Страница 11 из 197
Ленинская аграрная программа противостояла столыпинской реформе, которая обещала (или, в зависимости от принимаемой точки зрения, угрожала) создать класс независимого и консервативного крестьянства. Ленин, всегда бывший реалистом, писал в апреле 1908 года, что, если столыпинская аграрная реформа завершится успехом, большевикам придется отказаться от их аграрной платформы: «Было бы пустой и глупой демократической фразеологией, если бы мы сказали, что в России успех такой политики «невозможен». Возможен! Что, если, несмотря на борьбу масс, столыпинская политика продержится достаточно долго для успеха «прусского» пути? Тогда аграрный строй России станет вполне буржуазным, крупные крестьяне заберут себе почти всю надельную землю, земледелие станет капиталистическим и никакое, ни радикальное, ни нерадикальное, «решение» аграрного вопроса при капитализме станет невозможным»88. В этом утверждении содержится занятное противоречие: если, по Марксу, капитализм нес в себе зародыш собственной гибели, — капиталистическое развитие русского сельского хозяйства, с его разрастающейся массой безземельного пролетариата, должно было сделать «решение» «аграрной проблемы» более простым, и отнюдь не невозможным, именно для революционеров. Но, как нам теперь известно, страхи Ленина оказались безосновательными, поскольку столыпинская реформа не изменила сущности землевладения в России и вовсе не затронула образа мыслей мужика, который оставался определенным противником капитализма.
Аналогичным образом Ленин попытался извлечь пользу из национального вопроса. В социал-демократических кругах было принято за аксиому, что национализм — это реакционная идеология, отвлекающая рабочих от классовой борьбы и приводящая к распаду больших государств. Но Ленин отлично понимал, что добрая половина населения Российской империи была нерусской, что некоторые народности имели сильно развитое национальное самосознание и что подавляющее их большинство стремилось к большей территориальной и культурной независимости. Официальная программа партии, принятая в 1903 году, уделяла этой проблеме так же мало внимания, как и вопросу о крестьянстве: она предлагала национальным меньшинствам гражданское равенство, обучение на родном языке, местное самоуправление и то, что туманно называлось «правом всех наций на самоопределение», но более ничего89.
В 1912–1913 годах Ленин пришел к выводу, что этого недостаточно: несмотря на то, что, предположительно, национализм был реакционной силой и анахронизмом в эпоху возрастающих классовых противоречий, необходимо все же было признать возможность его эпизодических проявлений. Социал-демократы должны были, следовательно, быть готовыми использовать его, условно и временно, совершенно так же, как в случае передачи земли крестьянам в частную собственность: « это — поддержка союзника против данного врага, причем социал-демократы оказывают эту поддержку, чтобы ускорить падение общего врага, но они ничего не ждут для себя от этих временных союзников и ничего не уступают им»90. Отыскивая программную формулировку, Ленин отверг популярные среди социалистов Восточной Европы идеи федерализма и культурной автономии — первую, потому что федерализм приводил к дезинтеграции крупных государств, вторую, поскольку культурная автономия закрепляла на уровне гражданского законодательства этнические различия. В 1913 году, после долгих колебаний, Ленин наконец сформулировал программу большевиков по национальному вопросу. Она основывалась на своеобразном толковании пункта о «национальном самоопределении» из программы социал-демократов: в ленинской интерпретации «право нации на самоопределение» значило только и исключительно право любой этнической группы на отделение от империи и формирование суверенного государства. Когда соратники стали возражать, что подобная формулировка создаст почву для партикуляризма, Ленин их успокоил. Во-первых, развитие капитализма, прогрессивно объединяющее различные части Российской империи в одно экономическое целое, подавит сепаратистские тенденции и сделает в итоге сепаратизм невозможным; во-вторых, право «пролетариата» на самоопределение всегда возобладает над правом наций, что означает: если нерусские народности отделятся — даже вопреки всякому ожиданию, — их силой вернут назад. Предлагая нацменьшинствам выбор между всем и ничем, Ленин игнорировал тот факт, что практически все они (за исключением поляков и финнов) хотели чего-то промежуточного. Он с определенностью полагал, что национальные меньшинства не отделятся, но сольются с русским населением91. Эту демагогическую формулировку Ленин с успехом использовал в 1917 году.
