Страница 6 из 44
Оба молчали. Больной — красивый черноволосый мужчина — рассматривал посетителя. А посетитель не знал, как начать.
— Вас Ленка прислала? Или Толстый? — вдруг спросил Глебов.
— Кто?
— Понятно. Значит, не они. Зачем я им такой сейчас нужен?
— Лена — это Мосина, певица? — поинтересовался Совин. — А Толстый кто?
— Ну вы точно не от них. Иначе бы и вопросов таких не задавали. Чему обязан? — Глебову не хватило только вздернутого подбородка для столь аристократического вопроса.
— Откровенно говоря, ни Лена Мосина, ни ее Толстый меня не интересуют, — ответил Совин, изрядно при этом соврав: они как раз его очень интересовали.
И Совин не зря еще раз повторил имена. И возражений на них опять не последовало. Значит, Глебов знаком и с Мосиной, и с неким Толстым. Уже какая-то информация, хотя неясно пока, с чем ее можно связать.
— Владимир Борисович, меня Снегирева интересует. Я журналист, собираю материалы о ней, — начал Совин и вдруг неожиданно для себя решил идти напролом. — Почему вы во Владимире назвались Олегом?
— Не знаю — команда такая была, и всё.
— Какая команда? От кого? — не понял Дмитрий.
— С Мариной познакомиться. Толстый так сказал.
— А зачем?
— Понятия не имею. Стихи ему Маринины привозил, фотографии.
— А это зачем?
— Да откуда я знаю! Толстого не поймешь. Какие-то свои дела. А мое дело маленькое: сказали, заплатили — я сделал…
— Ладно, Бог с ним, с Толстым. Меня всё-таки Марина Снегирева интересует, — перевёл разговор Совин. — Что она была за человек?
На самом деле Дмитрия уже не интересовал внутренний мир погибшей женщины. Он продолжал задавать вопросы о Марине и механически слушал ответы. Его занимал Толстый.
А собеседник разговорился. Он как бы ушёл от своего жалкого существования в мир, где был здоров, где рядом с ним была красивая женщина, которой, похоже, он тогда не на шутку увлёкся…
— …И Андрей передал, что пятнадцатого Толстый будет ждать Марину. Она же хотела пробиться на эстраду. Поехали — тут «урал» в лоб нам и вышел. Марина рядом сидела, а я, конечно, влево руль дернул — её под удар и подставил. Очнулся в больнице… — Глебов замолчал.
— Какой Андрей? — очнулся Совин.
— Сергеев, какой же еще? — удивился Глебов.
«Адвокат из Владимира!» — догадался и удивился Совин.
— А как вы с Мариной познакомились? — спросил Дмитрий, уже зная ответ.
— Так Андрей и знакомил. Она иногда в кафе забегала, в Доме работников искусств. Он меня туда и привез. И познакомил…
— А адвоката вы откуда знаете?
— Так Толстый дал его адрес и телефон, чтобы на Марину выйти.
Они поговорили ещё полчаса. Глебов ушёл в воспоминания. По правде говоря, Дмитрий слушал вполуха. Значимой информации в воспоминаниях не было. Совин незаметно подвел разговор к завершению и распрощался. И только выйдя за территорию больницы, достал из кармана куртки диктофон, с которым никогда не расставался, и выключил его.
Это был третий, записанный на кассеты разговор, включая разговоры с Гаврилиной и с адвокатом…
Дмитрий перегнал записанный с помощью диктофона разговор с микрокассеты на обычную кассету. Качество было не лучшим, но слова — вполне разборчивы. Совин попеременно щёлкал клавишами магнитофона и компьютера, слово в слово занося в него все три разговора…
Давно стемнело. Совин выключил компьютер, уселся в кресло и попытался заснуть. Поза была не совсем удобной. Ещё менее удобными были мысли. Он заснул под утро…
Вечер восьмой
ПОНЕДЕЛЬНИК, 11 МАЯ
Сегодня Совин ушёл в отпуск. Руководство со скрипом, но согласилось. Обговорив, что сложные заказы для серьёзных рекламодателей все-таки будет выполнять именно он. Невзирая на отпуск. Это было даже к лучшему. Он мог спокойно появляться на станции, не вызывая ни у кого вопросов. Вечерняя его работа тоже была привычной для всех.
Решив вопрос с отпуском, Совин взял кое-какие рабочие материалы и двинулся на розыски водителя, протаранившего «фольксваген» Глебова.
