Страница 157 из 197
Проявляя безразличие к судьбе Николая, Берлин тем не менее выражал озабоченность безопасностью царицы, которая была по происхождению немкой, и тех, кого собирательно называли «немецкими принцессами» — дочерей Александры Федоровны и нескольких придворных дам немецкого происхождения, а также Елизаветы Федоровны, сестры Александры. 10 мая Мирбах обсуждал этот вопрос с Караханом и Радеком и доложил в Берлин следующее: «Не рискуя, конечно, выступить как защитник свергнутого режима, я, тем не менее, сказал комиссарам, что мы надеемся, что с немецкими принцессами будут обращаться со всем возможным уважением, без мелких придирок, не говоря уж об угрозах их жизни. Карахан и Радек, которые замещают отсутствующего Чичерина, восприняли мое замечание благосклонно и с пониманием»88.
Утром 17 июля кто-то из руководителей екатеринбургского Совета (почти наверняка Белобородов) телеграфировал в Кремль о событиях минувшей ночи. В биохронике Ленина, где прослеживаются мельчайшие подробности его жизни, имеется датированная этим числом краткая запись: «Ленин получает (в 12 часов) письмо из Екатеринбурга и пишет на конверте: «Получил. Ленин»89. Однако в этот период между Москвой и Екатеринбургом действовала прямая телеграфная связь. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что документ, полученный Лениным, был не письмом, а телеграммой. Кроме того, обычно в биохронике кратко излагается содержание посланий, полученных Лениным. То, что это не сделано в данном случае, наводит на мысль, что речь шла об убийстве царской семьи, ибо в советской историографии не принято ставить эту тему в какую-либо связь с именем Ленина. Очевидно, в этом сообщении было недостаточно внятно сказано о судьбе супруги и детей Николая, потому что Кремль телеграммой потребовал от Екатеринбурга разъяснений. В тот же день, позднее, Белобородов направил в Москву шифрованное сообщение, звучавшее как ответ на вопрос. Копию этой депеши Соколов обнаружил на Екатеринбургском телеграфе, но не смог ее расшифровать. Два года спустя это удалось одному русскому криптографу в Париже. Документ не оставляет сомнений относительно судьбы царской семьи: «МОСКВА Кремль Секретарю Совнаркома Горбунову с обратной проверкой. «Передайте Свердлову что все семейство постигла та же участь что и главу официально семья погибнет при эвакуации. Белобородов»»90.
Телеграмма Белобородова пришла в Москву ночью. На следующий день Свердлов сообщил эту новость президиуму ЦИКа, тщательно избегая упоминаний о смерти семьи Николая. Он сказал, что, попади царь в руки чехам, это обернулось бы смертельной опасностью, и в итоге получил от президиума формальное одобрение действий Уральского областного Совета91. При этом Свердлов не дал себе труда объяснить, почему царя и его семью не привезли в Москву в июне или в первых числах июля, когда это еще вполне можно было сделать.
Позднее в тот же день Свердлов появился на заседании Совнаркома, которое происходило в Кремле. Вот как описывает эпизод один из очевидцев: «Во время обсуждения проекта о здравоохранении, во время доклада тов. Семашко, вошел Свердлов и сел на свое место на стул позади Ильича. Семашко кончил. Свердлов подошел, наклонился к Ильичу и что-то сказал.
— Товарищи, Свердлов просит слово для обращения.
— Я должен сказать, — начал Свердлов обычным своим ровным тоном, — получено сообщение, что в Екатеринбурге, по постановлению областного Совета, расстрелян Николай; Александра и сын в надежных руках. Николай хотел бежать. Чехословаки подступали. Президиум ЦИКа постановил одобрить.
Молчание всех.
— Перейдем теперь к постатейному чтению проекта, — предложил Ильич.
Началось постатейное чтение, затем обсуждался проект по статистике»92.
Трудно сказать, зачем был весь этот цирк, ибо члены большевистского кабинета наверняка знали правду. [Брюс Локкарт утверждает, что уже вечером 17 июля Карахан сказал ему, что погибла вся царская семья (см.: Memoirs of a British Agent. 1935. P. 303–304). Странно, что никому не пришло в голову спросить, в чьих «руках» были дочери Николая.]. Вероятно, большевики испытывали нужду в такого рода формальных реверансах, прикрывающих творимый ими произвол.
