Дневник мамы первоклассника

4 сентября Пока учимся, но уже не хочется

Вставали тяжело. Я хоть и проснулась, но подняться не было сил.

— Может, перейдем на домашнее обучение? — спросила я мужа.

— Подъем! Подъем! Петушок пропел давно! Детки в школу собирайтесь! — раздавался его бодрый крик из коридора. Он держал в руках музыкальную игрушку-петушка, который истошно кукарекал… Убила бы…

Собрались, ушли. Я их проводила, не приходя в сознание.

Пошла забирать… Вася скатился с лестницы, свалил на меня портфель с курткой и умчался под дерево играть с мальчишками в «цуефа», аналог нашей «камень-ножницы-бумага».

— Первый «А», подойдите все сюда, — позвала нас, родителей, Светлана Александровна, — буду давать домашнее задание. Дашенька, дай мне свои тетрадочки, — попросила она у девочки. — Здесь нужно раскрасить, а здесь прописать, — высоко подняв тетради, говорила учительница.

Тетрадь была образцово-показательной. Рисунки аккуратно раскрашены, палочки ровненькие, кружочки один к одному. Дашина мама стояла гордая, как будто это она нарисовала и раскрасила. Васину тетрадь никогда бы не показали. Я успокаивала себя тем, что есть много достойных людей, которые не только пишут, как курица лапой, но еще и с ошибками.

— А у Тома Круза вообще дисграфия. Или дислексия, я точно не помню, — сказала мне мама Васиного друга Димы. Видимо, она подумала о том же, о чем и я.

Васю с Димой, как самых высоких, посадили на задние парты. Неудивительно, что они подрались, сломали друг другу карандаши и поменялись тетрадями. О чем нам и сообщила Светлана Александровна. Мы с Диминой мамой кивали и говорили: «Они больше не будут». Димина мама сама виновата — нечего было спрашивать, как они себя вели и что делали.

Вася с Димой тем временем отломали от дерева по ветке и дрались, как на шпагах. Вася бился так, как играет в теннис. Делал замах и лупил смэш. А Дима дрался как мушкетер. Стоял в позиции и даже вскинул левую руку. Оба — мокрые, с торчащими из штанов рубашками. У Димы еще и галстук-бабочка съехал набок и висел, как бант у пуделя.

— Что ж вы делаете? — кинулась к ним какая-то бабушка.

— Это я виновата, — сказала девочка Настя.

С Настей Вася познакомился еще первого сентября. Сегодня они с Димой решили, что Настя — самая красивая.

Светлана Александровна отвлеклась на проблемы активности и неактивности других первоклассников, мы с Диминой мамой дружно сказали: «Пасиб, дсвиданья, Сланасанна» и прытко поскакали к воротам.

Вася, Дима, Настя и примкнувший к ним Антон висели на заборе. Упитанный Антон высоко не залез. Его бабушка тянула внука вниз за штанину и обещала «надавать по жопе», как только снимет с забора. Антон, понятное дело, слезать не хотел и дрыгал ногой, которую схватила бабушка. Бабушка отцепилась от штанины и надавала ему прямо на заборе, благо попа была рядом, прямо перед глазами.

— Вася, слезай, пойдем домой! — крикнула я.

— Дима, слезай, — сказала его мама.

Няня позвала Настю. А потом был жуткий скандал. Оказалось, что Диме и Насте — в одну сторону идти, а Васе — в другую. Получалось, что Дима провожает Настю.

— Вон, видишь, Настя за угол повернула. Она одна идет, — успокаивала я сына. — Расскажи, что в школе было.

— Нет, с ней Дима! — кричал Вася. — Я тоже хочу Настю провожать!

— Завтра пойдешь, сейчас мы ее уже не догоним, — пыталась договориться с сыном я.

— А Дима? — перестал кричать Василий.

— Что Дима? — не поняла я.

— А если Дима тоже захочет?

— Тогда договоритесь и провожайте Настю по очереди. Чем кормили-то?

