Страница 10 из 13
Смеялась графиня Лигейя.
Бандит оскалился.
— Рад, что вам так весело, моя дорогая. Не поделитесь ли, что вас так порадовало?
Они впервые услышали ее голос — суховатый, чуть надтреснутый голос пожилой, полной достоинства женщины:
— Я думаю о том, что сделает с тобой мой сын, когда узнает об этом!
— Твой сын?! — Тусцелла разразился хохотом.— Это который же? Святоша митрианец? Или этот слизняк Пронтий? Или…
Лигейя покачала головой.
— Мой сын, Тусцелла. И ты знаешь, о ком я говорю.
Рыжеволосый побледнел, отступая на шаг. С уверенностью, которой отнюдь не ощущал, возразил:
— Грациан ничего не сделает. Он не станет рисковать жизнью любимой матушки — а ты все же в наших руках, не забывай! И мы можем быть не так вежливы, как ты привыкла у себя во дворце!
Задумчиво, словно давая добрый совет, графиня отозвалась, сочувственно качая головой:
— Но ты не сможешь держать меня тут вечно. Меня видели слишком многие — похищение не удастся скрыть. Стоит Лаварро узнать — он сотрет твой притон с лица земли. Тебе не выстоять против всей коршенской армии. А если надеешься прикрываться мною, как щитом… Напрасно. Лаварро с готовностью пожертвует мною — чтобы потом отомстить втройне за оскорбление. Никто не станет вести с тобой переговоры только ради спасения моей жизни!
— А вот тут вы ошибаетесь, графиня! — Тон Тусцеллы был исполнен злорадства.— Один человек на это пойдет. И с радостью. Потому что с моей помощью сможет наконец заставить графа Лаварро отречься от трона — в свою пользу! Со мной граф, может, и не стал бы торговаться, но вот дружку моему отказать никак не сможет! — Он вызывающе посмотрел на Лигейю.— Не верите, что это получится?
Несколько мгновений женщина словно взвешивала про себя сказанное — затем опустила голову.
— Так, значит, Грациан был прав… В семье, действительно, есть предатель! И кто же готов купить себе корону такой ценой?
— А вот это…— Тусцелла не скрывал торжества,— Вы узнаете в свое время, графиня!
— Зачем же тянуть? Будем считать, этим ожерельем я заплатила достаточно, чтобы узнать его имя…
Стервятник мерзко захихикал, оглянулся на своих товарищей.
— Ну что же, большой беды не будет, если я уже сейчас поведаю, кто будет нашим следующим правителем. Клянусь Небом, графиня, вы будете удивлены…
…Они очнулись в клетке. С трех сторон — сплошная каменная стена без окон, с четвертой — решетка, железные прутья в палец толщиной. Напротив, лениво укачивая, словно младенца на коленях, меч в ножнах, уселся стражник, толстый, бритый наголо парень, обвешанный золотом.
Похоже, неистощимый поток ругательств, которыми осыпал его киммериец, приводил охранника в истинное восхищение: тот пару раз даже принимался цокать языком и кивал, словно брал на заметку какое-то особо удачное выражение.
Конан мог бы продолжать так бесконечно долго — одновременно пытаясь незаметно ослабить узел, стянувший руки за спиной… пока что, увы, безрезультатно, как вдруг Палома окликнула его неожиданно сладким голосом:
— Сигерд, любимый муж мой!
Он уже повернулся было, чтобы в красках выразить все, что думает по поводу этой проклятой игры, которая может стоить им обоим жизни — но наткнулся на выразительный взгляд наемницы — и осекся. Та явно что-то задумала.
— Что, Сьохиль?
— Сигерд, мы оба скоро умрем. Это правда? — Она повернулась к стражнику. Тот похотливо ухмыльнулся.
— Ну, ты-то еще поживешь немного, красотка. Это я тебе обещаю!
— Но мужа вы убьете! — Бандит выразительно пожал плечами: мол, что проку спрашивать очевидные вещи.— Так позволь нам с ним попрощаться!
— Чего-о? Руки не развяжу, и не проси!
— Нет, нет, добрый господин,— испуганно залепетала женщина— Просто позволь — пусть муж хоть поцелует меня… на прощание!
Кром! Что она задумала?
Стражник, как видно, задался тем же вопросом, но не заподозрил в этой безобидной просьбе ничего, кроме глупой бабьей сентиментальности — а потому великодушно дозволил:
— Ну, ладно. Потешьтесь напоследок, так и быть.
