Страница 10 из 76
Вслед за сарацинами пришли альмохеды – последователи Махди,- и страну пятьдесят лет раздирала борьба между Крестом и Полумесяцем: Кастилия, Леон, Арагон и новообразованное королевство Португалия встали плечом к плечу в стремлении сокрушить общего врага – Наваса де Толоса.
В 1236 году Леон и Кастилия, объединившиеся теперь в одно королевство, в союзе с Арагоном вырвали у мавров Кордову; в 1248 году была освобождена Севилья, а в 1265 году Диего Арагонский изгнал сарацин из Мурсии и тем самым отобрал у мусульман часть Гранады, завладев побережьем Средиземного моря и Атлантики почти до Кадиса, в котором противник удерживался вплоть до того времени, когда Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская своим браком объединили обе короны после смерти (в 1474 году) Энрике IV, брата Изабеллы.
Фердинанд привнес в этот брак Арагон, Сицилию, Сардинию и Неаполь, а Изабелла – Кастилию, Леон и остальную испанскую территорию, за исключением Гранады и той части средиземноморского побережья, которая находилась у мавров. Таким образом, путем объединения этих королевств в единое государство было создано могущественное Королевство Испанское, к владениям которого Колумб вскоре присовокупил целый Новый Свет.
Но, даже укрепленное этим браком, королевство по-прежнему требовало консолидации и даже покорения. Волнения в Кастилии, достигшие высшей точки во времена правления безвольных Хуана II и Энрике IV, привели к росту беззакония, подобного которому не найти ни в одном государстве той эпохи. Анархия стала полновластной хозяйкой в стране, и Пулгар37 оставил нам подробное описание царившего в те годы хаоса:
«В эти дни справедливость оказалась повергнутой и ничего не предпринималось против злодеев, которые грабили и тиранили людей в поселках и на торговых путях. Не платил долгов тот, кто не желал этого делать; никому не препятствовали в совершении какого бы то ни было преступления; никто не думал о повиновении или покорности начальству. В результате прошедших и продолжавшихся войн народ так привык к беспорядкам и насилию, что с теми, кто не применял силу по отношению к другим, попросту не считались.
Горожане, крестьяне и люди, не имеющие собственного имущества, не могли ни к кому обратиться за помощью, чтобы исправить зло, чинимое руками начальников крепостей и прочей накипи, а также разбойников. Всякий человек с радостью отдал бы половину своей собственности, если бы такой ценой смог приобрести безопасность и мир для себя и своей семьи. В городах и деревнях часто поговаривали о формировании братств для защиты от этих бедствий. Но не было вождя, который всем сердцем встал бы за справедливость и спокойствие в королевстве».
Дворянство не только заразилось всеобщим беззаконием и разложением, но и само выступило в роли главаря преступников. Каждый – сам себе судья, господин, тиранящий и грабящий своих вассалов, распоряжавшийся их жизнью и смертью, бессовестно злоупотреблявший своей силой. Конечно, подобный дворянин не многим лучше разбойника с большой дороги: нисколько не заботящийся о монархии, пока монархия оставила его без присмотра, готовый взбунтоваться против любой попытки пресечь его разбой.
Подавить эти и прочие неуправляемые элементы, покончить с хаосом, поразившим все части королевства, – вот какую цель юная королева сразу поставила перед собой. Такая задача могла бы устрашить разум менее мужественный и дух менее сильный.
А были и другие настоятельные дела, требовавшие её постоянного внимания, если она хотела сохранить за собой место на шатающемся троне Кастилии, который унаследовала от брата.
Альфонс V Португальский со своей армией нарушил границы Кастилии, оспаривая права Изабеллы от имени своей племянницы Хуаны.
Энрике IV оставил трон незанятым, но его жена, Хуана Португальская, вскоре после его смерти родила девочку, которую объявила его дочерью. Король Португалии, преследуя собственные интересы, признал девочку своей законной племянницей. Однако общественное мнение не сомневалось, что ребенок зачат вне брака, и за девочкой закрепилось прозвище «Бельтранка», по имени Бельтрана де ла Куэвы – известного всем любовника матери. О том, что думал по этому поводу сам Бельтран де ла Куэва, можно лишь догадываться: в завязавшейся борьбе за корону Кастилии он сражался под знаменами королевы Изабеллы.
