Прикосновение тьмы

— Эй, ты как? Все хорошо? — спросил он.

— Конечно. Просто не выспалась. А ты? Неважно выглядишь.

Мальчик пожал плечами.

— Забыл вчера куртку захватить. Перемерз по дороге домой.

— Боже мой… — Она подняла на него глаза. — Совсем забыла…

Она и не подумала, что Джонатану придется идти домой — он редко ходил пешком.

— А ведь такая холодрыга была!..

Он улыбнулся и хохотнул:

— Мне-то можешь не рассказывать!

Джессика виновато потупилась. Вчера она здорово перепугалась, но хотя бы сидела в тепле. А Джонатану пришлось несколько миль топать по улицам. Она снова посмотрела в его карие глаза и тихо произнесла:

— Знаешь, ты ведь мог бы зайти…

Передняя стеклянная дверь распахнулась под визг ржавых петель.

— Где они?! Вы их не видели?!

Ребята повернулись на крик. Из обветшалого домика появился пожилой мужчина с обветренным лицом и многодневной щетиной. Растопырив пальцы, он дико размахивал руками и таращился на крыльцо, как будто пытался схватить нечто невидимое.

— Смылись!

— Простите, — подала голос Джессика, — а кто… смылся?

— Мои малышки…

Он поднял взгляд и уставился на девочку, прищурившись сквозь белесую пелену в глазах. Паника на его лице сменилась растерянностью, и на подбородке заблестела струйка слюны. Вдоль морщинистых скул топорщились белые кустики бороды, будто лезвие бритвы не доставало до дна старческих расщелин.

— Ничего, пап, я их найду.

Через дверь Джессика четко увидела в Фокусе бледное лицо Рекса в очках. Снова скрипнули ржавые петли, и мальчик ухватил отца за плечо.

— Посиди там, а мы их поищем.

Рекс затащил отца в дом. Тот после уговоров сына перестал орать и только бормотал что-то себе под нос. Дверь за ними захлопнулась и еще несколько секунд покачивалась на петлях, ударяясь о косяк.

Джессика протянула руку и сжала ладонь Джонатана.

— Кстати, я поблагодарила тебя за то, что ты пришел?

— Я бы запомнил, это точно, — хрипло ответил он.

Вновь послышались шаги, и Джонатан выпустил ее руку.

— Народ, это вы недавно звонили?

Рекс открыл двери и вышел на улицу, щурясь от солнца. Он махнул рукой в сторону трех садовых стульев у края крыльца. На нем было то же неизменное облачение, в каком он изо дня в день появлялся в школе: темные брюки и рубашка с воротничком такого черного цвета, что бледное лицо Рекса будто бы парило в воздухе. Тяжелые ботинки затопали по крыльцу, и металлические цепочки вокруг ног забряцали и заблестели на солнце. Пару дней назад Рекс говорил Джессике, как зовут его ножные браслеты — что-то вроде «Педантичность» и «Достоверность».

— Да, это я. — Деревянные ступеньки слегка прогнулись под ногами Джессики, когда девочка взобралась на крыльцо.

Она заметила, что Джонатан дождался, пока она поднимется, а потом уже двинулся следом: видно, не хотел испытывать прогнившие доски двойным весом. И он прихрамывал. Что же с ним приключилось по дороге домой?

— Прошу прощения за моего секретаря, — сухо извинился Рекс. — Последнее время он немного не в себе.

— Ну да. Но он сказал, что ты дома. Вот мы и пришли.

Рекс снял очки и так пристально посмотрел на Джессику, что она смущенно отвела взгляд. Она знала, что в обычное время, когда Рекс без очков, мир для него — сплошная расплывчатая пелена. Но лица других полуночников он и без помощи оптики видел отчетливо и днем и ночью.

— Я думал, ты еще под домашним арестом, — сказал он.

— Да, но раз в неделю мне разрешают видеться с друзьями.

Рекс присел на ступеньку и глянул на Джонатана.

— Какая честь для меня.

Джессика осторожно уселась на садовый стул, опасаясь, что он не выдержит ее веса. Стул выдержал, но оказался жутко неудобным: даже сквозь шерстяную юбку ощущался холод стали, а подлокотники превратились в наждак из-за бурой ржавчины.

— Что-то стряслось, — констатировал Рекс.

Он знал, что они не просто поболтать зашли. Джессика взглянула на ближайшее от них окно. Оно было открыто, и порывы зябкого ветра то вытягивали, то задували в дом плохо закрепленную москитную сетку, точно живую мембрану.

