Страница 46 из 103
Когда Аркадий, предложивший этот финт ушами, узнал подробности издевательств, у него впервые в жизни заболело сердце. До этого не болевшее никогда. Умом он понимал, что в это время у казаков ещё не было сил быстро сломать панскую Польшу, а война на истощение для казаков была гарантированно проигрышна. Но эта политическая интрига оставила на его сердце рубец. Впрочем, это было позже, а пока он двигался, то пешком, то в телеге, на Азов вместе с войском.
Ехал в статусе военно-технического советника. То есть, так это никто не формулировал, но задания, выставленные ему советом атаманов, вполне вписывались в такое определение. На разборе первого морского похода, в котором он участвовал, Аркадий растёкся мыслью по древу о важности своевременного применения оружия, поставив примером слишком ранний запуск ракет против последней галеры и утопление из-за этого одного из стругов с большими потерями для казаков в людях.
Атаманы выслушали его внимательно, согласились с ним, но выводы сделали неожиданные. Ему и Васюринскому запретили участвовать в боях, кроме защиты собственной жизни. Как на море, так и на суше. Никаких морских походов, штурмов вражеских городов и рейдов по тылам противника.
Аркадий так и не понял, чья это была инициатива, но точно, не Васюринского. Бедолага выслушал этот запрет, как смертный приговор. Нет, куда менее спокойно, чем приговор к любому виду казни, Аркадий в этом не сомневался. Знаменитый куренной кричал, можно сказать, орал, возмущался, требовал немедленной отмены, грозился наплевать (и не только) на все приказы ему, казаку, сидеть в тылу. А какие он при этом взгляды на попаданца бросал… вспомнить страшно. Потом, начал жаловаться на судьбинушку, и, наверняка будет со стыдом вспоминать, умолял атаманов отменить это постановление. Но атаманы были непреклонны.
— Ваша жизнь слишком важна, чтобы ею рисковать! — сказал, как приговорил Татаринов.
— Ну, ладно, попаданец хренов, а я то причём! — продолжал кипятиться Иван.
— При том, что ты уже наловчился помогать ему вспоминать важные для нас вещи. Получится ли это у другого, Бог весть. Посему постановление для тебя обязательно. И, чтоб ты не вздумал баловаться, приняли мы это постановление по просьбе большинства характерников. Это именно они так решили, ну, а мы, поддержали. Храбрецов у нас и без вас хватает, а других таких людей нет, и не предвидится. Понял?
Совсем расстроившийся Иван, как показалось Аркадию, ничего не понял, переживая утрату возможности участвовать в боях. По наблюдениям попаданца Васюринский был адреналиновым наркоманом и, в придачу, действительно считал своими правом и обязанностью вести казаков своего куреня в бой. Сам Аркадий свей несостоявшейся славы героя, не жалел. Наоборот, обрадовался пониманию атаманами важности содержащихся в его собственной голове знаний.
Благо и финансовой необходимости ходить в набеги у него уже не было. Срачкороб уже наладил выпуск своих изделий, честно выплачивая попаданцу его долю за каждое проданное изделие. Учитывая огромную их популярность и высокую стоимость, только на доход от них Аркадий мог бы жить вполне безбедно. А ведь ему ещё перепадало кое-что и от производителей деревянных полукирас. Впереди маячили куда более солидные прибыли от рудников, копей и других изобретений, которые он намеревался вводить в жизнь. Тяги к личному участию в убийствах у него не было.
Города крепки не стенами
Азов, …(дату уточнить)
Тревожно было в Азове. Не только в халупках городской бедноты, традиционно склонной к панике, домах почтенных торговцев живым товаром, привычным к разнообразным напастям. Это-то было естественно, да и страх был там умеренный. Люди верили в несокрушимую мощь армии повелителя правоверных, знали, что гарнизон недавно увеличен в два раза, стены укреплены, запасы пополнены. Делегация самых уважаемых горожан и купцов из Стамбула, все сплошь — работорговцы, даже набрались наглости требовать от городских паши и сердара немедленных действий по разгону казаков. У них, видите ли, вся торговля стала, нет возможности выполнить заказы, в том числе, из дворца султана.