Война занимала все внимание католических монархов и требовала немалых средств. Личный вклад Изабеллы в эту борьбу был весьма значительным. Итогом напряженной войны стало поражение сторонников португальского претендента в битве при Торо в 1476 году, после чего Изабелла прочно утвердилась на троне и стала вместе с Фердинандом управлять Кастилией и Арагоном.
Мемуары тех лет сохранили для нас описание ее внешности: стройная двадцатипятилетняя женщина среднего роста, с прекрасными формами и изящной фигурой, зеленовато-голубыми глазами и приветливым, привлекательным лицом, запоминающимся неизменной безмятежностью. В действительности, как говорит нам Пулгар, Изабелла отличалась таким самообладанием, что не только совершенно скрывала вспышки гнева, но даже в детстве могла «прятать свои чувства, не выдавая ин жестом, ни выражением лица страха, которому подвержены все женщины». Он добавляет, что она была очень щепетильна в отношении одежды и выезда, сдержанна в жестах, остроумна и не лезла за словом в карман, что среди забот правительственных – причем, забот весьма обременительных – она выкроила время для изучения латыни и понимала все, что говорилось в ее присутствии на этом языке.
Хотя Изабелла была католичкой ревностной и весьма милосердной, тем не менее, в своих приговорах она чаще склонялась к наказанию, чем к помилованию. Она внимательно выслушивала советы, но всегда поступала по-своему. Изабелла никогда не отказывалась от выполнения того, что сама пообещала, кроме тех случаев, когда ей приходилось отступать под давлением обстоятельств. Ее упрекали (заодно с супругом) в недостаточной щедрости, потому что, считая королевские наследственные владения существенно уменьшенными из-за раздаривания поместий и замков предыдущими правителями, она всегда была очень осторожна в подобных подарках.
«Король, – обыкновенно говорила Изабелла, – должен заботливо сохранять свои домены, поскольку с утратой оных теряются средства, необходимые для того, чтобы его уважали и любили, и сила, необходимая для того, чтобы боялись».
Таков портрет, оставленный нам Пулгаром. Учитывая, что он пишет о царствующем монархе, в его описаниях можно заподозрить лесть, поскольку во все времена панегиристы не скупились на изъявления искусной несдержанной восторженности, когда дело касалось изображения царствующей особы. Впрочем, восторженные эпитеты в адрес этой одаренной, отважной женщины вполне уместны.
Поступки говорят о ее характере более красноречиво, чем это может сделать перо какого бы то ни было летописца. Свершения Изабеллы – за одним мрачным исключением, которое является темой этого повествования, – вполне подтверждают все, что Пулгар и прочие ставят ей в заслугу.
Не прежде, чем расправившись с внешними врагами, оспаривавшими ее право на корону, она приступила к подчинению тех, кто сопротивлялся ее власти внутри страны. В сих титанических трудах Изабелла опиралась на поддержку Аминго де Кинтанильи, своего канцлера, и Хуана Ортеги, королевского ризничего. Именно они предложили ей организовать братства для борьбы с терзавшим страну разбоем. Создание эрмандада38 имело целью – с разрешения и под руководством короля – обеспечить мир и защиту достояния королевства. Изабелла с готовностью одобрила предложенное, и братство было немедленно основано, а средствами к его существованию послужили сборы с тех, кто был заинтересован в этом.
Превосходно организованное, это полувоенное-полугражданское сообщество столь эффективно выполняло доверенное ему дело, что двадцать лет спустя (в 1498 году) стало возможным упразднить его и заменить более простой и менее дорогостоящей системой полиции, которая теперь уже могла поддерживать восстановленный порядок.
[37]
Эрнандо дель Пулгар (около1454 – 1492) – испанский исторический писатель; секретарь и хронист их католических величеств Фердинанда и Изабеллы.
[38]
Эрмандад – вооруженные ополченческие отряды, созданные в 1476 г ., подчинялись непосредственно королю.