Страница 53 из 157
Поцелуи , рукопожатия, объятия, веселый мат. Проводы свершились.
Картина III. Угол К. Маркса и Клинической. Ночь. Одинокий человек в полушубке, лыжных штанах и с рюкзаком. Оборачивается. Щурясь близоруко, машет рукой кому-то там, в желтом одиноком окне третьего этажа. Ветер доносит бой Петропавловки — час ночи. Человек исчезает за углом.
Картина IV. Изба-читальня. Первый этаж (a propos — и единственный). Поздний вечер. Темно. Мрачная, тюремного вида комната озаряется трепещущим светом керосиновых лампочек. Деревянные длинные столы из неструганых досок. Лавки. Огромная пышущая жаром русская печь, над ней развешаны — грязные штаны, мокрые ватники, портянки, носки. В сумраке угадываются очертания двухэтажных нар. Со второго этажа свешиваются нечесаные головы подозрительного вида девиц с хриплыми голосами. Около коптилок в желтом кругу света — карты, грязные лапы, их сжимающие, небритые морды, вонючие самокрутки, сжатые в углах ртов. Рев, басы, греготание. Отдельные фразы из темноты: «…Семь пик…», «Сижу без двух…», «…А мы вашего туза — по зубам, по зубам!..», «Кто играет семь бубен, тот бывает (шепотом) уе…», «Тебе сдавать…», «…Ну, мальчики, два паса — в прикупе — чудеса!..» Вдруг все речения покрываются архидиаконовским басом Витьки Хавина:
Нары подхватывают с энтузиазмом:
Поют студенты! Брошены карты, домино, книги. Мерцающее пламя вырывает из тьмы разъятые пасти, волосатые подбородки, могучие кадыки. Дрожат стекла, сыплется солома с чердака, просыпаются сторожа у коровника — поют студенты!
Сверхъестественная, умопомрачительная Хавинская октава — все смолкли, наслаждаясь… И тут — резкий веселый голос:
«Отбой!..»
Это значит — бросить игры, лечь на нары на соломенные тюфяки, укрыть ноги мокрым полушубком, потушить свет и ждать в темноте.
Вот оно:
Хавин (из самых недр): Внимание! На молитву!..
Стругацкий (по возможности отчетливее): Три-четыре!
Нестройный хор:
Картина V. Серое тяжелое небо. Ветер. Мелкий омерзительный дождь. Невообразимая грязища. Объект — шестнадцать глубоких ям, груды глины, камня, какие-то бочки, куча песка. По колено в вязкой глине копаются человек десять студиозусов. Холодно, мокро, матерно. И дождь, дождь, дождь…
Картина VI. Из разговоров:…Петька, а где Булависий?
— Моется — в сортир провалился.
— Что-то уж больно долго моется. Глубоко провалился?
— По щиколотку.
— Чего же его нет с озера уже часа два.
— Да он вниз головой падал.
…………….
И много, много еще разных картин, хохм, песен, случаев, анекдотов. Я мог рассказать о том, как рубили топорами и ломами в капусту финскую ригу на предмет добычи стройматерьялов, как за день развалили ее по бревнышку, оставив только руины и огромную, похожую на фаллос, нарисованный кубистом, печную трубу, в кою Петька Тревогин и наср…, с риском для жизни забравшись на трехметровую вышину.[177] Я мог бы рассказать о праздновании 36-й годовщины, о том как пили, пели прекрасные песни, танцевали при лампаде под «старенький коломенский разбитый патефон»,[178] как потом блевали на скотном дворе, а крыльцо заблевали безвылазно и безысходно… О том, как ругался Булавский, вылезая из сортира и как сверхъестественно матерился Витька Хавин, попав под собственную лошадь, на которой возил песок. О том, какой хохот стоял на объекте, когда на перекурах собиралась теплая компания из В. Хавина, П. Тревогина и Б. Стр. и начиналась травля анекдотов; о том, как брались за сердце и бледнели испытаннейшие колхозники, услыхав соединенный, концентрированный, смертоносный мат, несущийся из двадцати здоровых глоток, везомых по разъё…ным дорогам к месту стройки. Много, много можно было бы рассказать. Но говоря короче — заложили фундамент водонасосной станции, добыли все стройматерьялы и уехали домой. Так кончилась великая эпопея «Б. Стр. лицом к деревне». Я привез оттуда все тонкости умственной игры — преферанса, десяток анекдотов и хохм, полдюжины песен, въевшуюся в кости простуду и ужасно неприличную бороду, состоявшую из нескольких десятков длинных жестких волосков пегой масти, разбросанных в живописном беспорядке по всей территории от бровей до кадыка. Как вещественное док-во оная борода предложена быть не может — за безобразием сбрита.
