Очерки поповщины

В декабре 1796 года умер Задунайский, и гомельское имение досталось старшему его сыну, графу Николаю Петровичу, впоследствии канцлеру Российской империи. Гомель сделался любимым его имением, и граф великолепно устроил его. Бывая в Гомеле (а он редкий год не бывал в нем), граф Румянцев непременно посещал своих «подданных», облеченных в камилавки и кафтыри. В Лаврентьеве и других монастырях встречали его с царскими, можно сказать, почестями. Заблаговременно извещенная о приближении знаменитого гостя, монастырская братия выходила за ограду, встречала графа с колокольным звоном и пением духовных песен. Навстречу посетителю выносились кресты, иконы, хоругви, зажженные свечи. Румянцев, приложась ко кресту, обыкновенно входил с пением иноков в часовню, прикладывался к образам и затем отправлялся к настоятелю. Иногда принимал участие и в братской трапезе. Можно представить, какое впечатление производили на старообрядцев, особенно живших в отдаленных от Белоруссии краях, такие посещения их монастырей столь важным государственным сановником. Нимало не удивительно, что в кругу старообрядском и доселе есть старики, полагающие за несомненное, будто канцлер сам придерживался «старой веры». Чем же иным, говорят они, можно объяснить то великое участие, которое граф Николай Петрович принимал во всем, относящемся до Лаврентьева и других на его земле устроенных монастырей? Он был ктитором их и втайне придерживался «древляго благочестия». Одно то обстоятельство, что он пожертвовал в Лаврентьев монастырь «походную икону своего знаменитого родителя, с которой он подвизался против турок, не служит ли, говорят они, тому доказательством?

Конечно, нельзя допустить, чтобы покойный канцлер был действительно раскольником. Ни воспитание его ни вся молодость его, проведенная за границей среди дипломатов, ни отношения его к пастырям православной церкви не дозволяют ни на минуту сомневаться в том, что он никогда не был раскольником. Тем не менее в известных нам правительственных архивах сохранились следы о странном покровительстве его старообрядским монастырям, которое до некоторой степени не может не казаться загадочным. Так, например, в августе 1838 года могилевский губернатор Марков нашел в Лаврентьеве монастыре довольно богатую ризницу, в которой особенно замечательна была «небольшая старинная икона, в позлащенном окладе, принесенная в дар канцлером графом Н. П. Румянцевым и известная под именем походной. Таковые же иконы Румянцев принес и во все прочие монастыри и часовни, находившиеся в гомельском его имении».

Канцлер, тотчас, как получил по смерти родителя гомельское имение, оказал особенное покровительство Лаврентьеву монастырю. Вскоре после смерти Лаврентьева преемника, игумена Феофилакта, когда монастырская братия была занята избранием ему преемника, приехал в монастырь местный комиссар[436] Харкевич и вмешался в выборы. Произошли пререкания, за которыми последовали угрозы комиссара запечатанием часовни и келий, разогнанием иноков и даже гневом недавно перед тем воцарившегося императора Павла… Харкевич упомянул даже про кибитки, в которых повезут лаврентьевских монахов в Сибирь… Монахи перепугались и написали слезно-жалобное письмо к своему «милостивому благодетелю и отцу» графу Н. П. Румянцеву, прося его защиты. Ответное письмо к Шустову, гомельскому казнохранителю, управлявшему в то время всем румянцевским имением, и подписанное самим Румянцевым, сохраняется доселе в архивных делах. Вот оно:

«Яков Шустов! С получения сего имеешь объявить старообрядческаго Лаврентьева монастыря инокам, что я письмо их получил и сожалею о смерти начальника их Феофилакта, тем более, что он был, кажется, добрый и тихий человек. Но что ж касается до жалобы их в притеснении комиссара Харкевича, то уверь их, что оныя кончились отрешением, по достоинству, за произведенные им наглые и дерзкие поступки, чрез причинение моим подданным обид, — от должности. А на место его определен комиссаром Семковский,[437] человек, по опытности знающий порядок, также и хранящий справедливость; следовательно ожидать должны, что посредством его не токмо они, но и все мои подданные будут совершенно защищены от всяких угнетаний. 11-го апреля 1798 г. Граф Николай Румянцев». «Получено мая 6-го дня 1798 года».[438]

Сам могилевский губернатор получил при этом немалые неприятности. С тех пор, в продолжение сорока почти лет, Лаврентьев и другие монастыри, находившиеся на земле Румянцева, были как бы изъяты от ведения уездной и губернской администрации.

Граф Румянцев, заботясь о порядке в «своих» старообрядских монастырях и о твердом хранении в них иноческого устава, силою помещичьей власти, а несравненно более силою своего государственного значения, распоряжался, ничем не стесняясь. Он изгонял из монастырей пришедших со стороны раскольников, если они чем-нибудь провинились перед игуменом обители и перед собором монастырским. Он приказывал телесно наказывать монахов и бельцов, находившихся в крепостной от него зависимости. Он самолично, или чрез управлявшего гомельским имением г. фон-Фока, разбирал монастырские ссоры и неурядицы и строго наблюдал за непорочностью инокинь и белиц Спасовой слободы. Немец фон-Фок[439] переписывался по духовным делам с лаврентьевским игуменом Симеоном и, немного, конечно, смысля в деле раскола, пускался в курьезные рассуждения о правилах старообрядского жития, выдумывая при удобном случае из своей головы небывалые изречения апостола Павла. Г. фон-Фок до того простер заботу о целомудрии разгульных белиц и инокинь Спасовой слободы, что возвел в сан игуменьи девичьего монастыря инока, не приняв во внимание, что избранная по его административным соображениям игуменья принадлежит не к тому полу.[440]

