Страница 12 из 23
После службы институткам дали "парадный обед": кулебяку с рисом, тетерьку с вареньем и кондитерские пирожные, все это полагалось девочкам по воскресным дням.
За обедом Южаночка, однако, не притронулась ни к одному блюду. Даже любимое ею пирожное не произвело на девочку никакого впечатления. С потускневшими глазами сидела она за столом.
Сейчас зазвенит колокольчик, возвещающий начало приема. Сейчас по лестнице поднимутся родственники в зал. Сейчас побегут туда радостные девочки на свидание к родным, а она, Южаночка, не увидит своего дедушки! Ее наказала Бранд. Наказала самым чувствительным для нее образом. Что-то мучительно стискивало сердце
Южаночки, что-то подступало ей к горлу и щекотало его. Что-то затемняло глаза, мешая смотреть. О, если бы она умела плакать!
Она едва добрела до класса, опустилась на скамейку и, подняв крышку своего пюпитра, юркнула в него курчавой головой.
— Инна! Южаночка! Палтенок! Ты, кажется, собралась реветь? — И вторая голова, но уже не кудрявая, а стриженая, круглая как шарик, скрылась под Инниным пюпитром.
— Нет, я не реву, Гаврик. Но если б только знала, Гаврюша, милая, как мне тяжело и больно.
— Знаешь, Инок, горю грустью не поможешь. Вон и Даня тоже думает. Наша добровольная мученица Даня. Давайте же облегчим себе нашу пытку. Давайте в крестики играть или в перышки. Во что хочешь? — стараясь быть веселой и развязной, утешала Гаврик свою притихшую подружку.
— Нет, я лучше принесу бирюльки. У Ланской бирюльки есть. Маша, одолжи нам твои бирюльки на этот час только, — засуетилась Даня и, подпрыгивая на одной ножке, помчалась добывать игрушку.
Как раз в эту минуту зазвенел дробным звуком колокольчик. Болезненно отозвался этот звук в сердце Инны. Это был звонок, призывающий к приему.
— Сейчас. Сейчас придет дедушка. Дежурная вызовет меня, а я не выйду к нему, не выйду. Боже мой! Господи! Что он только подумает обо мне, милый!
— Вот бирюльки принесла. Сейчас играть будем. Да не кукситесь вы, пожалуйста, Гаврик… Инна… Не могу же я одна веселиться за всех троих, — послышался голос Дани.
— Нет, нет, мы ничего! — в один голос отвечали ей девочки.
Игра началась. Но нечего и говорить, что она не принесла ни малейшей радости играющим. Руки дрожали, глаза то и дело обращались к дверям, в которых показывалась дежурившая на приеме «шестушка», прибегавшая вызывать к посетителям ту или другую из седьмых.
Сердце Южаночки то болезненно билось, то сжималось с чувством почти физической остроты.
— Сейчас! Сейчас! Сейчас «шестушка» прибежит за мною, непременно сейчас! — томилась Южаночка, и даже капельки пота выступили на ее похолодевшем лбу.
И точно в подтверждение этих мыслей широко распахнулась классная дверь, и звонкий детский голос дежурной шестой весело крикнул с порога:
— Новенькая! Палтова! К вам пришли. Ступайте в прием!
Инна вскочила. Лицо ее вспыхнуло. Глаза заискрились. Она весь мир, казалось, забыла в эту минуту.
— Дедушка! Дедушка! — вырвалось из ее рта. Вдруг она бессильно опустилась как подкошенная обратно на скамейку.
Наказана! Она — наказана! Ей нельзя идти к дедушке! Ее не пустят к нему!
— Только не плачь! Только не плачь! — услышала она в тот же миг трепетный голос Дани у своего уха. — Фальк, как филин, глаза выпучила, на нас глядит. Не надо давать торжествовать этой дряни.
— Да. Не надо давать ей торжествовать. Не надо! — точно во сне повторяла Южаночка.
— Палтова! — услышала она голос классной дамы, сидевшей на кафедре и о чем-то тихо совещавшейся с Дусей-Надин. — Поди сюда, Палтова, мне надо сказать тебе два слова.
Точно автомат, Инна поднялась со своего места и очутилась перед госпожой Вощининой. Глаза Анны Васильевны несколько секунд внимательно всматривались в хорошенькое личико девочки.
Потом она проговорила.
