Страница 14 из 54
Однако на практике выполнить это решение в первое время не удавалось. Данное обстоятельство здорово помогало Орлову — он мог, не работая официально в ВЧК (а после ее переезда в Москву в Петроградской ЧК), быть в курсе отдельных проводимых ею оперативных и следственных действий, добиваться передачи некоторых дел из Чрезвычайной комиссии в свою Комиссию, спасая тем самым попавших под подозрение своих соратников от возможного расстрела.
Чтобы еще более приблизиться к чекистам, Орлов в различных докладных записках старался поднять в глазах начальников значимость для молодой Республики Советов своей работы. Для примера приведем выдержку из одного составленного им документа: «Производя следствие по этого рода делам (спекулятивным и мошенническим. — А. 3.) — я все время обнаруживал систематическую утечку банковских ценностей за границу и устанавливал лиц — обычно крупных капиталистов и банкиров, кои принимали все меры к сокрытию своих капиталов за границу. Заграничные капиталисты шли им в этом отношении широко навстречу и покупали у русских банкиров аннулированные процентные бумаги и другие банковские ценности задним числом, чтобы своевременно от имени своих правительств предъявить их к оплате России. Считая, что подобного рода деяния являются преступлением государственным, я же вправе обследовать только преступления уголовные, все сведения по этого рода делам направлял по принадлежности Чрезвычайным комиссиям по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией». В ВЧК должны были по достоинству оценить уровень понимания проблем опытным следователям.
Но пока чекистов удовлетворяла работа на поприще борьбы со шпионажем, контрабандой и утечкой валютных ценностей за границу созданного в январе 1918 года Контрразведывательного бюро ВЧК. История возникновения бюро, конкурирующего с руководимой Орловым уголовно-следственной комиссией, была такова.
По мысли ее создателей, изложенной в постановлении Совнаркома от 7 (20) декабря 1917 года, Всероссийская Чрезвычайная комиссия учреждалась с целью борьбы с контрреволюционными проявлениями и, прежде всего, саботажем. Функция контрразведки на Комиссию не возлагалась. По сравнению с другими угрозами для новой власти шпионаж был далеко не на первом месте.
У председателя ВЧК Феликса Дзержинского, как, впрочем, и у других большевистских руководителей, видимо не сложилось понимание того, что враждебные проявления могут инспирироваться, финансироваться и даже непосредственно организовываться иностранными агентами, включая и сотрудников разведслужб тогдашних союзников России в войне.
Кроме того, принимая постановление, в СНК исходили из того, что органы военной контрразведки в стране имелись, хотя особого доверия к ним большевики и не испытывали. Всем была очень памятна развернутая контрразведкой в июле 1917 года кампания по обвинению большевиков в агентурной деятельности в пользу немцев.
Как бывший руководитель Военно-революционного комитета, установившего через своих комиссаров контроль за всеми контрразведывательными подразделениями, Дзержинский имел в виду их скорую реорганизацию или полную ликвидацию вместе со старой армией. Но это должно было произойти только после заключения мира и демобилизации армии.
А пока продолжалась война. Газеты пестрели сообщениями о происках германских шпионов и в Совнаркоме посчитали целесообразным не трогать систему контрразведки. Однако разговоры на эту тему ходили, и кое-какие сведения даже просачивались на страницы периодических изданий.
В начале января 1918 года, прочитав сообщение корреспондента о якобы намечаемом создании при СНК отделения разведки и контрразведки, на Гороховую, 2, где помещалась тогда ВЧК, явился неизвестный охране человек, который настаивал на личной встрече с председателем.
Предполагая, что беседа может и не состояться, посетитель предусмотрительно имел при себе запечатанное в конверт письмо на имя Дзержинского, помеченное грифом «Совершенно секретно».
Сейчас нет возможности точно установить, принял ли визитера в тот день перегруженный срочными делами Феликс Эдмундович, но письмо оказалось в его руках и сохранилось в архиве Федеральной службы безопасности.