С каким бы удовольствием сердар Ибрагим-бек отдал их дома и дворы на разграбление своим янычарам! Но многие из пришедших, действительно поставляли товар Великому визирю, или, даже, во дворец повелителя. Приходилось извиняться, убеждать в опасности выхода войск в поле, заверять, что как только татары в большом числе явятся на помощь, казаков разгромят и отдадут всех уцелевших высокоуважаемым торговцам (чтоб вам лопнуть от жадности!).
Достопочтенные торговцы могли себе позволить забыть об итогах первой вылазки, а сердар не имел права это делать. Уж очень печально всё тогда обернулось для воинов османской империи. Вспоминать то ночное сражение сердар не любил, но оно само вспоминалось.
Глубокой ночью, в бесшумно отворившиеся ворота плотной колонной выбежали восемьсот янычар и, разделившись надвое, отправились к ближайшим землекопным работам. Организуя эту вылазку, сердар рассчитывал, что роющие свои окопы казаки, будут вооружены только лопатами, в худшем случае, саблями. Но янычары, практически одновременно, наткнулись на засады. Их в упор, чему и ночная темень не мешала, стали расстреливать картечью. Сумевшие уцелеть и вернуться утверждали, что прорвавшихся в рукопашный бой янычар кололи ружьями. Что уже ни в какие ворота не лезет. Начавших отступление правоверных у ворот ожидала ещё одна засада, стрелявшая не менее убойно. Отступление превратилось в паническое бегство, большинство сражённых и раненых у ворот имели раны в спину.
Расстреливаемые янычары, давя друг друга, пытались протиснуться в ворота к безопасности, когда казаки врубились в толпу сзади. Сердар, организовывавший вылазку и оставшийся ждать её результатов у ворот, приказал закрыть их, обрекая всех не успевших вернуться на смерть. Нескольких, впрочем, подняли на верёвках на стену их товарищи вдалеке от ворот. Но, не закрой Ибрагим-бек тогда ворота, казаки ворвались в город на плечах отступавших. На всё воля Аллаха, только он отмеривает длину жизни для всех людей.
Вылазку, естественно, объявили великой победой. Потери врага исчислили в тысячи. Проведённая, с вернувшимися воинами воспитательная работа, дала результаты. Они сами предпочли числиться победителями, сразившими, каждый, не менее десятка врагов. Панических слухов тогда избежать удалось, но воины в крепости всё отчётливее стали понимать сложность положения осаждённого города.
Не добавляла оптимизма морская блокада, в которую, вероятно, попал Азов. Ни одного прибывшего из метрополии судна за две недели. Других причин, как перехват их казаками в море, сердар не видел. Если вспомнить, что Крымский хан Инайет Гирей, в последнее время игнорирует приказы из Стамбула, следовательно, приход его войск на помощь весьма сомнителен, то складывалась совсем печальная картина. Оставалось полагаться на милость Аллаха, потому как никто другой помогать осаждённому городу не спешил.
Поэтому тревога прочно поселилась в сердцах главных защитников Азова и его руководителях. Невиданные, да и неслыханные никем в Азове змеистые окопы с трёх сторон подобрались к защитным рвам. То есть в любой момент казаки, как шайтаны из коробки, могли выскочить из земли прямо возле рвов. Которые в местах подхода этих иблисовых измышлений, уже не были серьёзным препятствием. В последние две ночи пленные османы, умолявшие не стрелять в них, завалили рвы вязанками мокрого, обмазанного глиной хвороста. Янычары, естественно, стреляли, бросали горшки с порохом, сами, то и дело, поражаемые выстрелами казаков. Рвы же забрасывались, частично из подземных подкопов, потому под выстрелы попадали только мусульмане. Многих из них удалось убить, но казакам от этого было не холодно и не жарко. Последним препятствием для них оставались стены и храбрость их защитников, готовых отдать в борьбе с неверными свою жизнь.