— Фрейлейн Бранд, сдавая мне вчера вечером дежурство, просила меня лишить тебя свидания с родными на сегодняшний день. Тебя и Гаврик, не объясняя мне, однако, причины. Очевидно, фрейлейн успела за недостатком времени сделать это. Прошу тебя чистосердечно рассказать все, в чем ты и Гаврик провинились перед фрейлейн Бранд.
Голос Анны Васильевны звучал строго. А бедная Южаночка чувствовала себя такой несчастной в эту минуту. Ей придется сейчас приносить здесь чистосердечную исповедь в то время, как там, в большом приемном зале, ждет дедушка, ее милый, дорогой, дедушка и, должно быть, волнуется за нее!
И опять непрошеный спазм сжал горло Инны точно железными тисками, а сердце усиленным темпом забилось в груди. Она хотела говорить и не могла произнести ни слова, только глаза ее, расширенные тоскою, смотрели как зачарованные в самое лицо классной дамы. А минуты бежали одна за другой и уходили в вечность, чтобы никогда не возвращаться обратно. Дедушка ждал ее там, в приемной, ее милый, дорогой старичок. Южаночке искренне хотелось провалиться куда-нибудь сквозь землю. Ведь все равно язык не слушался ее, губы беззвучно двигались, не произнося ни звука, слова не шли из горла. И вот послышался легкий шелест каплотового платья, и высокая тонкая девочка с двумя толстыми косичками за спиной, с лицом умным и открытым, подошла к кафедре.
— Анна Васильевна, я расскажу вам все, как было дело, — проговорила Маша Ланская, и слово за слово она передала наставнице всю злополучную историю о башмаках.
И Анна Васильевна, и Дуся внимательно слушали самую правдивую девочку класса, рассказавшую им все, не исключая и поступка Фальк.
Когда Маша закончила свою повесть, госпожа Вощинина протянула руку к лицу Южаночки, приподняла за подбородок и произнесла тихонько:
— Не надо, надеюсь, тебе говорить, девочка, что вчерашний твой поступок заслуживает строгого наказания, но, принимая во внимание твои первые шаги в нашем учебном заведении, непривычную для тебя обстановку и думая, что ты теперь никогда уже не повторишь подобных шалостей, я прощаю тебя! И тебя, и Гаврик тоже. Вы можете идти на свидание с родными. Я сама буду отвечать за мою самовольность перед фрейлейн Бранд завтра. Ступайте обе вы прощены.
Инна взвизгнула, запрыгала на месте. Захлопала в ладоши. И вдруг кинулась к Анне Васильевне, осыпая поцелуями. Потом подскочила к Ланской и чуть не задушила в объятиях, на ходу крикнув Гаврик: "Нас простила добрая волшебница!", — выскочила в коридор.
Глава 6
— Дитя мое! Южаночка!
Дедушка! Милый дедушка! Южаночка влетела в приемный зал. Милый голос звал ее с порога.
— Южаночка! Деточка моя! Радость!
— Дедушка! Дедушка! Дедушка!
Вот оно доброе, морщинистое лицо, вот она серебряная голова, как у сказочного царя Берендея…
— Девочка моя!
— Ты узнал меня, узнал сразу, дедушка?
— Еще бы! Из сотни тысяч девочек я узнал бы тебя.
— Ах, как я счастлива… А я уже думала, что не придется тебя увидеть сегодня дедушка! — роняет тихо, совсем тихо Инна.
— Девочка! Девочка! Как могла ты подумать, Южаночка моя, что я не приеду, — с ласковым укором говорит дедушка и целует смуглую щечку.
— Нет! Нет! Не то, не то, дедушка. Я другого боялась. Что ты приедешь, я знала это наверное! — вырвалось из груди Инны. — Но меня пускать к тебе не хотели, ведь я наказана была.
— Ты?
— Собственной персоной, дедушка! Крыса наказала… За то… За то… За то, дедушка, что я на пари с Гавриком три раза по залу без сапог и чулок проскакала! Вот ловко-то было, дедушка! А только одна девочка, фискалка ужасная, меня ненавидит, мои сапоги и отнесла Крысе. Крыса подобралась тихим маршем, рекогносцировку сделала, и в результате я попала в число штрафных, и по дисциплинарному взысканию должна была лишиться приема. А добрая волшебница сжалилась и спасла меня.