Дворянин великого князя

— Эй, ты! — обратился он к парню. — Здеш­ний?

— А что?

— Да ничего. Мне нужен каретник Прохор. По­кажи дорогу!

— Пошли, поищем, — сказал парень и напра­вился вдоль улицы таким быстрым шагом, будто не хотел, чтобы Алеша шел рядом с ним. Алеша двинулся следом, готовый в любую минуту убе­жать. Они миновали несколько стоящих особня­ком домов и оказались в безлюдном закоулке. По одну сторону тянулись бревенчатые стены каких-то амбаров, по другую — густая рощица.

Алеша начал уже с тревогой оглядываться, как вдруг услышал знакомый голос, тихо окликнув­ший его по имени. Он вздрогнул, повернул голову и бросился в кусты прямо в объятия стоящего там человека. * *

—' Государь Василий Иванович! — прошептал Алёша, прижимаясь лицом к груди Медведева.

Егор, шедший впереди, оглянулся и тоже шмыг­нул в кусты.

Вскоре Картымазов и Филипп присоединились к ним, собравшись на маленькой поляне, в глуби­не рощицы.

— Я уж думал, все, — качал головой Алеша, — не найдете!

— Ну-ну, Алеша, — с напускной строгостью го­ворил Медведев. — Держи себя в руках. Это пустя­ки. Впереди нас ждут и не такие дела!

Когда волнение улеглось и Алеше чудом уда­лось уцелеть после объятий Филиппа, он принял­ся рассказывать:

— Кожух держал меня при себе до самой ночи. Он весь вечер пил, а я ему все подливал. Думал, так будет лучше. Я влил в него четыре огромных кувшина, и он был почти готов. И тут как нача­лось! Сперва страшно грохнуло, мы не успели еще ничего сообразить, как частокол уже горит. Я бы­ло замахнулся кувшином, хотел Кожуха оглушить, но тут вижу — во двор влетают какие-то незнако­мые всадники и бьют насмерть людей Кроткого. Я сразу понял, что они успеют добраться до На­стасьи Федоровны раньше меня. Тогда я давай трясти и тормошить Кожуха, а он обомлевший си­дит и не понимает, что вокруг происходит. В об­щем, кое-как я его привел в чувство, он наконец очнулся, кликнул уцелевших людей, и пока они несколько минут сдерживали нападающих, мы с ним успели привести Настасью Федоровну из темницы в дом. Я подумал, что лучше будет, если мы все вместе убежим от Синего Лога подальше, потому что не знал, что это за люди нападают и что они потом могут с нами сделать. Мы впяте­ром — Кожух, трое его приближенных людей и я — унесли Настасью Федоровну через подземе­лье и проскочили в калитку, благо конюшни неда­леко и я успел привести лошадей, пока их не за­хватили нападавшие. Я рассчитывал, что где-то в лесу на отдыхе как-нибудь обману эту четверку, а сам с Настасьей Федоровной улизну, но по дороге к нам пристало еще пять человек, которых Кожух выставлял подальше от Синего Лога в засаду на вас, теперь их стало уже девять, и я ничего не мог сделать. До самого Рославля мы не спали. Но зна-, ки я оставлял, как мог. И все потихоньку утешал Настасью Федоровну. Она молодчина! Держится. А сейчас ее в чулане закрыли на* нижнем этаже. Все спят. Когда я вернусь, разбужу Кожуха, потому что купец пригласил его на завтрак. Вот тогда появится целый свободный час. А сейчас я должен купить карету для Настасьи Федоровны. Пока воз­ле чулана, где ее заперли, на страже слуга Быка стоит. Когда я вернусь с каретой — сменю его. Может, тогда можно что-нибудь придумать, пока Кожух будет выпивать с Быком, а у меня будет доступ к Настасье Федоровне, а?

— Знаешь, Алёша, — решил Медведев, — чтобы не терять времени, ступай за каретой, а мы пока все обсудим. Егор пойдет с тобой, на обратном пути заглянете сюда, а мы к этому времени ре шим, что делать.

Алеша выбрался на дорогу и отправился разы­скивать каретника. На некотором расстоянии за ним с видом деревенского бездельника плелся Егор.

Тем временем Картымазов, Медведев и Филипп, каждый по очереди, прошлись мимо купеческого дома, внимательно разглядывая его со всех сто­рон. Когда они снова встретились в рощице, Фи­липп возбужденно схватил Василия за руку.

