Страница 13 из 14
Много странностей было в поведении властей в том феврале, с этого попустительства забастовщикам все и началось. Зерно бунта в зародыше не подавили. И тут сама природа, казалось, выступила против России. В феврале в центральной России ударили сильные морозы до минус 43®. Это привело к выходу из строя свыше 1200 паровозов, что в свою очередь и затруднило подвоз продовольствия. В столице начались перебои с продуктами, поэтому 19 — го февраля власти объявили о введении в городе хлебных карточек. Помимо всего этого, в Петрограде упорно распространялись абсолютно беспочвенные слухи о предстоящем голоде. Естественно, горожане стали закупать больше хлеба, что усилило нехватку продуктов еще сильнее. Хлеба не стало, но только черного, белый, чуть подороже, лежал свободно! У магазинов выстроились огромные очереди, в которых громко ругали правительство. Оставалось «правильно» объяснить недовольному населению причины возникших трудностей. Это был тот самый, присущий только монархиям, недостаток: в лавки не завезли булку, а во всем виновато самодержавие!
Непонимающий серьезности ситуации, после окончания консультаций с «союзными» делегациями, прибывшими на конференцию, Николай II спокойно отбыл в свою Ставку в Могилев. 22-го февраля он покинул с виду спокойную столицу. Царя часто упрекают в том, что он покинул Петроград в самый ответственный момент. Но основания для отъезда были у русского монарха веские: он командует вооруженными силами страны и должен быть в Ставке. Причин для особого беспокойства не было. Несмотря на то, что день открытия заседаний Государственной думы, 14-го февраля, планировался как начало рабочих демонстраций, благодаря четким действиям охранного отделения беспорядки были предотвращены, произведены аресты. Последние в истории русских жандармов…
Запланированные выступления не состоялись. Бастовало лишь до 20 тысяч рабочих. На двух заводах рабочие вышли было с пением революционных песен и криками: "Долой войну", но были рассеяны полицией. На Невском проспекте студенты и курсистки собирались толпами, но тоже были разогнаны. Казалось, столица успокоена и Николай II может спокойно отправляться руководить боевыми действиями. Но, уезжая и ощущая тревожную ситуацию в своей столице, царь отдает приказ отправить в Царское Село с фронта надежные части. На всякий случай. Разве мог он предполагать предательство высшего военного руководства?!
"В половине февраля, — писал министр внутренних дел Протопопов, — Царь с неудовольствием сообщил мне, что приказал генералу В.И. Гурко прислать в Петроград уланский полк и казаков, но Гурко не выслал указанных частей, а командировал другие, в том числе, моряков гвардейского экипажа (моряки считались революционно настроенными)". Исследователь февральских событий Иван Солоневич пишет: "Это, конечно, можно объяснить и глупостью; это объяснение наталкивается, однако, на тот факт, что все в мире ограничено, даже человеческая глупость. Это была измена. Заранее обдуманная и заранее спланированная".
Помимо невыполненных военных приготовлений, царь перед отъездом принял премьера князя Голицына и оставил в его распоряжении свой подписанный указ о роспуске Думы. В случае необходимости надо было проставить дату и уведомить депутатов, что они могут отправляться по домам. После этого поезд монарха отправился в Могилев, в Ставку.
На следующий день после отъезда монарха, в городе, как по команде, неожиданно начались серьезные беспорядки. "23 февраля было международным женским днем. Его предполагалось в социал-демократических кругах отметить в общем порядке: собраниями, речами, листками — напишет позднее Троцкий в своей "Истории русской революции" — Накануне никому в голову не приходило, что женский день может стать первым днем революции. Ни одна из организаций не призывала в этот день к стачкам".
Никто к забастовкам не призывает, но они начинаются. Стихийно, сами собой, просто так. Однако тот факт, что обострение ситуации началось сразу после отбытия Николая, уже заставляет задуматься о «стихийности» народного гнева. Императрица, оставшаяся в Царском селе посылает мужу на следующий день письмо: "Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разбили Филиппова, и против них вызывали казаков. Все это я узнала неофициально (курсив мой — Н.С.)".
Вот это чрезвычайно важно! Информационная блокада царской семьи — обязательное условие успешности переворота. Она вступает в завершающую фазу — в городе уже революция, а царица узнает об этом не от тех, кто должен ее информировать по долгу службы. Николаю II его приближенные тоже ничего не докладывают, а из сообщения жены он может понять, что приключились сущие пустяки. Царь не знает, что сейчас в Петрограде решается судьба династии, вопрос жизни и смерти его страны и его семьи. А ведь он мог понять, что ждет его, просто почитав стенограмму думских заседаний!
Позже деятели Временного правительства вину за расстрелянную семью Романовых будут перекладывать на большевиков. В этих обвинениях правды ровно столько же, сколько и лукавства. Тот же Керенский именно в день, когда планировались предотвращенные демонстрации и беспорядки, 14 февраля 1917 года в своей речи в парламенте заявил: "Исторической задачей русского народа в настоящий момент, является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало… Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы — физического их устранения".
Председательствующий Родзянко прервал выступление Керенского вопросом, что он имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно: "Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима". Это прямое подстрекательство к мятежу. Такого в адрес монархии в России еще никто не позволял себе говорить! Но ведь не самоубийца же он — за такие высказывания — призыв к государственному перевороту и убийству царя — полагается смертная казнь и в мирное время! О военном и говорить нечего. Но не надо беспокоиться за Александра Федоровича — ничего ему не будет. Он из тех немногих, кто знал о «союзных» планах значительно больше других. Керенский осмелел настолько потому, что знает — Николаю II на троне сидеть остались считанные деньки. Не получилось сегодня раскачать лодку — ее раскачают ровно через неделю. Постоянные оговорки "по Фрейду" торчат из всех мемуаров будущего главы Российской республики. Действия, которые он на этом посту совершит, будут еще более красноречивы…
Но не всегда читал царь парламентские хроники, он был главнокомандующим русской армией, и для таких мелочей времени у монарха уже не оставалось. Из столицы же рапортовали о практически полном спокойствии. Вот и супруга снова пишет ему в письме 25-го февраля о событиях в Петрограде как о незначительных мелочах: "Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать".
Скажите честно, получив такое письмо от жены, вы бы бросили все и немедленно отправились бы в столицу? Многие историки, упрекающие царя в бездействии, удосужились бы сначала почитать эту переписку. Однако Николай осознает необходимость наведения порядка, только в его списке дел на день, вопрос этот отнюдь не самый важный. На первом месте, как всегда, положение на фронтах. Уже вечером 25-го февраля он посылает командующему Петроградским гарнизоном генералу Хабалову телеграмму: "Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай".
Отправив строгую телеграмму в Петроград, столь часто цитируемую историками, в своем дневнике он запишет: "26 февраля. Воскресенье. В 10 часов пошел к обедне. Доклад кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы. Написал Аликс и поехал по Бобруйскому шоссе к часовне, где погулял… Вечером поиграл в домино".