Под покровительством Румянцева, гомельские старообрядские монастыри достигли цветущего состояния, особенно Лаврентьев. Во всех монастырях было более двухсот человек братии, в женском же до тридцати монахинь, не считая огромной вереницы непостриженных девок. И в мужских и в девичьем монастыре, в надежде на мощную защиту государственного канцлера, преспокойно жили беглые и беспаспортные. Земская полиция Белицкого уезда не решалась их преследовать, вероятно, памятуя участь комиссара Харкевича. Даже не на землях Румянцева в Белицком уезде привольно было жить старообрядцам: в начале нынешнего столетия неподалеку от гомельского имения устроился новый поповщинский монастырь — Никольский. Он заведен был, в имении пана Поцея, помещика польского происхождения.

Чем же объяснить такое покровительство графа Румянцева старообрядству? Знавшие лично канцлера объясняют это очень просто. Граф, собравший (преимущественно у старообрядцев) драгоценное собрание старинных русских рукописей, находящихся ныне в Московском музее, несмотря на огромное состояние, несмотря на то, что у него не было потомства, был неимоверно скуп. Так, он Калайдовичу за такой труд, как «Иоанн экзарх Болгарский», заплатил только 25 р. ассигнациями; такую же плату получали от него и другие составители и переводчики издаваемых им книг. Ограждая «своих подданных» старообрядцев, покровительствуя им, принося в дар их монастырям родовые иконы, Румянцев за бесценок, а большею частью и совсем даром, приобрел драгоценное собрание. Старообрядцы Лаврентьева и других монастырей, посредством своих агентов, повсюду собирали древние рукописи и дарили их могущественному покровителю.

По смерти Феофилакта игуменом Лаврентьева монастыря избран Симеон (1797 г.), пользовавшийся большим уважением старообрядцев не только местных, но и отдаленных. Особенно он был уважаем в Петербурге. Был он уроженец города Ржева, пришел в Лаврентьев монастырь еще в молодости и прожил там до преклонных лет. Пользуясь особенным покровительством графа Румянцева, этот домостроительный игумен успел довести бедный до того монастырь до цветущего состояния.

436

В роде нынешнего станового пристава.

437

Поляк-католик.

438

Это письмо графа Румянцева, с другими подобными документами и с разными денежными актами и долговыми обязательствами к Лаврентьеву монастырю разных старообрядцев Огороденской волости Гомельского (прежде Белицкого уезда), тщательно сохранялось в ризнице Лаврентьева монастыря. По упразднении его в 1844 году, присланные правительством чиновники их не нашли, и десять лет все полагали, что эти документы пропали. Впоследствии оказалось, что их вместе с мощами Викентия тайно взял с собой последний лаврентьевский игумен, инок Аркадий (Шапошников), впоследствии экзарх некрасовский и епископ славский. Бумаги эти найдены в 1854 году чиновником особых поручений при бывшем харьковском генерал-губернаторе Кокошкине, штабс-ротмистром Родзянко, во время обыска, произведенного им в городе Черкассах, Киевской губернии, в тамошнем женском старообрядческом монастыре, в келии родной сестры Шапошникова, вдовы Анны Родионовны Беликовой. Теперь они хранятся в архиве министерства внутренних дел.

439

[Г. фон-Фок впоследствии был директором особой канцелярии министра внутренних дел и заведовал делами о раскольниках. Потом, в начале царствования императора Николая, был первым управляющим III отделения собственной его величества канцелярии.]

440

Собственноручное письмо г. фон-Фока взято у Анны Беликовой. Вот оно: «Лаврентьева монастыря начальнику отцу Симеону. Чрез пятигодичное мое в Гомеле пребывание не вижу порядка, кроме расстройства, в девичьем слободы Спасовой монастыре, как монахини с прочими белицами беспорядочно жительствуют и принимают к себе различного рода бродяг, за что в прекращение их своевольства не имеющие над собой настоящей начальницы! За что я определяю оный монастырь девичий под ваше смотрение и ведение, дабы вы определили к ним строгого и честного поведения монаха, который бы их соблюдал и увещевал к порядкам и житию законному, яже пишет (?) апостол Павел: «подобает монахиням благоговейно, в тихости, кротости, воздержании, в посте и молитвах, а не в пьянстве и злогласовании». Но я вас закону и обряду вашему не учу и не запрещаю, а как вы о законах сами учены, известны, так и его наблюдайте и моление свое к небу простирайте. Во-вторых, апостол Павел вопиет (?): «аще кто повинуется власти земной, той и повинуется Богу, аще кто противится власти земной, той противится и Богу». Но я вам вкратце (sic) пишу, за то, что вы о законах сами известны. Беспорочное и Богу угодное житие ваше, устройство и порядок, которое в монастыре, вами управляемом, существует, кротость, поведение и строгое ваше наблюдение правил монашеских удостоверяют меня, что вы восстановите в девичьем монастыре такой же порядок к благоугодности Божией и в повиновении святых Его заповедей. Если ж бы, сверх чаяния моего, на обуздание развращенных и на приведение их в послушание, нужна быть могла власть светская пли помещичья, то изволите отнестись ко мне или казнохранителю Шустову, коему надзор от меня поручен, и ожидайте во всех случаях, где к порядку и устройству клонится, моего беспрекословного содействия. Иаков Фок. Марта 29-го дня 1804 года, № 437». Курьезный документ этот хранится в архиве министерства внутренних дел.