— Ты видел?! Нет, ты видел, чем украшены во­рота?

— Да, там'какие-то грифоны.

— Неужели ты не понял?! Это же и есть желез­ная птица! Ты видел, что у них раскрыты пасти?

Они же поют! Вот он — знак! Все должно полу­читься!

— Но грифон — не совсем птица, — усомнилсяМедведев.

— Послушайте, — перебил их Картымазов, —  у меня появилась великолепная мысль: вот где на­конец может пригодиться маленький рост, кото­рый я проклинаю всю жизнь…

Когда через час Алеша и Егор вернулись с каре­той, план освобождения Настеньки был разработан. Алешу посвятили во все подробности, и друзья рас­стались, чтобы ровно в полдень встретиться во дво­ре купца Елизара Быка.

Старая, выцветшая зеленая карета с маленьки­ми окошками, плотно затянутыми полинявшим желтым бархатом, уже тронулась по дороге к до­му Быка, как вдруг Алеша соскочил с козел и вер­нулся:

— Да, Василий Иваныч, чуть не забыл! Тот па­рень, ну, что вы тогда захватили ночью, — это во­все не Васюк Филин. Он-то и есть Степан Ярый!

Глава шестая

ПОПЫТКА КАРТЫМАЗОВА

 Симон Черный сидел в большом мягком кресле у окна. Сквозь щель между плотными занавесями, создающими в маленькой комнатке полумрак, он меланхолично наблюдал за будничной жизнью во дворе. Левой рукой Си­мон поглаживал черную кошку, дремавшую на его коленях, а в длинных белых пальцах правой дер­жал наполненный вином хрустальный кубок вене­цианской работы. Рядом стоял маленький столик, на нем — вина, фрукты и восточные сладости.

Время от времени Симон отпивал маленький глоток, не упуская ни слова из разговора, проис­ходившего в двух шагах от него за тяжелой зеле­ной шторой, которая отделяла эту маленькую комнатку от светлицы, где Елизар Бык угощал зав­траком своего нечаянного гостя.

Ян Кожух получил прозвище Кроткий благода­ря удивительному выражению своего лица, совер­шенно не вязавшемуся с его характером. Рыхлый крупный обрюзгший человек с мясистым носом и болезненными припухшими глазами, Ян Ко­жух обладал привычкой особым образом поджи­мать губы и держать голову чуть склоненной, как держат ее святые на иконах, отчего лицо его при­обретало выражение необыкновенной кротости и терпения, при этом он еще чуть косоглазил к казалось, постоянно стремился рассмотреть кон чик своего носа, что еще больше придавало ем; вид смиренного мученика и страдальца. Однакс сеточка красных прожилок, покрывающая еп большой нос, не оставляла никаких сомнений что этот святой на вид человек одержим постоян ной и неутолимой жаждой.

Если бы не щекотливое положение беглеца, Яь Кожух Кроткий, наверно, не скоро бы вышел и; дома Быка, а завтрак, постепенно превратившие! в обед, незаметно перешел бы в ужин, после чегс пришлось бы звать четырех слуг, чтобы отнеси-бесчувственное тело гостя в постель. Но, памяту* о предстоящей дороге, Кожух изо всех сил ста рался пить в меру, что давалось ему с большие трудом по двум причинам: вина были прекрасны­ми, а мера — понятием, безграничным.

— Увы, дорогой Елизар, несчастья посланы нам свыше, чтобы испытать наше смирение, — печаль* но вздыхал он, рассказывая о своих бедах, — и ес­ли бы не ты и твоя всему миру известная доброта,я подох бы в дороге от усталости и жажды.Он выпил и деловито спросил:

— Так на чем это я остановился?

— На том, что ты послал письма соседям.

— Вот-вот. Я предложил этим несчастным по­мощь. Совершенно бескорыстную дружескую по­мощь, Елизар. Ты ведь знаешь, да и все знают, ка­кой я добрый человек. Я просто места себе не на­хожу, когда вижу людское горе. Но я всегда бываю жестоко наказан за свою доброту. Жестоко! И вот = на меня нападает это чудовище, этот из­верг — Леваш Копыто. За что, Господи?! — Кожух закатил глаза и сделал вид, что помолился. — Этот кровавый злодей убил моих бедных ребят! Всех! А моя дорогая, любимая жена… мои детки… Боже мой, Боже… Есть же на свете такие убийцы! А еще перед этим я потерял своего лучшего друга!