Страница 31 из 32
Котя поправлялся.
Однажды неожиданно мальчик проснулся ночью. Свет лампады скупо озарял его комнату. Котя приподнялся на локте и увидел кого-то, сидящего на кресле подле его постели.
— Гогина няня, это вы? — тихо окликнул он ее. Но это была не Гогина няня, а кто-то другой, чуть видимый в полусвете комнаты.
Котя пристально посмотрел на сидевшую у его кровати, и вдруг радостная улыбка озарила лицо мальчика.
— Это ты! — вскричал он счастливым голосом и протянул ручонки к сидевшей у постели женщине с печальными глазами и красивым лицом. — Ты опять пришла ко мне! Я так давно, давно тебя не видел. Почему ты долго не приходила? Мне было так грустно и печально без тебя! Я чуть было не забыл твою песенку. Но не бойся, я снова ее вспомнил, — лепетал в каком-то радостном полузабытье ребенок.
И вот среди тишины ночи зазвенел его тихий, нежный, слабый голосок:
И вдруг замолк…
Другой голос, голос его милого видения, с печальными глазами, запел над его головою тихо-тихо продолжение песни:
При последних звуках печальные глаза наполнились слезами. Мягкие нежные руки обвили голову Коти и прижали ее к груди.
— Ах, как хорошо мне! — прошептал мальчик и сам прижался к молодой женщине. — Ты и прежде приходила ко мне, но никогда я не видел тебя так ясно и близко. Скажи мне, кто ты?
— А сам ты разве не вспомнишь этого, милый ты мой? — отвечал ему нежный, чарующий голос, и мягкие руки коснулись его стриженой головки. — Постарайся вспомнить, милый. Разве ты не помнишь маленькую розовую комнатку и две детские постельки у стены.
— Ах, помню! — обрадовался Котя. — На одной голубое, на другой лежит красное одеяльце.
— А еще что, милый?
— Барашек на одной, беленький, мягкий, и потом мальчик. А у постельки ты.
— А как я называла тебя? Не вспомнишь ли, милый?
И все нежнее и нежнее мягкие руки сжимают в своих объятиях Котю. Печальные глаза, как две огромные звезды, горят перед ним жгучей радостью, счастьем и тревогой. Мучительно напрягается теперь мысль мальчика. Он морщит лоб от усилия. Дышит тяжело, бурно. Хочет и не может вспомнить.
— Миколка, — шепчет он, — нет, не то! Котя, тоже нет. Николай. Нет, нет, не вспомнить! — с отчаянием шепчет он и с мольбою смотрит в печальные глаза своего милого видения.
И вдруг точно шелест ветерка проносится по комнате:
— Ника! Милый, маленький Ника! Птичка моя! — произнесла взволнованным голосом молодая женщина.
— Мама! — вырывается из груди Коти. — Мама! Мама моя!
И он точно летит куда-то в бездну. Нежные руки подхватывают его, сжимают в своих объятиях, приводят в чувство. И когда через минуту Ника снова приходит в себя, горячие поцелуи градом сыплются на его лицо, шею и руки, и нежный голос мамы шепчет, вздрагивая от затаенных слез:
— Ника! Птичка моя! Ника, радость моя! Наконец-то я нашла тебя! Сам Господь вернул мне тебя, ненаглядный, родной, маленький Ника!
И мать с сыном замирают в объятиях друг друга.
Заключение
С самого утра морозного зимнего дня «рыцари» поднялись чуть ли не с петухами.
У всех были торжественные и печальные лица. Все ходили на цыпочках и говорили шепотом. Сегодня был особенный день в Дубках: уроков не готовили, не проказничали и не шалили.
Даже не ели ничего за завтраком и ни разу не раздразнили Кар-Кара, что являлось уже совсем необычайным явлением в жизни пансионеров.
Видно было, что готовилось что-то исключительное и необычайное в этот день.
К двум часам к крыльцу подали сани, а через десять минут из сеней вышел Александр Васильевич с обеими племянницами, за ним оба гувернера и все «рыцари» Дубков в теплых валенках и полушубках. Мальчики встали шпалерами вдоль дорожки, ведущей от крыльца к саням. Женя присоединилась к ним, в то время как Маруся осталась на крыльце с дядей, Жирафом и Кар-Каром.
Все глаза устремились на дверь.
И вот в дверях появились пансионские служители, Мартын и Степаныч. Они несли к саням два чемодана и какие-то свертки. За ними Авдотья с помощью Гогиной и Никиной няни тащила тяжелую корзину с припасами.
На крыльцо вышла Екатерина Александровна Владина с обоими сыновьями, Гогой и Никой.
Госпожа Владина уезжала в Петербург и увозила мальчиков с собою. Найдя своего ненаглядного, потерянного Нику, которого она считала более шести лет умершим, она ни за что не могла уже расстаться с ним. Дальнейшее же пребывание Гоги в пансионе г. Макарова тоже являлось теперь лишним. Благородный, смелый, маленький Ника лучше всякого другого исправления подействовал на Гогу своим примером. Гога исправился и самым неожиданным образом стал другим, благодаря самоотверженному поступку своего брата.
Когда госпожа Владина, Ника и Гога появились на крыльце, директор и все присутствующие окружили их. Все ласкали Нику, жали руку его матери и Гоге, просили навестить Дубки, писать и не забывать старых друзей.
Особенно горячо простился с Никою сам директор. Он перекрестил мальчика дрожащей рукой и произнес взволнованно:
— Оставайся таким, какой ты теперь, всю жизнь, и ты дашь этим огромное счастье твоей матери!
Когда отъезжающие сошли с крыльца, маленькие пансионеры со всех сторон окружили крошечное семейство.
Послышались взволнованные, дрожащие голоса:
— Пиши, Ника!
— Пиши почаще!
— И побольше!
— А к Рождеству сюда! Привезете их, Екатерина Александровна?!
— Привезу, привезу!
— Гога, давай и ты твою лапку! Ты славный стал! Такого я тебя люблю!
— Да и я! И я тоже!
— И я!
— Ника, слушай! Вот тебе от меня ножик на память.
— А от меня картинка!
— У меня ничего нет! Ну все равно, возьми мой носовой платок на память.
И грязный носовой платок переходит из чьего-то кармана в карман Ники.
Мальчики наперерыв обнимают и целуют общего любимца. В глазах «рыцарей» — слезы.
Высокий Павлик выходит вперед и взволнованно лепечет:
— Я стихи, стихи тебе написал, слушай:
Алек подхватывает Нику и торжественно несет на руках в сани.
"Рыцари" кричат "ура".
Ника улыбается и кивает головою.
Его сердечко сжимается против воли. Ему жаль своих первых друзей.
Но вот все уселись. С Кудлашкой труднее всего. Она визжит неистово и долго не решается влезть в сани. О том, чтобы оставить ее здесь, не может быть и речи! Она является новым членом семьи Владиных. Ведь Кудлашка два раза спасала их ненаглядного Никушку.