Цех

Однако, разве можно привлечь клиента лишь комбинациями атомов? Кто клюнет на декорации, пусть даже самые достоверные, если виртуальность мгновенно даст в тысячу раз больше? Фирма продавала образ мысли.

— Вы занимались разработками исторического контекста!? — инспекторы всегда обвиняют. И те двое, что подошли в Максу, смотрели пустыми глазами. Главный вычеканивал слова.

— Я следил за ними, — даже сесть не дали, скаламбурил про себя практикант, рассматривая гостей.

Костюмы нейтральных расцветок. Стандартные портфельчики в руках. При желании, могут всё время носит очки — для виртуальных надобностей. Но эти уже там, за дисплеем, слишком неподвижные у них лица. Значит носят нейрошунты. Мужик, что идет первым, слишком привык рычать на окружающих, это стало штампом. А женщина, что за ним… Зулус вдруг остро пожалел, что на нем рваные джинсы и засаленная куртка. Очень уж ухоженной, роскошной она была. Пусть и в служебном костюме.

Но молчать было невежливо. Максим потянулся к отливавшему медью кастету.

— Для интерфейса, — пояснил он инспектору. Тот не прореагировал.

Пальцы легли на металл, и спрятанные в нем схемы исправно откликнулись. Распахнулось окно дисплея. Сквозь бледную голографию просвечивались матовые бока улитки.

— Я отвечал за линию осязания. То, что клиент должен был чувствовать под пальцами, — Зулус говорил быстро, и так же мелькали графики и картинки, — У бархата была стандартная начинка, жесткость на горе, мягкость и податливость на хорошие воспоминания. Учет состояния кожи. На сами нервы не действовали.

— Практиканту разрешают?

— Я тут договорился — меня в штат берут. По совместительству.

— На втором курсе? — инспектор чуть прибавил мимики, изображая сарказм. Но был ли он в себе, или, смотря на беседу со стороны, решил, что человеку с портфельчиком лучше бы улыбнуться?

— Да хоть из школы. Что я тут решаю?

— Вот именно. Ничего не решаешь. А рабочее место уже есть.

Тут пришла очередь Макса кривиться. Скамейка позади него на хорошее рабочее место никак не тянула.

— Меня тут ещё на раскладной стульчик посадить хотели. Еле отбился.

— Почему вы пропустили линию на соответствие пульсу? — вклинился женский голос. Дисплей открыл логическую схему взаимодействий обложки и кожи. Красным пунктиром высветилась еще одна структура влияния. И общих отметок «просмотрел» на ней видно не было.

Макс на секунду впал в ступор. Ей было не больше двадцать пяти, от неё могла закружиться голова. Очарование наводилась программками по внешности. И ещё она работала под «марионетку», ведомую программой.

Он моргнул, посмотрел на схему. Та самая, только вывернутая, измененная. Пошевелил пальцами в кастете, и все переплетение стрелок, линий, значков — вернулось на своё место. Здесь ничего, связанного с пульсом, и близко не было.

— Это проверял я.

— Вижу, Максим Улиссович. Понимаю. Явитесь вот сюда к полудню. Проведем собеседование. Докажете ваше незнание, — инспектор прищелкнул пальцами. Они оба потеряли нему интерес. Пошли к следующему.

Зулус озадаченно смотрел на синие контуры букв — адрес и время.

Куратор кашлянул за спиной.

— Что ж ты так сплоховал? Внимательней посмотреть не мог?

— Вы же знаете, Вадим Иваныч, я внимательно проверяю, — растеряно пожал плечами Макс, — Это преображенные? Или цеховые жестянки перестарались?

Он виновато посмотрел в глаза наставнику. Одно дело знать, что человек застрелился после работы с продуктом, что ты видел одним глазом, а другое — понимать, как провалил инспекцию. Куратор ничего не ответил, а сам взялся крутить схему. Вокруг неё замелькали графики анализов, распределений, подсчетов вероятностей. Вадим Иванович только прищелкивал языком.

— А тебя вербовать будут, — вдруг без всякой связи заявил он.

— ?

— На неё не надейся. Ишь, губу раскатал, — он закрыл дисплей и подмигнул Максу, — встретишь ты там вежливого товарища, он тебе всё и объяснит.

— Ух ты! — удивился Зулус, — Так тут что, уже всех обработали?

