Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 57



Тот ребенок — пока последняя жертва на пути к островам Пряностей. Мимо островов Талауд и Сангихе путь ведет к северо-восточной оконечности Сулавеси, оттуда проплывают между островами Тифоре и Маю.

«После того как эти острова остались позади, мы увидели на востоке в среду, 6 ноября, четыре высоко вздымающихся острова. Лоцман, еще остававшийся с нами, сказал, что это и есть Молукки. Тогда мы воздали хвалу богу и, ликуя, выстрелили из нескольких бортовых пушек. Наше чрезмерное проявление чувств понятно, ведь в поисках островов Пряностей мы двадцать семь месяцев без двух дней претерпевали муки и опасности и проходили через бедствия. Между всеми островами вплоть до Молукк мы измеряли глубину, которая достигала от ста до двухсот саженей. Значит, все здесь совсем не так, как утверждали португальцы; бесконечных мелей, препятствующих любому судоходству, и непроницаемых туманов — ничего этого нет».

Острова пряностей

У вас царят спокойствие и мир. Эти величайшие ценности оставили нашу землю и процветают на вашей, ибо у нас настали безбожные времена. Нами владеют алчность и страсть к захвату драгоценных пряностей а гонят в тот неведомый, спокойный мир.

Из письма Максимилиана Трансильвана архиепископу Зальцбургскому. 1522 год

Да, их не существует, этих выдуманных ужасов, которыми португальцы пытались отвадить отсюда своих испанских противников. Когда обе каравеллы 8 ноября 1521 года бросили якоря в гавани Тидоре, перед ними предстали цветущие тропические острова. Тидоре, как и соседний Тернате, на котором возвышается вулкан, упирающийся вершиной в облака, венчает высокая конусообразная гора. У ее подножия и на южных склонах также произрастают пышные леса. Воздух влажный, мох облепил деревья, окаймляет зеленым бордюром родники и водоемы; пестрые, переливающиеся всеми цветами радуги попугаи таятся в густом переплетении ветвей и предупреждают оленя-мунтжака об охотнике. Здесь по соседству с такими ценными породами деревьев, как железное и тиковое, растут гвоздичные деревья, ради которых европейцы предприняли столь тяжелое путешествие. Именно из-за невзрачной цветочной почки этого дерева, похожего на гигантский мирт, разгорятся более ожесточенные бои, чем за обладание многими золотоносными месторождениями земли. Недалеко от берега, на котором расположились бамбуковые свайные постройки жителей Тидоре, начинаются заложенные на террасах рисовые поля, посадки саго и кокосовых пальм; на краю поселков пасутся буйволы.

Сразу по прибытии возле кораблей появляется посольство султана. Эспиноса велит передать, что они посланники императора Карла и уполномочены заключить с их королем договор и получить пряности в обмен на испанские товары. В ответ ему дают понять, что здесь уже наслышаны о могуществе Испании и жаждут заручиться дружбой его императорского величества. Ну, это звучит довольно-таки неправдоподобно, так как португальцы, конечно, ничего не сообщали о своих конкурентах. Но изнуренным людям, которые теперь босиком в изодранной одежде стоят перед красноречивыми послами, очень приятно такое услышать. На следующий день сам султан Тидоре Альмансор посещает прибывших. Его прау сначала обходит вокруг каравелл. Эспиноса приказывает выйти в лодках ему навстречу. И вот наконец моряки увидели его — повелителя «Земли прославленной.

«Он сидел под шелковым балдахином, отбрасывавшим тень на него и кругом; перед ним стояли один из сыновей с королевским скипетром и двое слуг, державших золотые чаши для омовения. Кроме того, два других прислужника держали золотые мисочки, наполненные бетелем>.

Властитель, одетый в золототканый шелк, производит в высшей степени внушительное впечатление. Безусловно, это не объясняет подобострастия, с каким испанцы принимают его. Когда он ступил на флагманский корабль, «мы все приложились к его руке». Не скупились ни на глубокие поклоны, ни на дорогостоящие подарки. действительно, было бы глупо собственным высокомерием причинить вред отношениям, которые только начинают налаживаться. да стоит к тому же просто сравнить жалкий вид испанцев с блистающей роскошью свитой Альмансора, и одного этого будет достаточно, чтобы кое-кто из европейцев отбросил всю свою спесь.