СМУ, или строительно-монтажное управление, где работал Чертков, находилось на другом конце столицы. Совин утомился, добираясь до него с неимоверным количеством пересадок на разные виды общественного транспорта. В салонах было душно и полно народу. И Дмитрий в который раз пожалел о том, что у него нет машины…
Водитель, Чертков Александр Иванович, в СМУ больше не работал. Уволился сразу после суда по делу о наезде и оправдательного приговора.
Совин давно заметил, что в разговорах с журналистами люди становятся весьма откровенными. Без какого-либо принуждения они частенько рассказывают журналистам то, что и от близких скрывают. В причины этого он никогда не вдумывался. Но рассчитывал именно на это, показывая свое удостоверение и объясняя, что пишет о Снегиревой. И тут же выдумал еще одну причину, по которой интересуется водителем: дескать, интересно было бы узнать, как чувствует себя человек, нечаянно убивший другого. Именно нечаянно, что подтвердил и суд. И собеседники верили. До такой степени, что Дмитрию становилось немного стыдно за свою ложь.
Диктофон в нагрудном кармане бесшумно работал, записывая словоохотливую женщину-диспетчера, механика гаража и водителей.
Вырисовывалась интересная картина. Чертков в день аварии находился в отгуле. И, как предполагали собеседники, выполнял рейс для другой фирмы. После аварии неделю на работе не появлялся. (Совин уже во Владимире от ведущего «Хроники происшествий» знал, что три дня из этой недели водитель провёл в камере владимирского следственного изолятора. Был отпущен под небольшой залог и поручительство адвоката.)
Нельзя сказать, чтобы Чертков сильно переживал по поводу случившегося. После суда сразу же уволился. Устроил мужикам «отвальную». Крепко выпив, похвастался, что должен получить крупную сумму денег. Оттого и увольняется. Будет заниматься коммерцией. Через неделю заезжал на бывшее место работы за какими-то своими вещами на новой черной «девятке». Был молчалив. Быстро уехал. Больше никто его не видел…
Дмитрий поехал на работу. Из своего кабинета набрал владимирский номер.
— Здравствуйте, Галя. Моя фамилия Совин. Из Москвы. Мы с вами недавно говорили о Марине Снегиревой.
— Здравствуйте, я помню.
— Галя, у меня к вам просьба. Тут слишком много странностей нарисовалось. Вы никому ничего не говорите, но, если возможно, постарайтесь выяснить, какой фирме принадлежал «Урал», который протаранил машину Олега.
— Хорошо, я выясню. В ГАИ есть знакомые, а информация не секретная. А в чем дело? Что-то случилось?
— Галя, если хотите, я приеду в субботу и всё вам объясню. А вы узнайте то, о чем я прошу, хорошо?
— Хорошо, приезжайте. Встретимся в субботу, в четырнадцать часов в моем кабинете. Вас это устроит? Успеете?
— Спасибо, успею. До субботы.
— До свидания.
Совин закурил. Неудивительно, что Чертков при аварии совершенно не пострадал. Армейский «урал» мог протаранить что-нибудь и потяжелее «фольксвагена».
Совин хорошо знал «урал» по своей армейской службе в летном центре ВВС ПВО. Каждый год центр отрабатывал стрельбы на полигоне в Средней Азии. Рядовой Совин ездил на эти стрельбы в составе роты технического обслуживания. И как-то на его глазах прямо около самолетов загорелась «кислородка» — фургон на базе «ЗИЛ-130». Внутри фургона были установлены баллоны с кислородом и водородом для заправки некоторых систем истребителей. Мог произойти взрыв. Мощный взрыв.
Обслуживающий персонал, хорошо представляющий себе, к чему может привести взрыв такого количества сжиженных газов, рванул от горящей машины на максимально возможных скоростях. И в этот момент на площадку вылетел «урал». За рулем сидел приятель Совина Мишка Шуршин. «Урал» подлетел к горящей машине, которая стояла на ручном тормозе, и за пятнадцать секунд вытолкнул «кислородку» метров на сто от истребителей. Тут и подоспели расторопные пожарные. «Кислородка» взорваться не успела. Все обошлось. Вот тогда-то Совин и оценил автомобиль «урал». Позже ему удавалось на «урале» поездить. Водитель из Дмитрия был никакой, но по ровной туркменской пустыне ездил не опасаясь врезаться в столб или дерево по причине их полнейшего отсутствия. И тот же Мишка Шуршин не боялся доверить руль приятелю.