Теперь уже отдохнул, отъелся и взялся за дело. На учебном фронте тоже произошли значительные изменения. Дело в том, что я решил перейти на кафедру звездной астрономии, что и сделал без особого труда. Если тебя интересуют причины этого неожиданного «дивертисмента», то вот они:
1. Руководство. Постановка работы со студентами на кафедре астрофизики меня не удовлетворяла совершенно: безалаберность, самотек, забывчивость. Все они там, конечно, большие ученые, но преподаватели, УЧИТЕЛЯ — хреновые. На звездной же я взял работу у Т. А. Агекяна, достаточно крупного ученого (хотя и не такого, как Соболевили Мельников) и прекрасного, внимательного руководителя.
2. Несколько более туманные, романтические соображения. Меня поразили две фразы, брошенные моими учителями:
a) Огородников: «Звездная астрономия — наука, изучающая Вселенную в максимально достижимых масштабах» (отсюда — уже работает фантазия — гигантские тяготеющие массы, чудовищные расстояния, тайна строения Метагалактики, мост в общую теорию относительности).
b) Агекян: «Нам еще очень немного известно о метагалактических туманностях. Кроме того, этим вопросом в основном занимаются иностранные обсерватории. У нас в СССР этим почти никто не занимается». (А я хочу заняться. Моя давнишняя мечта. Теперь буду исподволь готовиться, подбирать литературу, читать, расспрашивать.)
Осталось мало бумаги, но я обязательно должен еще: во-первых, изложить содержание одного доклада, из-за которого я не писал тебе так долго — ждал, пока прослушаю, и во-вторых, написать одну песенку, которую сразу вспомнил, прочтя твое: «Паруса крепите, б…» и пометку — «Какая экспрессия». Итак:
1. Вчера в субботу 21.11.1953 г. в помещении фотометрической лаборатории состоялось заседание семинара по планетоведению, где был зачитан доклад: «Спектральные исследования атмосферы Венеры». Это был итог весенне-осенних исследований, произведенных в Крыму, доктором ф.-м. наук Н. А. Козыревым — довольно крупным советским астрофизиком-планетоведом, уже известным мне своими работами по строению Юпитера и Сатурна (это он открыл, что Юпитер еще звезда!) и по строению звезд (кроме того, это папаша моего очень хорошего товарища Сашки Козырева, и человек в высшей степени интересный и необычный). Козырев провел первые в СССР, и первые, принесшие удачу, в мире спектральные исследования Венеры и, применяя очень любопытную методику и т. д., получил следующие конкретные результаты и сделал следующие выводы:
a. Открыл в атмосфере Венеры несомненные следы азота.
b. Открыл присутствие какой-то странной одноатомной молекулы, производящей сильнейшее поглощение в синих лучах. Отождествить эту молекулу пока не удалось.
176
Пародия А. Архангельского на Л. Утёсова. В основе — исполнявшаяся Утёсовым песня «С одесского кичмана», стихотворение в прозе И. Тургенева «Как хороши, как свежи были розы…», а также стихотворение И. Мятлева «Розы».
177
Эпизод использован БНом в ВМС.
178
Строка песни «Днем и ночью» из репертуара Л. Утесова (музыка Н. Богословского, слова В. Дыховичного и М. Слободского).