Создатели небес

– Ну, например, убийство кинжалом любимого человека с особой жестокостью можно отнести к «психическому срыву».

Судья Гримм что-то записал на листке бумаги, лежавшем перед ним. Одна женщина, самая крайняя из присяжных, нахмуренно посмотрела на Бонделли.

– Вы предсказывали это преступление? – спросил Бонделли.

– Да, что произойдет нечто подобное.

Окружной прокурор внимательно оглядел присяжных. Потом медленно покачал головой и, наклонившись к своему помощнику, что-то прошептал ему на ухо.

– Были ли приняты какие-нибудь меры в ответ на ваше заключение? – спросил Бонделли.

– Насколько мне известно, нет.

– А почему?

– Наверное, многие из тех, кто видел это заключение, не разбирались в медицинских терминах и не понимали всей опасности его психических отклонений.

– Вы пытались объяснить кому-либо это?

– Я рассказал о своих опасениях нескольким сотрудникам отдела освобождения под залог.

– И все равно никаких мер не было принято?

– Они ответили, что мистер Мерфи как уважаемый член общества не может быть опасен, что, по всей видимости, я ошибаюсь.

– Понятно. А сами вы лично не пытались помочь подсудимому?

– Я попытался заинтересовать его религией.

– Без успеха?

– Совершенно верно.

– Впоследствии вы проводили обследование подсудимого?

– Да, в прошлую среду – и это было второе мое обследование с момента его ареста.

– И что же вы обнаружили?

– Он страдает нарушениями психики, которые я определяю, как паранойя.

– Мог ли он отдавать себе отчет в Совершаемых им поступках и их последствиях?

– Нет, сэр. В своем психическом состоянии он способен отвергать любые принципы морали и закона.

Бонделли повернулся и окинул долгим взглядом окружного прокурора, потом закончил:

– Это все, доктор.

Окружной прокурор провел рукой по квадрату волос на его голове и принялся внимательно изучать свои записи свидетельских показаний.

Келексел, которого постепенно заинтриговала эта сцена, кивнул. Очевидно, что у туземцев была первобытная система правосудия, еще слишком незрелая. И все-таки эта сцена напомнила ему о его чувстве вины. «Может, поэтому Рут и показывает ее ему? – подумал он. – Может, она хочет сказать ему: „И тебя тоже могут наказать?“ Он ощутил приступ жгучего стыда. Он чувствовал себя так, словно Рут перенесла самого его в эту комнату судебного разбирательства при помощи репродьюсера, и сам он предстал перед судом. Внезапно он отождествил себя с ее отцом, разделяя, благодаря чувствительной паутине, эмоции туземца.

Мерфи сидел, молча сдерживая закипавший в нем гнев, направленный с необычайной силой на Фурлоу, который все еще сидел на свидетельском месте.

«Этот иммунный должен быть уничтожен!» – подумал Келексел.

Фокус репродьюсера слегка сменился, сосредоточившись на окружном прокуроре. Паре встал, прохромал к Фурлоу, опираясь на трость. Тонкие губы Паре были чопорно стиснуты, однако гнев клокотал в его глазах.

– Мистер Фурлоу, – начал он, умышленно опустив докторский титул, – я не ошибаюсь, предполагая, что по-вашему подсудимый не способен был отличить хорошее от плохого в ночь, когда он убил свою жену?

Фурлоу снял очки. Его серые глаза сейчас казались беззащитными. Он протер линзы и снова надел очки, потом опустил руки на колени.

– Да, сэр.

– И те тесты, которым вы подвергли обвиняемого, были ли они в основном такими же, как и те, которые проводил доктор Уили?

– По сути такими же – карточки. Сортировка шерсти и другие сменяющиеся тесты.

Паре посмотрел в свои записи.

– Вы слышали о заключении доктора Уили, что подсудимый как с юридической, так и с медицинской точки зрения был абсолютно нормален в момент совершения преступления?

– Да, сэр, я слышал это заключение.

– Вы знаете о том, что раньше доктор Уили был судебным психиатром Лос-Анжелеса и служил в армейском медицинском корпусе?

