Страница 65 из 96
— Ну мне ведь нужно думать о Тома, — прервал его я, — и о Доминик. Я не могу просто сесть на лошадь и ускакать, куда глаза глядят. У меня есть обязательства.
— Но разве Амбертоны не заботятся о Тома?
— Без него я никуда не уеду, — твердо сказал я. — Он мой брат. Мы должны быть вместе. И Доминик.
Он фыркнул; я повернулся и уставился на него.
— Что? — спросил я. — Что это значит?
Он пожал плечами и посмотрел так, будто не хотел отвечать.
— Просто… — помедлив, начал он, тщательно подбирая слова. — Не думаю, что она так уж нуждается в твоей опеке, вот и все. Похоже, она вполне может сама о себе позаботиться, если хочешь знать мое мнение.
— Ты ее не знаешь.
— Я знаю, что она тебе не сестра, — сказал он, и слова прозвучали очень отчетливо, но были так неожиданны, что их смысл не сразу дошел до меня. — Это уж я знаю точно, Мэтти.
Я уставился на него и почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица.
— Как ты?.. — начал я. — Откуда ты это узнал?
— Это видно по тому, как ты на нее смотришь, — ответил он. — Я заметил. И по тому, как она подчас на тебя смотрит. Это взгляды двух людей, связанных не кровными узами, а чем–то большим, если хочешь знать. Может, я и провел всю жизнь в этой клетке, но об этом–то уж кое–что знаю.
Я обмяк, привалившись к дереву, и на миг задумался, почему я не решился рассказать ему об этом раньше. Почему мы не объяснили это всем. Сперва мы боялись, что нас могут разлучить, и потому придумали эту ложь, но потом сжились с нею, и теперь уже слишком сложно объяснить наш обман.
— Кто–нибудь еще знает? — спросил я, но он покачал головой:
— Пока нет, насколько мне известно. Но что бы ты к ней ни чувствовал, ты не сможешь подчинить ей всю свою жизнь. Живи собственной.
Я кивнул.
— Когда–нибудь мы уедем, — сказал я. — Когда будем готовы.
— Так ты ее любишь? — спросил он и, к моей досаде, я отчаянно покраснел. Хотя чувство жило в моей душе вот уже пару лет — всепоглощающее желание, терзавшее меня с утра до ночи, видел я ее или нет, — я старался не выдать себя и никому об этом не говорил, а когда меня вдруг спросили, я понял, что мне не хватает слов. Но:
— Да, — сказал я в итоге. — Люблю. Все просто.
— И думаешь, она тебя тоже любит?
— Еще бы, — ответил я, на сей раз — без колебаний, хоть и не был в этом уверен. — А что тут не любить? — добавил я с улыбкой, чтобы разрядить мгновение.
— Не знаю, — задумчиво ответил он, и на миг я озадачился, в чем он сомневается — в том, что меня можно любить, или же в ее любви ко мне.
— Дело в том, — продолжал я, не обращая внимания на его сомнения и как никогда желая уверить себя в ее чувствах, — дело в том, что она смотрит на меня, как на своего… — Я замолк, пытаясь сообразить, кем же она меня считает. — Как на своего… своего… — И, хоть убейте меня, я не мог закончить фразу. Джек просто кивнул, допил бутылку, поднялся и потянулся.
— Она верит в это, понимаешь, — сказал он. — В эту ложь. Она заставила себя поверить, что это правда.
Я недоуменно уставился на него.
— Что вы — брат и сестра, — пояснил он. — Она уверила себя, что так оно и есть.
— Она просто скрывает свои чувства, — сказал я. — Ты не знаешь ее так, как я.
Он рассмеялся:
— Не уверен, что мне этого хотелось бы, Мэтти.
Я вскочил и гневно воззрился на него.
— И что же это означает? — спросил я, непроизвольно сжав кулаки, словно желал заставить его отказаться от этих слов.
— Я просто хотел сказать: что бы ты к ней ни чувствовал, это не гарантирует, что она испытывает к тебе то же самое, вот и все. Может, она просто играет тобой. Ты для нее — как страховая сетка. Она знает, что может рассчитывать на тебя, не давая ничего взамен.
— Но что она может дать взамен? — в бешенстве спросил я, и он помедлил, прежде чем ответить.
— Ну когда ты последний раз проводил ночь в ее комнате, Мэтти?
