Эффект Лазаря

Когда Бретт совсем еще мальчиком впервые стоял с матерью на краю Вашона, водяные испарения населяли длинноусые драконы. Сегодня солнце грело его руки и лицо, словно впервые, просвечивая сквозь иллюминатор прямо на панель управления. Солнца зажигали золотые искры в черных волосах Скади. И никаких драконов.

Скади склонилась над пультом, озирая и море, и показания приборов, и экран над головой. Ее рот стянулся в резкую прямую линию, лишь тогда смягчавшуюся, когда девушка поглядывала на Бретта.

Широкая полоса келпа темной тенью тянулась через воду по правому борту. Скади направила судно вдоль келпа, выводя его на свободную воду. Бретт углядел внутри келпа зеленое яйцевидное образование. В самом центре овала зеленый цвет был ярким, как солнечные лучи. Чем дальше от центра, тем сильнее зелень темнела, пока не выцветала до желтого, а по краям так даже коричневого.

– Внешние края отмирают, – пояснила Скади, перехватив его взгляд, – а потом подворачиваются вовнутрь и укрепляют собой все слоевище.

Некоторое время они плыли молча.

Внезапно Скади, к вящему испугу Бретта, заглушила мотор. Огромное судно остановилось, взбрыкнув на волне.

Бретт бросил на Скади перепуганный взгляд, но она была совершенно спокойна.

– Заводи, – скомандовала Скади.

– Что?!

– Заводи, – повторила она со спокойной настойчивостью. – А вдруг я буду ранена?

Бретт занял свое кресло и посмотрел на пульт управления. Под экраном в самом центре панели располагались четыре переключателя с подписью «старт».

Он прочитал инструкцию и нажал на кнопку с подписью «зажигание». Послышалось жаркое шипение водородных двигателей.

Скади улыбнулась.

Следуя инструкции, Бретт посмотрел на экран. Крохотный контур судна обвел зеленое пятнышко на экране. Из него протянулась красная линия. Бретт нажал на кнопку, подписанную «вперед» и слегка добавил скорости, крепко держа управление свободной рукой. Он чувствовал, что у него вспотели ладони. Судно начало приподниматься на волнах.

– Приподыми, – напомнила ему Скади.

Он слегка повернул штурвал и добавил еще немного скорости. Судно плавным движением приподнялось из воды, и Бретт снова добавил газу. На спидометре замигали числа, после чего он замер на отметке 72. Зеленое пятно следовало по красной линии.

– Отлично, – воскликнула Скади. – А теперь давай я. Главное, не забывай следовать инструкциям.

Скади увеличила скорость. В кабине стало свежее, когда в нее ворвался внешний морской воздух.

Бретт разглядывал горизонт, насколько его отсюда было видно – урок Твиспа, который он усвоил почти бессознательно. Это был привычный для него пейзаж, вид, знакомый ему с раннего детства – открытое море с длинными волнами, там и сям с полосами келпа, серебристыми течениями и гребнями пены. Во всем этом был ритм, дававший ему удовлетворение. Все разнообразие становилось единством внутри него, как и в море все делалось единым. Солнца двигались раздельно, но и они встречались прежде, чем закатиться за горизонт. Волны сливались одна с другой и говорили о том, чего не увидишь глазами. Все было единым. Он попытался поговорить об этом со Скади.

– Солнца поступают так из-за своих эллиптических орбит, – ответила она. – А про волны я знаю. Все, что с ними связано, говорит нам о себе.

– Эллиптических? – переспросил Бретт.

– Мать мне говорила, что когда она была совсем молодой, солнца встречались в полдень.

Бретт нашел эти сведения интересными, но сообразил, что Скади его не поняла. Или не захотела обсуждать эту тему.

– Должно быть, ты многое узнала от матери.

– Она разбиралась во всем, кроме мужчин, – ответила Скади. – По крайней мере, так она сама говорила.

– Она злилась на твоего отца?

– Да. Или на других мужчин с малых станций.

– А что такое эти станции?

– Такие места, где нас мало, где мы тяжело работаем и ведем совсем другой образ жизни. Когда я бываю в городе или даже на пусковой базе, я всегда чувствую, что я другая. Я говорю по другому. Меня на этот счет предупреждали.