– Мне известна квалификация доктора Уили. – Видя то достоинство, с каким защищался Фурлоу, Келексел почувствовал к нему симпатию.

– Видишь, что они сделали с ним? – спросила Рут.

– Какое это имеет значение? – отмахнулся Келексел. Но уже говоря это, он понял, что судьба Фурлоу имеет огромное значение. И прежде всего потому, что Фурлоу, даже хотя и был обречен на поражение и понимал это, все равно оставался верным своим принципам. Не было никаких сомнений, что Мерфи был сумасшедший. И виновен был в этом Фраффин – ради какой-то своей цели.

«И целью этой был я», – подумал Келексел.

– Тогда вы должны были слышать, – продолжал Паре, – что свидетельство медицинских экспертов исключает какой-либо элемент повреждения мозга в данном случае? Вы слышали о том, что по заключению этих медицинских экспертов подсудимый не выказывал никаких маниакальных тенденций, что он не страдает ни теперь, ни когда-либо раньше от состояния, которое официально можно определить, как сумасшествие?

– Да, сэр.

– Тогда вы можете объяснить, почему вы придерживаетесь мнения, противоположного мнению этих квалифицированных медицинских специалистов?

Фурлоу крепко оперся обеими ногами в пол, опустил руки на подлокотники и наклонился вперед.

– Это очень просто, сэр. Компетенция в психиатрии и в психологии обычно подтверждается фактическими результатами. В данном случае я отстаиваю свою точку зрения, основываясь на том, что я предсказал это преступление.

Лицо Паре потемнело от гнева.

Келексел услышал, как Рут шептала: «Энди, о Энди… О Энди…» От звуков ее голоса он почувствовал резкую боль в груди и прошипел:

– Помолчи!

Паре еще раз посмотрел в свои записи, потом сказал:

– Вы психолог, а не психиатр, правильно?

– Я клинический психолог.

– В чем заключается разница между психологом и психиатром?

– Психолог – специалист в области поведения человека, не имеющий медицинской степени. А…

– И вы не согласны со специалистами, у которых есть медицинская степень?

– Как я уже сказал…

– Ах да, это ваше так называемое предсказание. Я читал это заключение, мистер Фурлоу, и мне хотелось бы порасспрашивать вас об этом: верно ли, что ваше сообщение для отдела освобождения под залог было составлено таким языком, который можно интерпретировать различными способами – иными словами, не было ли оно двусмысленным?

– Его может считать двусмысленным лишь тот, кто не знаком с термином «психический срыв».

– Ага, и что же такое психический срыв?

– Чрезвычайно опасный разрыв с действительностью, который может привести к актам насилия, подобному тому, что мы рассматриваем здесь.

– Но если бы это преступление не было совершено, если этот обвиняемый сумел бы, так сказать, излечиться от приписываемой ему болезни, можно ли тогда было истолковать ваше сообщение, как предсказание этого преступления?

– Если только будет дано объяснение, почему он излечился.

– Позвольте тогда мне спросить: может ли насильственный акт, кроме психоза, иметь и другие объяснения?

– Разумеется, но…

– Правда ли, что термин «психоз» не имеет точного определения?

– Существуют некоторые расхождения во мнениях.

– Расхождения, подобные тем, которые имеются у нас в свидетельских показаниях?

– Да.

– И любой акт насилия может быть вызван не только психозом?

– Конечно. – Фурлоу покачал головой. – Но при наличии маниакальных…

– Маниакальных? – перебил его Паре. – Мистер Фурлоу, а что такое мания?

– Мания? Это явление внутренней неспособности реагировать на окружающую действительность.

– Действительность, – повторил Паре раз, потом еще раз: – Действительность. Скажите, мистер Фурлоу, вы верите в обвинения подсудимого против его жены?

– Нет!

– Но если обвинения против обвиняемого имеют под собой почву, не изменится ли ваше мнение, сэр, на его маниакальное восприятие?

– Мое мнение основывается на…

– Отвечайте «да» или «нет», мистер Фурлоу! Отвечайте на вопрос!