Едва эти слова слетели с его губ, я нанес первый удар. Он быстро отступил, так что мой кулак просквозил мимо его лица, даже не коснувшись его. Он схватил меня за руку и хохотнул.
— Полегче, — сказал он, слегка обескураженный моей реакцией.
— Возьми свои слова обратно! — закричал я, покраснев — особенно после того, как он крепко ухватил мою правую руку и явно не собирался ее выпускать. — Ты ее не знаешь, так что возьми свои слова обратно.
Он оттолкнул меня, я споткнулся о корень и тяжело рухнул на землю. Мою спину пронзила боль и я застонал. Джек смотрел на меня, яростно пиная ногой землю.
— Посмотри, что ты натворил, — сказал он. — Я не хотел делать тебе больно, Мэтти. Я просто сказал что сказал, вот и все. Ни к чему все это.
— Возьми свои слова обратно, — повторил я, хотя находился не в том положении, чтобы указывать ему, но был готов подняться и броситься снова, если надо.
— Хорошо, хорошо, беру, — вздохнул он и покачал головой. — Но ты подумай, о чем я тебе сказал. Может, тебе это в чем–то поможет. Вот. — И он бросил в меня деревяшкой; я поднял ее и, посмотрев, наконец–то понял, что это. Он тщательно выдолбил полено изнутри, оставив рамку вокруг пустоты — в моей руке была прочная клетка. Это походило на какую–то головоломку или игрушку; я был зол на него за то, что он наговорил о Доминик, и эта неожиданная стычка меня очень расстроила. Мне хотелось продолжить наш разговор, убедить его в том, что она любит меня, но он уже направился к дому и через пару минут скрылся за холмом, оставив меня в одиночестве, с деревянной коробочкой в руках.
— Она меня любит, — пробормотал я, поднимаясь и отряхивая штаны.
Золотисто–коричневый песок под моими босыми ступнями — я погрузился в него так глубоко, что не мог пошевелить конечностями. Я откинулся на спину, и контуры тела отпечатались в песке, солнце обжигало мою кожу. Я только что выплыл из холодной воды, кожа была влажной, капельки беспорядочно стекали по груди, и ноги казались темнее от того, что волосы прильнули к коже. Я провел рукой по телу, наслаждаясь прикосновением к теплой коже — глаза закрыты от солнца, тело расслаблено. Я мог бы лежать здесь целую вечность, подумал я. Но вдруг моя рука сама собой поднялась и, странно изогнувшись, принялась трясти меня за плечо, вырывая из объятий сна.
— Матье, — говорила миссис Амбертон; спросонья ее необъятные формы, облаченные в ночную сорочку, показались мне адским видением. Я облизал губы, громко зевнул и в замешательстве уставился на нее. Что она здесь делает? — спросил я себя. Мне снился такой приятный сон. — Матье, — повторила она, голос ее стал громче, грубые пальцы трясли меня за голое плечо. — Поднимайся. С Тома неладно.
Глаза у меня открылись, я сел на кровати, тряся головой и неловко отбрасывая пальцами волосы с глаз.
— Что с ним неладно? — спросил я. — Что происходит?
— Он в кухне, — ответила она. — Поднимайся. Иди посмотри на него.
Она ушла, я кое–как выбрался из постели, поспешно натянул штаны и вышел из комнаты. Тома, которому недавно исполнилось восемь лет, сидел на коленях у мистера Амбертона в кресле–качалке перед камином и трагически стонал.
— Тома? — спросил я, наклоняясь к нему и кладя руку ему на лоб, чтобы проверить температуру. — Что с тобой?
— Пшёл, — прошипел он, отбрасывая мою руку. Глаза у него были закрыты, а рот широко открыт. Хоть я едва коснулся его лба, но успел почувствовать, какой он горячий, и удивленно посмотрел на миссис Амбертон.
— Он весь горит, — сказал я. — Что с ним, как вы думаете?
— Летняя лихорадка, — сказала она. — Я так и знала. Ему нужно просто перетерпеть это, вот и все. Но сейчас ему очень худо, верно? Ему б лечь в постель, а он не хочет.
— Тома, — позвал я, тряся его за плечо так же, как она будила меня, — пойдем, тебе нужно лечь. Тебе нездоровится.
— Я хочу Доминик, — внезапно заявил он. — Я хочу, чтобы она уложила меня в постель.
— Но ее здесь нет, ты же знаешь, — ответил я, удивившись, что он заговорил о ней.