— Не волнуйся, — сказал Рекс и слабо улыбнулся. — От папы у меня нет секретов.

— Прошлой ночью мы кое-что видели, — начал Джонатан, сделав ударение на слове «ночь», которое в их разговорах означало тайный час.

Рекс глубокомысленно кивнул.

— Животное, растение или темняка?

— Человека, — ответила Джессика. — Он сидел, застыв, напротив моего дома и фотографировал мое окно.

Рекс нахмурился и зашаркал ботинками по крыльцу, подбирая под себя ноги. Он вдруг стал совсем таким, как в школе: беспокойным и нерешительным. Раскованным и даже самодовольным он бывал только в тайный час или когда они обсуждали что-нибудь, касающееся полуночников. Стоило упомянуть обычного человека, и он тут же терялся.

— Это что, вроде как охотник?

— Нет, это не та ерунда, это посерьезнее, — возразил Джонатан.

Джессика покосилась на него: с каких это пор охотники — ерунда?

— Когда час кончился, я проследил за ним, — продолжил Джонатан. — Этот тип делал снимки ровно в полночь. И у него такая камера была… — Он поднял в руках воображаемую камеру и втянул зубами воздух, угрожающе зашипев. — Она делает несколько снимков в секунду. Как будто он хотел увидеть, не изменилось ли что-нибудь… в полночь.

— Надеюсь, вы засветили пленку?

— Э… — Джонатан и Джессика переглянулись.

— Нет? — улыбнулся Рекс, снова посадил очки на нос и откинулся на спинку стула — теперь он снова был на коне. — Ладно, не катастрофа. Снимки могут показать перемену ровно в полночь. Например, вы сдвинули занавеску за время тайного часа. — Он пожал плечами. — Люди же делали в начале двадцатого века такие «фотографии разума». Особенно тут, в Биксби. Но они ничего не доказывают.

— А если это все-таки катастрофа?! — воскликнула Джессика. — Он же явно знает про полночь!

Рекс кивнул и медленно закачался на стуле.

— Не беспрецедентный случай.

— В смысле?

Он встал, протопал к стеклянной двери и со скрежетом открыл ее.

— Я вам кое-что покажу.

Даже при том, что все окна были открыты, воздух в доме был откровенно затхлым. Пахло старостью, как в доме престарелых в пригороде Чикаго, где бабушка Джессики тихо доживала свой век. А еще чувствовался характерный аромат окурков, замаринованных в наполненных водой пепельницах.

— Это для безопасности, — пояснил Рекс, заметив, что девочка удивленно подняла брови при виде разбухших, скисших окурков. — Папа не особо заботится о том, чтобы убирать за собой. В воде они хотя бы гаснут.

От всего остального в доме резко несло кошачьей мочой. На усердно искромсанном диване распластался большущий котяра. Он лениво проводил гостей взглядом, изобразив одновременно равнодушие, презрение и царственное величие.

Отец Рекса расположился в большом кресле с выгнутой спинкой и отрешенно пялился на пустой аквариум с исцарапанными стеклянными стенками.

— Где они? — устало спросил он, когда Джессика на цыпочках проходила мимо.

— Мы их найдем, — отозвался Рекс. — Никуда не денутся.

— Кто? — прошептала девочка, когда они завернули в темный коридор. — Рыбки, что ли?

Даже не оглянувшись, Рекс мотнул головой.

— Паучки.

Джессика взглянула на Джонатана, но тот только пожал плечами.

Комната Рекса была в конце коридора, и в ней пахло иначе, чем во всем остальном доме. Здесь тоже стоял запах ветхости, но он исходил от старых книг и музейных экспонатов. Шаткими башенками громоздились блокноты и стопки бумаги, стены от пола до потолка скрывались за тесными рядами книг. Одна книжная полка даже закрывала единственное окно: сразу становилось ясно, что Рекс больше боится света, чем темноты.

— Дом, милый дом, — произнес он.

Когда глаза Джессики привыкли к полумраку, ее взгляд упал на несколько корешков. Она и ожидала увидеть нечто подобное, вот только не в таком невероятном количестве. История Оклахомы, дневники первых поселенцев, доклады об изменениях во власти, «Тропа слез» — когда коренных американцев согнали на территорию Оклахомы больше сотни лет назад. Еще дальше углублялись в историю книги о доисторических жителях Нового Света и орудиях и животных каменного века. Джессика и Джонатан переступили через стопки бумаги — рукописные документы с печатью города Биксби и старые страницы журнала «Биксби».