А султан держится одновременно и приветливо, и гордо. Он ни разу не наклоняет голову; когда его провожают к капитанской каюте на корме, он входит в нее не через предложенную дверь, а выбирает другой вход, чтобы не пришлось нагибаться. С удовлетворением смотрит он на бархатное кресло, специально для него приготовленное, в то время как те, кто его принимает у себя на корабле, опускаются прямо на пол возле его ног. Начинается обмен любезностями. Альмансор дает понять, что он не только влиятельный правитель, но и знающий астролог. Ему приснилось, что испанцы появятся на его острове, но точное время их прибытия подсказала луна. далее беседа принимает более деловой характер. Султан получает в подарок богато расшитое одеяние, которое ему набрасывают на плечи, кресло, в котором он восседает, «тюк тонкого полотна, четыре локтя бордовой ткани, штуку красного атласа, отрез желтого камчатного полотна, много индийских платков, затканных серебром и золотом, кусок белого полотна из Камбея, два головных убора, четыре хрустальных стакана, двенадцать ножей, три больших зеркала, семь пар ножниц, шесть гребней и много других вещей». Приближенных Альмансора испанцы тоже заваливают дарами, пока их’ не останавливает султан: у него нет ничего, что смогло бы стать достойным ответным подарком испанскому королю, единственно, он сам себя отдаст ему в услужение, скромно объясняет он. Он горит желанием быть по крайней мере его верным и покорным подданным, принимать испанских путешественников, как родных детей, а свой остров отныне назвать Кастилией. Звучит по-королевски и мало чего стоит. Султан пережил знаменательный день — когда он отбыл, канониры дали в его честь салют.

Затем наступает напряженное время. Испанцы тут же принялись заполнять трюмы каравелл гвоздикой и платят торговцам — наверняка обдуманно — вдвое больше той цены, какую до сих пор назначали арабы и португальцы. За один бахар (от 200 до 240 кг) гвоздики они дают соответственно:

10 локтей30 хорошей красной ткани, или

15 локтей ткани худшего качества, или

26 локтей грубого полотна, или

25 локтей тонкого полотна, или



10 локтей индийской ткани, или

14 локтей желтой ткани, которая стоит в Испании 1 крусадо за локоть, или

35 стеклянных стаканов, или

55 фунтов киновари, или

150 ножей, или

50 пар ножниц, или

15 топориков, или

40 головных уборов, или

46 килограммов меди, или

55 фунтов ртути, или

З гонга

Пигафетта справедливо считает, что это очень выгодно. Разумеется, при желании гвоздику удалось бы сторговать и дешевле, но все торопятся и готовы на уступки. Итальянец лишь сожалеет, что Альмансор присвоил себе большую часть целых зеркал, основное количество которых разбилось во время плавания, — с зеркалами здесь можно было проворачивать наивыгоднейшие сделки.

10 ноября казначей флотилии, Карвальу и Пигафетта отправились с визитом к султану. Он с интересом выспрашивает их о ходе плавания, о жалованье каждого и о довольствии на борту. Потом он посвящает чужестранцев в дальнейшие планы. Он хочет завоевать соседний Тернате и провозгласить там королем своего племянника, для того чтобы оба острова можно было назвать владениями испанского императора. Альмансор пользуется случаем и выспрашивает разрешения в будущем военном походе воспользоваться печатью и знаменами короля Карла, видимо, даже просит чего-нибудь сверх того. Опять испанцам предоставляется возможность извлечь выгоду из локальных раздоров, но они уже стреляные воробьи. Они увертываются также от другого предложения султана, который охотно бы взял на службу одного или нескольких испанских советников, так как тем временем узнали о судьбе Франсишку Сиррана. Друг Магеллана умер в муках шесть-восемь месяцев назад. Сначала он командовал в военном походе против Тидоре флотом своего повелителя, султана острова Тернате, и одерживал победы. Поэтому вполне вероятно, что он был отравлен по приказу Альмансора, по крайней мере Пигафетта информирует нас именно так, но это только передача слуха, одного из многих, В смерти Сиррана были заинтересованы несколько человек. Например, Тристан ди Минезиш, посланный вице-королем Индии на Молуккские острова, после того как стало известно о плавании Магеллана. Минезиш должен был осуществить надлежащие приготовления, чтобы помешать испанскому авангарду на Востоке, а также он, наверное, имел задание доставить Сиррана в Малакку. Так как ему не удается ни то, ни другое, он видит в соотечественнике причину всех зол. По-видимому, он тогда и отдал приказ отравить Сиррана. Во всяком случае, совершенно ясно, что и Сирран, и прочие живущие на Тернате португальцы характеризовали Минезиша самым отрицательным образом, далеко не как4 защитника местных жителей; дело даже дошло до столкновения.