* * *Одним из наиболее важных — и одновременно одним из наименее изученных — аспектов истории партии большевиков в период до революции 1917 года является финансирование партии. Деньги нужны любой политической организации, но требование, чтобы каждый член партии работал на партию и только на нее, ставило большевиков в исключительно тяжелое финансовое положение, поскольку значило, что большевистские кадры, в отличие от находящихся на самообеспечении меньшевиков, зависели от партийной казны. Средства требовались Ленину также и для того, чтобы обходить соперников-меньшевиков, у которых, как правило, было больше приверженцев. Большевики доставали деньги разными путями, как общепринятыми, так и абсолютно «нетрадиционными».
Одним из источников пополнения казны были пожертвования богатых доброжелателей. Например, эксцентричный промышленник-миллионер Савва Морозов вносил в большевистскую казну по 2000 рублей ежемесячно. Когда на французской Ривьере он покончил жизнь самоубийством, большевикам через жену Максима Горького, которая являлась душеприказчицей Морозова92, было передано 60 000 рублей из его наследства. Находились и другие жертвователи, в числе прочих Горький, агроном по имени А.И.Ерамазов, А.Д.Цюрупа, управляющий поместьями в Уфимской губернии (в 1918 году он станет в правительстве Ленина наркомом продовольствия), вдова сенатора и некогда близкий друг Струве Александра Калмыкова, актриса В.Ф.Комиссаржевская и многие другие, сведениями о которых мы не располагаем и по сей день93. Все эти покровители из чистого снобизма финансировали предприятие, совершенно противоречащее их собственным интересам: в то время, пишет близкий соратник Ленина Л.Б.Красин, «считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных или либеральных кругах давать деньги на революционные партии, и в числе лиц, довольно исправно выплачивавших ежемесячные сборы от 5 до 25 рублей, бывали не только крупные адвокаты, инженеры, врачи, но и директора банков, и чиновники государственных учреждений»94. Большевистская касса была независима от общей социал-демократической, и управление ею находилось в руках большевистского «центра», сформированного в 1905 году и состоявшего из трех человек: Ленина, Красина и А.А.Богданова. Сам факт существования партийной кассы хранился в тайне от рядовых членов партии.
Пожертвований сочувствующей буржуазии, однако, не хватало, и с начала 1906 года большевики стали прибегать к менее изысканным способам, идею которых позаимствовали у «Народной воли» и эсеров-максималистов. Значительная доля большевистских средств добывалась с этого времени уголовными методами, преимущественно вооруженным грабежом, известным под красивым названием «экспроприация». Совершая хорошо организованные налеты, большевики грабили почтовые и железнодорожные кассы, поезда и банки. Во время знаменитого ограбления государственного банка в Тифлисе в июне 1907 года они выручили 250 000 рублей, большую часть суммы в банкнотах по 500 рублей, серийные номера которых подлежали регистрации. Выручка от ограбления была внесена в большевистскую казну. Впоследствии несколько лиц, пытавшихся обменять в Европе украденные 500-рублевые банкноты, были арестованы — все они, в том числе будущий советский министр иностранных дел М.М.Литвинов, оказались большевиками95. Сталин — один из организаторов налета — был исключен из социал-демократической партии96. Несмотря на резолюцию об осуждении подобных видов деятельности, вынесенную съездом партии в 1907 году, большевики продолжали прибегать к ограблениям, иногда в сотрудничестве с эсерами. Таким образом удалось собрать значительные средства, которые дали им большие преимущества перед вечно нуждавшимися меньшевиками97. По свидетельству Мартова, постоянная практика подобных преступлений позволила большевикам посылать в Санкт-Петербург и Москву местным организациям по 1000 рублей и 500 рублей в месяц соответственно, в то время как законные поступления социал-демократической партии за счет членских взносов составляли не более 100 рублей в месяц. Как только приток этих средств был приостановлен, что случилось в 1910 году, когда большевикам пришлось передать их деньги на хранение трем доверенным лицам из немецких социал-демократов, российские «организации» исчезли как дым98.