Автором письма был некий Константин Шевара, крупный агент царской разведки и контрразведки. В первой половине своего послания Шевара подробнейшим образом изложил свою оперативную биографию, чем, вероятно, надеялся заинтересовать главу набирающей силу ВЧК.
Оказалось, что он начал действовать на поприще спецслужб еще за пять лет до Первой мировой войны. В качестве секретного агента Шевару завербовал начальник разведывательного отделения штаба Варшавского военного округа генерального штаба полковник Николай Батюшин и использовал его для работы за границей. В период войны Шевара активно трудился над подготовкой и заброской в немецкий тыл русской агентуры, неоднократно сам выполнял рискованные задания за линией фронта по приказанию того же Батюшина. В предреволюционный период руководство переориентировало его борьбу с немецким шпионажем. Так что Шевара был достаточно подготовленным профессионалом с почти десятилетним стажем секретной деятельности.
Отдавая себе отчет в том, что адресует письмо не просто председателю ВЧК, а одному из виднейших большевистских деятелей, Шевара не преминул упомянуть, что свои политические воззрения считает схожими с марксистскими.
После таких заверений Шевара предложил Дзержинскому свои услуги, указав, что может «принести несомненную пользу не только внутри Советской Республики, но и вовне…»
Письмо с грифом «Совершенно секретно» и личность его автора, несомненно, заинтересовали председателя ВЧК. Привлекло внимание и место последней службы Шевары — он был секретным сотрудником по особо важным поручениям при штабе 42-го армейского корпуса, расквартированного в Финляндии. Обстановка в бывшей провинции Российской империи в то время была крайне запутанной. Вооруженная борьба между финскими красной и белой гвардией, вмешательство германских войск, шведское влияние, брожение в русских гарнизонах и на базах флота, разворовывание военных запасов и стратегического сырья, и все это в непосредственной близости от революционного Петрограда. Поэтому предложение Шевары об организации контрразведки (в том числе и внешней, в Финляндии) в интересах ВЧК, попало на благодатную почву. Совнарком требовал информации, а своих профессионально подготовленных кадров у Дзержинского еще не было.
Вполне вероятно, что поначалу Дзержинский, стремясь добиться конспиративности, не посвятил в существо начинаемого дела даже своих соратников по президиуму ВЧК. По крайней мере, ни в одном из сохранившихся протоколов заседаний президиума нет даже упоминания о создании контрразведывательного органа в структуре ВЧК.
Судя по обнаруженным в Центральном оперативном архиве ФСБ разрозненным документам, мы можем утверждать, что Контрразведывательное бюро ВЧК (КРБ) начало функционировать не позднее 13 января 1918 года, поскольку в этот день Шевара уже докладывал председателю комиссии о некоторых проведенных мероприятиях.
Перечисленные в докладе акции КРБ показывают, что Дзержинский, в принципе, нашел правильное применение чекистской контрразведке. Бюро предпринимало попытки выйти на иностранный и, что было важно для ВЧК, белогвардейский шпионаж путем обследования деятельности, а также арестов контрабандистов и противостоящих новой власти представителей буржуазной среды. Свою активность Бюро демонстрировало не только в самом Петрограде и его окрестностях, но и в Финляндии, куда направлялась его агентура.
Негласное обследование отдельных лиц и различных организаций, обыски, аресты — вот средства, которыми пользовалось Бюро. Как видим, они выходят за рамки, в которых действовали органы военной контрразведки. Более того, Бюро имело право требовать от контрразведчиков армии и флота выполнения своих заданий. К примеру, в Гельсингфорсе сотрудники Бюро во главе с помощником начальника Юрием Ариным негласно установили, что некий Верещагин за крупное вознаграждение организует освобождение арестованных, кем бы этот арест ни был произведен. Не имея достаточно своих сил, Арин обязал контрразведывательное отделение Свеаборгской крепости установить наблюдение за Верещагиным и донести о результатах.