— Зачем всех? Оптом — это ж какие деньги начальству отваливать надо? Не. Человек пять со всего цеха. Дня через два, может, прямо и список вывесят, чтобы лишних вопросов не было.

Товарищ оказался действительно вежливым. Проверять Макса на предмет умышленного убийства даже не стал и обвинений никаких не выдвигал. Говорил тихо, человечно. Спрашивал общими словами и много слушал.

— …маленькие сообщества. Они и есть наши основные клиенты. Таким нужны вещи, отбитые маленькими сериями. Для своих. Иногда предметы совсем не одинаковые, а просто из одного набора. Прошлый заказ — был сервиз. Каждый взял своё. А первым заказом были пояса, — Максим с честным видом рассказывал то, что уже наверняка знали. И особенно шутить в этом кабинете не хотелось. Обстановка располагала к серьезности.

— Электронику в предметах — проверяем на себе. И тот альбом чертовый я в руках держал, и фотки родительские туда засунул, и ничего такого со мной не сталось. Увидел, как отец с мамой познакомились. Вот с тарелкой было интересно: он то гудела, то плакала, то еду подсвечивала — и меня стало на деликатесы тянуть. Две недели закусочные стороной обходил. Всё жареных куропаток хотелось попробовать. Это понимаю — там хороший вкус внедрялся. Но без перегибов. Я специально гамбургер съел, и не стошнило. Да и случись там перегиб, так ведь клиенты люди богатые, могут себе и седло барашка, и улиток позволить.

— Вещи, они, конечно, все индивидуально настроены, под клиента подогнаны. Только для испытаний настройки меняют. Делают это жестянки. Да они и всё остальное делают. Я на мастерстве контроля только четвертый разряд имею.

— За мной числятся четыре клуба и одно неформальное объединение. Пловцы, кулинары, историки, модники. И прыгуны — те, которые с тарзанками сигают. С пловцами все просто, они на экологии повернуты. Ихтиандрами прикидываются, хотят к природе ближе стать. Всё требуют себе таких аквалангов, чтобы от рыб не отличаться. Им еще до меня полный набор выдали, теперь они жабры поотращивали. Тот, который себе аквапарк сделал, неделями из воды не вылезает, все мечтает в ближайшем водохранилище виллу построить. Только на это мало шансов — в бассейне он себе воду чистит, а в отрытый пруд чего только не сольют.

— Кулинары — те посложнее. У них уже мечты возвышенней. Хотят стать лучше через прием пищи. Сейчас у них церемонии на уме. Обеды дают — натуральные ритуалы. Я сверял с историческими постановками, теми, что машины конструируют. Отвращения нет. Каждый в клубе уже стал поваром высокого класса. Холестерин рассчитывают, калории.

— Давайте об историках, — мягко прервал его следователь.

— Так, — Зулус почесал затылок, — Эти самые сложные. Хотят в прошлом отыскать душу эпохи. Считают, если найдут дух нашего времени — станут умнее машин. Смогут предсказывать их действия быстрей всяких расчетов. Сильно мистикой увлекаются — ауру впитывают, с умершими переписываются.

— Для этого заказывают предметы? Фокусничают?

— В том-то и загвоздка, — Максим потянулся за кастетом, — Электронику признают только потому, что сейчас все на неё завязано. Хотят понять её душу. А виртуалку презирают. Насмерть!

На соткавшемся из воздуха экране стал виден сеанс. Не старая еще женщина, завязав глаза шарфом, протягивала ладони к компьютеру. Пыталась угадать, какое число тот высветит на дисплее.

— Это из представительского ролика, что сами о себе сняли, — лучшего материала у Зулуса не нашлось, — И с предметами большая возня каждый раз была. Они хотели себе вещи, которые не смогут навязать им свой вкус. Чтобы предмет понимал их, но не был определяющим, не навязывался.

— Мягкий режим?

— И это не то. Они требовали слишком хороших учебных программ. Мне один из них сказал: если дать обезьяне заряженный пистолет, она рано или поздно выстрелит. Не потому что разберется в устройстве, просто спустит курок. Так и мы — не можем стать расчетливее машин, но хочется повысить возможности за счет выстрелов. Такие качества он оценил больше всего. Только! — Максим поднял руку, — Это был не самоубийца.