Страница 33 из 59
— Да почему бы и нет, во имя Крома! Если Элоикас мертв — младенец становится королем Пограничья. Он заслуживает лучшей резиденции, чем Поуджой. Если Элоикас жив, то Сизамбри все равно имеет перед ним непреодолимое преимущество, пока его дочь и наследник находятся в лапах колдунов.
Конан не уточнил, что стал бы рисковать жизнью даже ради того, чтобы вытащить последнюю посудомойку или безродного сопляка из этой ловушки. Оказаться в руках колдунов из Поуджой — такого благородный человек не пожелал бы и злейшему врагу.
— А если Сизамбри погиб?
Конан покачал головой.
— А если жив? Разве его люди не отправятся на поиски нас по всем окрестным лесам?
— Мы даже не знаем, сколько людей он потерял, — сказал Конан. — А кроме того, хоть меня и тошнит при одном упоминании об этом сыне последнего кушанского конокрада, но я точно знаю одно: убить его ой как непросто!
Райна скорчила гримасу:
— Да ты просто от гордости ломаешься, изрекая как что-то новое само собой разумеющиеся вещи.
Дальнейшие претензии замерли на ее губах. Тихо-тихо, далеко-далеко, но… ошибки быть не могло — они ее слышали.
Флейта!
Рука Конана снова потянулась к мечу, но на этот раз клинок не покинул ножен. Вместо этого Киммериец сделал глубокий вдох и после паузы выпустил воздух с такими громовыми проклятиями, что эхо долго еще не могло успокоиться, блуждая от холма к холму.
— Ну, покажись, ты, шут со свистулькой! Покажись, козлиная шкура! Покажись, покажись в своем истинном обличье, если оно у тебя есть! Только покажись!
Вилобородый Брат пристально смотрел на Айбаса. Лицо колдуна выражало все возможные человеческие чувства, кроме одного — удивления.
Айбас не молился. Молиться добрым богам в этом вонючем, насквозь пропитанном запахом чудовища гроте, — сама мысль об этом была святотатством. Айбас только мечтал, чтобы желудок не подвел его.
Если аквилонец раньше и сомневался в том, что колдуны едят мясо чудовища, то теперь все сомнения были развеяны. Куски, валявшиеся по темным углам грота, запах, который душил его при каждом вдохе, — всему этому не было другого объяснения.
Сдавило живот, перехватило дыхание, — но на этот раз боги даже без лишних просьб проявили милосердие. Колдун уставился на крышку грубо сработанного дубового стола перед собой, выжидая, когда Айбас сможет справиться с подступающей тошнотой и взять себя в руки.
Когда он снова посмотрел на аквилонца, в его глазах смешались ярость и чувство боли от поражения. Его руки кружились над столом, заставляя кататься и подниматься в воздух бронзовый шар. Неожиданно шар соскочил на пол и покатился к ногам Айбаса, которому стоило немалого труда удержаться и не отскочить, когда шар коснулся его кожи.
— Айбас, — обратился к нему колдун, не прибавив титула. Имя, произнесенное само по себе, да еще таким тоном, уже звучало как проклятие.
— Я здесь. Звездный Брат, жду твоих приказаний.
— Ты… да я… тебя… — Ярость и раздражение комом встали у колдуна в горле; он был вынужден замолчать, чтобы перевести дух. Айбас хотел было извиниться за непреднамеренно нанесенное оскорбление (он и сам не знал, в чем оно на этот раз выразилось), но счел за лучшее промолчать. Он не был уверен, что сможет подобрать нужные слова, сохраняя при этом подобающее выражение лица.
Никто не мог собраться с духом и нарушить затянувшееся молчание. Айбасу померещилось, что в тишине он услышал, как затрещали камни в стенах грота, и он представил себе, что сейчас воды озера вместе с чудовищем ворвутся в грот и…
— Айбас, — снова выдавил Вилобородый, — говорил ли ты с кем-нибудь о том, что, по нашим законам, принц Уррас стал молочным братом племени поуджой?
— Ни одному живому человеку, кроме принцессы и ее служанки, я ни слова не сказал об этом. Я не знаю, кому и что могли разболтать женщины, но за свой язык я отвечаю и готов поклясться любой клятвой, которая покажется тебе достойной доверия.