— Какавой и кашей. Я не ел, потому что каша была по вкусу как пюре из картошки. А какаво мне понравилось. Бабушка мне такое дает. Мы с Димой поменялись — он мне какаво, а я ему кашу.

— Вася, не какаво, а какао, — поправила я.

— Какая разница? — не понял ребенок.

— А на уроках? Что делали?

— Не помню. Какаво помню, а на уроках не помню.

Домашнее задание опять делали с криками. Вася сказал, что он не будет писать и раскрашивать. Раскрашивают девочки, Настя, например, а они с Димой решили не раскрашивать. И если не написать пропись, то ничего не будет. Светлана Александровна не заметит. Антон не написал, и ему ничего не было.

— А зачем вы тетрадями поменялись? — спросила я, вспомнив рассказ учительницы.

— А какая разница? Там же все одинаковое. Только цыплят мы с Димой в разные цвета раскрасили. Я в синий, а он в зеленый.

— А где вы видели синих и зеленых цыплят? Они же желтые.

— Мне желтый цвет не нравится. И Диме, наверное, тоже.

— Надо сделать домашнее задание. Я не хочу, чтобы тебя Светлана Александровна ругала, — сказала я, когда мы пришли домой.

— Она не будет ругать. Она всем говорит «молодец».

— А ты руку поднимаешь на уроке?

— Нет.

— А почему?

— И так много кто поднимает. Учительнице есть из кого выбрать.

— Но ты же знаешь ответ?

— Знаю.

— Тогда тоже поднимай руку. Как же тогда учительница узнает, что ты знаешь?

— Мама, она же не глупая. Она же учительница. Она про первый класс все сама знает. Я поднимал руку, один раз, только она меня не спросила.

— Потому что вас много.

— Вот и я тебе говорю про это.

— Так, хватит мне зубы заговаривать. Делай уроки.

— А может, потом?

— Потом будет суп с котом.

— С настоящим?

— Нет, присказка такая.

— А что такое присказка?

В общем, он своего добился. Я полезла в книжный шкаф, нашла книжки и долго рассказывала сыну, что такое пословица, поговорка и присказка. С примерами. Чем одно отличается от другого. Сын слушал и играл в рыцарей.

— Так, все, теперь уроки, — сказала я, когда окончила свою лекцию о народном творчестве.

— Я есть хочу, — жалобно проговорил Вася.

— Ладно, пойдем поедим. А потом за уроки.

Мы ели. Вася даже съел две ненавистные ему котлеты — так сильно ему не хотелось идти делать домашнее задание.

— Все? Наелся?

— А чай с тортиком?

— Вася, ты правда хочешь чай или ты время тянешь?

— Правда хочу. — Ребенок смотрел на меня такими голодными и искренними глазами, что я поверила.

— Что ты не пьешь?

— Горячий.

Я подбавила холодной воды.

— Пей.

— Теперь холодный.

Я поставила кружку в микроволновку.

— Не сладкий.

— Добавь сахар.

— А лимона нет?

Когда я рылась в холодильнике в поисках лимона, до меня дошло, что я стала старой и легковерной.

Потом Вася решил убрать книги с пола и собрать своих рыцарей в коробку. Отмазка сработала. А потом у него иссякла фантазия и он, вздыхая, потягиваясь и подволакивая ногу, сел за стол. Еще минут десять ушло на копание в пенале, затачивание карандашей, открывание и закрывание ручки, игру в баскетбол из-под чупа-чупса. Он включал и выключал лампу, надувал воздушный шарик, смотрел в окно, ковырял в носу, разглядывал то, что наковырял. Потом ему на глаза попались ножницы, и он отстриг ими сначала лист цветной бумаги — по краю, как бахрому, а потом и край тетради по математике.

— Уроки! — призывала я. — Ты так каждый день будешь делать? Давно бы уже закончил.

Потом он написал мне записку, которую можно было читать только с армянским акцентом: «Нибуду нихачу хачу в рыцарев играт».