне вероятно, что могла ошибаться и отправить халат в стиральную машину. Я даже обернулась и поглядела, не упал ли он на пол, но и на кафеле халата не было. Пожав плечами, я подошла к зеркалу и потянулась за расческой.