— Никакая твоя клятва не является убедительной для меня. Ты ведь не один из Братьев. — Колдун, похоже, говорил просто для того, чтобы не стоять молча, в растерянности. Вдруг он резко сел и стал теребить бороду пальцами обеих рук.
— Может, ты и не виноват… но твои… сама мысль об этом… этот закон… как это стало известно воинам Поуджой? Они теперь не расстанутся с этой мыслью. Они ждут появления на троне Пограничья короля — молочного брата племени поуджой.
Он не стал добавлять, что теперь они ни за что не отдадут его в жертву чудовищу. Да этого было и не нужно. Его мысль висела в тяжелом воздухе грота и словно удары гонга проникала в сознание Айбаса.
Чтобы хоть что-то ответить, Айбас заговорил, опустив голову:
— Я всегда был рад наблюдать мир и сотрудничество Братьев и воинов. Поуджой смогут обрести величие, если правая и левая рука племени станут держать одно и то же оружие.
Во взгляде, брошенном колдуном на аквилонца, смешались подозрение и насмешка. Затем колдун встал и произнес:
— Ты говоришь разумные вещи. Воины — наша правая рука. А если правая и левая рука начнут ссориться между собой, то долина останется беззащитной перед врагами.
Может, это и было сказано просто для красного словца. Но Айбас подумал, что в этих словах заложен особый смысл.
Со дня штурма дворца он не получил ни одного известия от графа. Не слышал он, чтобы и кто-нибудь другой получил хоть что-то.
Может быть, Сизамбри и вправду не дожил до своей уже состоявшейся победы? Или какое-нибудь заклинание магии флейты встало на пути между графом и Братьями? Никто ведь не знал, какие чары и какие силы мог использовать этот проклятый Марр.
— Принц Уррас становится братом народа Поуджой, — выдавил наконец из себя Вилобородый. — Это должно быть оглашено во всеуслышание. Иди с миром, Айбас, но последи за своим поведением, а еще больше — за своим языком. Не забывай, что ты не кровный и не молочный брат никому на свете, кроме последней вшивой суки, выкормленной…
Колдун посвятил еще некоторое время перечислению всех тех грязных и противных животных, с которыми, по его мнению, Айбас состоял в самом близком родстве. Айбас исполнил приказание идти с миром и с глубоким достоинством прослушал большую часть своей родословной, даже не рассмеявшись.
Лишь пройдя большую часть пути до своего дома, он не выдержал и захохотал. Приступ смеха был настолько силен, что он был вынужден остановиться и едва не рухнул на землю, согнувшись от хохота пополам. Отсмеявшись, он сразу же почувствовал, что мысли в голове пришли в относительный порядок.
Кто же мог так удачно поддержать его военную хитрость, его уловку, рассказать все, что нужно, воинам племени. Он не знал никого, кому мог бы доверить такие опасные сведения без риска, что собеседник донесет на него Братьям. Принцесса? Вряд ли и она могла очень доверять здесь кому-нибудь. Она была очень проницательной и мудрой женщиной, даром что годилась Айбасу в дочки. Но неужели настолько проницательной, что разобралась в расстановке сил и интригах племени всего за несколько дней пребывания в Поуджой в качестве пленницы? Айбас сильно сомневался в этом.
Вдруг в его голове громом прокатилось то самое имя:
Это она все слышала, при помощи магии или просто подслушав в нужном месте и в нужное время. Ее отец был не из последних среди воинов, несмотря на уже солидный возраст. Он наверняка выслушал ее, а потом поделился с верными друзьями. Вооруженные законом и обычаем, воины могли обрести серьезное преимущество, чтобы противостоять Звездным Братьям и довершить дело, начатое Виллой.
Айбас встал на колени, возложив одну руку на ствол ближайшего дерева, а вторую положив на сердце. В первый раз с тех пор, как он покинул Аквилонию, он поклялся по всем правилам, так, как его научили в детстве.
Он поклялся не произнести ни одного слова и не сделать ничего, что могло бы нанести вред Вилле; он будет оберегать ее от дурных слов и поступков других людей. Он никогда не прикоснется к ней без ее согласия и не позволит другим сделать этого.