Затем Свердлов составил текст официального сообщения, который передал в «Известия» и в «Правду» для публикации на следующий день, 19 июля. 22 июля оно было перепечатано лондонской «Таймс».
«На первой сессии Центрального исполнительного комитета, избранного Пятым съездом Советов, было зачитано сообщение, полученное по прямому проводу от Уральского областного Совета, о расстреле бывшего царя Николая Романова.
В последние дни Екатеринбургу, столице красного Урала, серьезно угрожали подступившие к нему банды чехословаков. В то же самое время был раскрыт контрреволюционный заговор, имевший целью с оружием в руках вырвать тирана из рук Совета.
Ввиду этих обстоятельств президиум Уральского областного Совета принял решение расстрелять бывшего царя Николая Романова. Это решение было приведено в исполнение 16 июля.
Жена и сын Романова отправлены в надежное место. Обнаруженные документы, касающиеся заговора, направлены в Москву со специальным курьером.
Недавно было принято решение предать бывшего царя трибуналу, чтобы судить его за преступления перед народом, и только последующие события не позволили осуществить это намерение. Президиум Центрального исполнительного комитета, обсудив обстоятельства, которые заставили Уральский областной Совет принять решение о расстреле Николая Романова, постановил следующее: Всероссийский центральный исполнительный комитет в лице президиума одобряет решение Уральского областного Совета как правомочное.
В распоряжении Центрального исполнительного комитета в настоящее время имеются чрезвычайно важные материалы и документы по делу Николая Романова: его дневники, которые он вел почти до последнего дня; дневники его жены и детей; его корреспонденция, включая письма Григория Распутина Романову и членам его семьи. Все эти материалы будут изучены и опубликованы в ближайшем будущем».
Так было положено начало официальной легенде: Николай — и лишь он один — был расстрелян за попытку к бегству, и решение это было принято Уральским областным Советом, а не большевистским ЦК в Москве.
19 июля, как и в последующие несколько дней, когда «Правда» и «Известия» уже напечатали сообщения о решениях, якобы принятых екатеринбургским Советом, дополнив их декретом о национализации имущества семьи Романовых, — Уральский областной Совет по-прежнему хранил гробовое молчание.
Мировая печать проинформировала своих читателей об этих событиях, следуя официальной большевистской версии. 21 июля «Нью-Йорк Таймс» вынесла эту новость на первую полосу воскресного выпуска, снабдив таким заголовком: «Бывший русский царь убит по приказу Уральского Совета. Николай расстрелян 16 июля, когда возникла опасность, что его могут захватить чехословаки. Жена и наследник в безопасности». Ниже был помещен некролог, в котором казненный монарх снисходительно охарактеризован как человек «приятный, но слабый». Большевики, вдохновленные безразличием, с которым за месяц до этого были восприняты слухи о смерти Николая, рассчитали верно: мир легко проглотил эту новость.
В тот день, когда советская печать опубликовала сообщение о расстреле бывшего царя, Рицлер встретился с Радеком и Воровским. Он принес формальный протест против казни Николая, которую, как он сказал, безусловно осудит мировое общественное мнение, и вновь подчеркнул, что его правительство обеспокоено судьбой «немецких принцесс». Собрав, вероятно, все самообладание, Радек ответил, что, если немецкое правительство в самом деле беспокоится о судьбе бывшей императрицы и ее дочерей, тем может быть из «гуманных соображений» разрешено покинуть Россию93. 23 июля Рицлер в беседе с Чичериным вновь вернулся к вопросу о «немецких принцессах». Чичерин сразу ему ничего не ответил, но на следующий день сообщил: «насколько ему известно», императрица эвакуирована в Пермь. У Рицлера сложилось впечатление, что Чичерин лгал. К этому времени (22 июля) Ботмер знал уже об «ужасных подробностях» екатеринбургских событий и не сомневался, что вся семья была убита по приказу из Москвы, а екатеринбургскому Совету было лишь предоставлено право выбрать время и способ казни94. Тем не менее 29 августа Радек предложил немецкому правительству обменять Александру Федоровну и ее детей на арестованного в Германии спартаковца Лео Иогихеса. 10 сентября большевистское руководство повторило это предложение немецкому консулу, но, когда немцы стали уточнять детали, большевики уклонились от обсуждения, заявив, что в данный момент семья бывшего царя оказалась отрезанной в результате военных действий95.