— Поцелуй меня, Сигерд, любимый! Совершенно ошалевший от такого поворота,
Конан, связанный, подкатился к наемнице. Та тоже подползла навстречу — и повернулась так, чтобы стражнику было не разглядеть ее лица.
Их губы встретились. Но вместо поцелуя Палома яростно прошептала:
— Живее! Зубами — слева из воротника!
Вот оно что! Конан тут же вспомнил их давний разговор с наемницей о том, где удобнее прятать оружие. Сам-то он был яростным противником всех этих штучек. Честный меч, честный нож — только это достойно мужчины! Но, возможно, зря он тогда осуждал Палому!..
Ухмыляясь, северянин нагнул голову, делая вид, будто целует ее в шею — и осторожно извлек за рукоять тонкое лезвие.
Терция! Оружие наемных убийц. Гибкое, точно ивовый лист, смертоносное, как бритва!
— Ближе мне к рукам!
Стараясь, чтобы со стороны их действия выглядели, как невинная любовная игра, Конан ухитрился передать терцию прямо в руки наемнице.
Как она сумеет справиться — со связанными запястьями! — он не мог понять… но, судя по всему, в Бельверусской тайной службе Палома прошла неплохую школу! Всего через несколько мгновений ее серые глаза вспыхнули победным блеском.
Готово!
Неожиданно она приподнялась на полу.
— Эй, господин стражник! Тот заухмылялся.
— Что, муженек-то мало на что способен? Ну, так и быть, давай я тебе помогу!
Палома оскалилась в ответ.
— Ты добрый человек. Иди сюда, ко мне! Тот с сожалением помотал головой.
— И рад бы, красавица, да ключ от вашей клетки только у Стервятника. Не доверяет он нам почему-то…— и паскудно захохотал, пожирая ее глазами.
Наемница с сожалением вздохнула.
— Жаль. Тогда придется справиться и так…
— Ты о чем это? — Бритый удивленно скривился: как видно, что-то в голосе пленницы насторожило его. Но осознать собственную тревогу он не успел…
Резкий взмах руки. Свист лезвия.
И терция, точно пройдя меж прутьев решетки, вонзилась прямо ему в горло.
Захлебываясь кровью, бандит упал.
Не тратя времени на разговоры, наемница извлекла вторую терцию откуда-то из рукава, ловким движением разрезала путы на ногах — затем освободила Конана.
— Теперь придется ждать, пока кто-нибудь явится за нами. Жаль, у этого ублюдка не оказалось ключа!
Но северянин только ухмыльнулся в ответ.
— Всю жизнь ненавидел ждать! Может, у тебя найдется шпилька?
Обрадованная, Палома со смехом захлопала в ладоши!
— Вот почему люблю иметь дело с ворами!
— Это я заметил,— пробурчал киммериец, принимая медную проволочку.— И они тебя любят… почему-то.
Палома вмиг посерьезнела, виноватым голосом произнесла:
— Ты прав. Это моя вина. По моей глупости мы оба могли лишиться жизни. Прости.
Конан лишь махнул рукой — извиняться будем, когда выберемся на волю. Пока рано болтать!
…На то, чтобы разделаться с замком, ушло всего несколько мгновений. Но теперь оставалось самое сложное.
Статуэтка косальского божка.
И графиня Лигейя.
По пути наверх им почти не встретилось препятствий — ну, не считать же таковыми, в самом деле, двоих стражников в караулке, и еще двоих, стороживших выход из подвала, служившего Стервятнику темницей. Конан с Паломой даже заспорили тихонько, не желая уступать друг другу удовольствие разделаться с ублюдками… Зато теперь оба были вооружены до зубов: киммериец взял себе два меча, наемница собрала у всех убитых кинжалы.
Первый этаж, где располагались две большие комнаты стражи, они миновали с осторожностью, решив, что пока не готовы вступить в бой с тремя десятками бандитов. Ну, а затем началось настоящее веселье…
Самым сложным было бесшумно снять часовых, дежуривших у входа в «тронный зал» Тусцеллы, чтобы не встревожить тех, кто внутри. Но Палома не зря всегда хвалилась, что не знает себе равных в метании ножей. Два разом — это было посложнее… И все же наемница с честью вышла из этого испытания. Вертаген, ее наставник в Бельверусе, сейчас гордился бы своей воспитанницей!