– Предупреждали? – Бретт ощутил намек на какие-то дикие нравы в морянской среде.

– Моя мать говорила, что если я буду в городе говорить так, как на станции, я не смогу слиться с общим фоном. Люди будут воспринимать меня как чужака – а это опасно.

– Опасно? – переспросил Бретт. – Видеть мир с другой точки зрения?

– Иногда. – Скади взглянула на Бретта. – надо сливаться с фоном. Ты выглядишь, как все, но я по твоему выговору сразу поняла, что ты островитянин.

Скади пытается предупредить меня, подумал он.

«Или научить.»

Он уже заметил, что говорила она совсем иначе, нежели дома. Дело было не столько в выборе слов, сколько в том, как она их произносила. Теперь в ней ощущалась некая новая уверенность. И еще большая прямота.

Бретт посмотрел на быстро мчащийся вдоль борта океан. Он размышлял об этом морянском единообразии, об этом морянском обществе, которое усматривало опасность в произношении. Словно встречные волны, течения в морянском обществе образовывали завихрения. Интерференция, вот как это явление называют физики; это он помнил.

Легкость, с которой Скади управляла громадным грузовозом, кое-что говорила Бретту о ее прошлом. Ей довольно было взглянуть на экран, а затем на море, чтобы сразу во всем разобраться. Она избегала зарослей келпа и уверенным курсом вела судно к загадочной пусковой базе.

– Здесь все больше дикого келпа, – заметил Бретт. – И никакие моряне за ним не ухаживают.

– Пандора когда-то принадлежала келпу, – откликнулась Скади. – А теперь келп растет и распространяется с экспоненциальной скоростью. Ты понимаешь, что это значит?

– Что чем больше келпа, тем быстрее он распространяется и растет, – ответил Бретт.

– Это больше похоже на взрыв, – добавила Скади. – Или на момент кристаллизации в пересыщенном растворе. Стоит добавить крохотный кристаллик, и весь раствор выпадет в осадок огромным кристаллом. Именно так и произойдет с келпом. А пока он учится самостоятельно заботиться о себе.

– Я знаю, что написано в исторических хрониках. – Бретт покачал головой. – Но все же… разумное растение?

Скади отмахнулась от его недоверчивости.

– Если КП права – если все они были правы – то ключом к келпу является Ваата. Она – тот кристалл, который стимулирует его разумность. Или душу.

– Ваата, – прошептал он с детским восторгом. Он не БогоТворил, но уважал человеческое существо, которое пережило столько поколений. Ни одному морянину покуда не удалось этого проделать. Неужели Скади верит во всю дребедень капеллана-психиатра?

Бретт спросил ее об этом.

– Я только знаю, какие выводы я могу сделать, – пожала плечами Скади. – Я видела, как келп учится. Он действительно разумен, хотя пока и в малой степени. А разум не требует волшебства – только времени и жизни. У Вааты есть гены келпа, это тоже факт.

– Твисп говорит, что в прошлый раз пробуждение заняло у келпа миллионы лет. Как же мы можем знать…

– Мы помогли ему. Остальное зависит от него.

– А что у Вааты с этим общего?

– Я точно не знаю. Подозреваю, что она – нечто вроде катализатора. Последнее естественное звено, ведущее к предшественникам келпа. Тень говорит, что Ваата на самом-то деле в коме. Что она впала в кому, когда келп умер. Вероятно, из-за шока.

– А как насчет Дьюка? Или любого из нас – включая морян – кто несет в себе гены келпа? почему мы не можем стать этим катализатором?

– Ни один человек не содержит в себе всех генов келпа – такое существо было бы келпом, а не человеком, – ответила она. – И у каждого эти гены могут быть в совершенно различных комбинациях.

– Дьюк говорит, что Ваата сновидит его.

– Некоторые особо религиозные типы говорят, что Ваата всех нас видит во сне, – сказала Скади и фыркнула. – Но мы с тобой были пленниками и удрали, и это факт, а не сон. – Она одарила юношу жарким взглядом. – Мы с тобой – отличная команда.