Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 60

СИМБИОЗ

Долго Рак жил отшельником, одиноким и угрюмым Раком-Отшельником, и сидел в своей раковине, с отвращением глядя на мир. Он лениво заглатывал то, что ему само плыло в рот, а если вздумывал пойти погулять, то тащил на себе свою раковину, потому что не доверял этому подводному миру.

Конечно, хорошо бы с кем-то скоротать одиночество, но ведь попробуешь скоротать, а получится на всю жизнь, потом не развяжешься. Правда, может случиться, и повезет, как, например, раку Пагурусу. Его актиния Сагартия раскрывается только перед раком Пагурусом, а для всех остальных сердце ее закрыто. И вот когда другой какой-нибудь рак говорит ей: «Сагартия, ну чего ты в самом деле, ведь один раз живем!» — актиния Сагартия дает этому раку такой ответ, какого он безусловно заслуживает. И как бы долго ей ни пришлось ждать рака Пагуруса, она все равно будет его ждать, потому что она знает: рак Пагурус идет к ней, мимо всех на свете актиний он идет к ней, единственной для него актинии Сагартии, он идет к ней, ее единственный рак Пагурус.

Сентиментальные сказки. Рак-Отшельник считает, что это сентиментальные сказки. К сожалению, в жизни видишь другое, в жизни видишь актинию Антолобу, которая сама выбирает себе спутника и сама определяет, какой пройдет с ним отрезок пути. Собственно, пройдет — это только так говорится. Идет ее спутник, а Антолоба сидит у пего на спине и поглядывает по сторонам, выбирая более подходящую спину. Сама-то актиния не продвинется ни на шаг, поэтому главная ее цель — оседлать какого-нибудь спутника.

Не-ет, Рак-Отшельник не даст себя оседлать, он скорее последует примеру своего знакомого Краба.

Этот Краб устроился неплохо: у него по актинии на каждой клешне. Для кого-нибудь это был бы трагический треугольник, по Краб не видит в этом трагедии.

— Я люблю тебя, Краб!

— Я люблю тебя, Краб!

— Мы любим тебя, Краб!

И что же отвечает на это Краб?

Он отвечает одно:

— Занимайтесь-ка своим делом!

А дел у актиний много: они и кормят Краба, и обороняют его от врагов, — словом, выполняют всю мужскую работу. Потому что Краб — настоящий мужчина, а за настоящих мужчин выполняют работу женщины.

И живет Краб, как настоящий мужчина: по актинии на каждой клешне.

— Я люблю тебя, Краб!

— Я люблю тебя, Краб!

— Занимайтесь-ка своим делом!

Рак-Отшельник охотно бы последовал примеру Краба, но у него не было таких клешней, чтоб на каждой удержать по актинии. И он жил отшельником и таскал на себе свою раковину, а больше ничего не таскал.

Но в один прекрасный, очень прекрасный, быть может, самый прекрасный день он встретил актинию Адамсию.

Она приглянулась ему тем, что была одна, как и он, совершенно одна посреди этого общего для них окружения. И Рак сказал ей:

— Вы совершенно одна.

— Да, я одна, — сказала ему Адамсия.

Конечно, она была совсем не то, что Сагартия, но ведь Сагартия была не одна, так что тут уж ничего не поделаешь. Адамсия же была одна, совершенно одна…

— Я тоже совершенно один, — сказал Рак и почему-то добавил: — А дом у меня хороший, надежный дом. И всякой пищи хватает.

Не то чтобы Рак представлял какой-нибудь интерес, но Адамсия посмотрела на него с интересом.

— Как это чудесно, что мы одни, что мы оба одни, и что дом, и все остальное… — сказала Адамсия, и с этого момента, с этого замечательного — ну, во всяком случае, знаменательного момента Рак перестал быть отшельником. Он посадил Адамсию на свою раковину, и так они стали жить.

— Мое сердце было для всех закрыто, — говорила Адамсия, потому что ей была известна история Сагартии и рака Пагуруса. — И как бы долго мне ни пришлось тебя ждать, я бы ждала все равно…





— Потому что ты знала, что я все равно приду, — подхватывал Рак, припоминая ту же историю. — Ты знала, что я иду к тебе, мимо всех на свете актиний я иду к тебе, моей единственной Адамсии…

— Мой единственный Рак-Отшельник!

Сентиментальная сказка превращается в сентиментальную быль и тогда уже вовсе не кажется сентиментальной. Рак-Отшельник любил Адамсию, да, конечно, он любил ее, потому что она охраняла его уют. А она, в свою очередь, любила, ну естественно, любила его, потому что он давал ей и кров и пищу.

В науке это называется симбиоз, то есть сожительство с взаимной выгодой, но Рак и Адамсия были в науках не сильны, и свои отношения они называли любовью.

РАЗМНОЖЕНИЕ ДЕЛЕНИЕМ

Простейшему нетрудно при делении расстаться со своей половиной. А что их держит? Разделились — и разошлись.

Трудности возникают тогда, когда обзаводишься раковиной. Как разделить раковину, чтоб никому не обидно?

Хлопотное дело. Кто пробовал, подтвердит. Раковинная Корненожка подтвердит — она пробовала.

Уж лучше, если не можешь не делиться, не обзаводиться раковиной. Пусть вас ничего не держит: разделились — и разошлись.

Это проще. Кто пробовал, подтвердит.

Амеба подтвердит — она пробовала.

МЕДВЕДЬ КОАЛА

Медведь Коала живет в лесах Австралии. Поговаривают, что его привезли сюда из магазина игрушек, потому что с виду Коала — вылитый плюшевый медведь.

Роста в нем немного — всего полметра, но и этого достаточно, чтобы по всему свету шел о нем разговор. И все медведицы — и серые, и бурые — говорят своим серым и бурым мужьям:

— Посмотрите на Коалу. Берите пример с Коалы. Вот это — муж!

Коала действительно муж — что называется. Ну, то, что он не пьет, — это только половина заслуг, хотя и немаловажная для всех на свете медведиц. А Коала действительно в рот не берет — даже воды. Он и не ест почти ничего, вот какой это показательный муж.

Впрочем, это не главное. Главное то, что он носит свою жену на руках, верней, на спине. Куда бы Коала ни пошел, то есть куда бы он ни полез (потому что вся его жизнь на деревьях), он всюду тащит на себе супругу. И белые медведицы на полюсе, которым о таких нежностях и не мечтать, говорят своим белым мужьям:

— Посмотрите на Коалу. Берите пример с Коалы.

А медведи смеются. И белые, и серые, и бурые — все смеются так, что смех их гремит от одного полюса до другого, через экватор и Австралийский материк, на котором Коала ведет свой образцово-показательный образ жизни. И от этого Коала вздрагивает и крепче прижимает к себе жену.

— Образцово-показательный! — грохочут медведи. — Пусть он станет на землю — его ж от земли не видать!

Конечно, на земле, от которой его не видать, Коала не смог бы быть таким показательным. Но он не потому не любит спускаться на землю. Просто — пока ноги носят по деревьям, нужно ходить по деревьям, а не выбирать полегче пути. А вот когда ноги откажутся носить по деревьям…

Тогда Коала спускается на землю. Один, без жены. Это выглядит очень забавно: стоит на земле маленький плюшевый медвежонок и, главное, один, без жены…

Он спускается без жены, чтобы ее не расстраивать, потому что ей лучше не знать, что его отказались носить ноги. Всю жизнь не отказывались и носили Коалу высоко-высоко, и жену его, и детей носили, а теперь отказались: пришла пора. Всему приходит пора, и тогда нужно спуститься на землю.

И он стоит посреди своего леса, посреди своей Австралии и всей этой земли, — маленький плюшевый медвежонок, с которого вчера еще можно было брать пример, а сегодня не нужно брать пример, ни в коем случае не нужно! Может, он потому и спустился со своего дерева, чтоб с него, чего доброго, не взяли пример…

А медведи — смеются. Даже в эту, такую серьезную минуту они смеются. Никто не верит, что этот игрушечный медвежонок может что-нибудь сделать всерьез. Ну, слезет с дерева. Ну, оставит свою жену. И потопает, откуда пришел, — в свой магазин игрушек.