Порочные привычки мужа

— Но почему Фредерик? — Она немного наклонилась вперед, напряженно дожидаясь ответа, не сомневаясь, что это поможет ей понять мужчину, которого она, как ей казалось, хорошо знала, а теперь понимала, что не знала совсем.

— Я потерял нескольких человек, — напрямик сказал он. — И поднимался на суда, бросившие якорь у Гибралтара, чтобы найти им замену. Мужчины и женщины, выполняющие эту часть военной работы, должны обладать определенными качествами. У них должны быть особые черты характера, и пусть для вербовки им ни к чему иметь необходимые умения, они должны обладать способностями и желанием их обрести. Фредерик Фарнем был как раз таким человеком.

— А другие были? Гревилл покачал головой.

— Я провел во флоте две недели, день-два на каждом судне, и нашел нескольких человек, офицеров и матросов, которых можно было использовать по-другому, но только Фредерик мог стать моим партнером.

— Вы так и не сказали мне, что это за особые черты характера, — надавила Аурелия. — Я должна знать… что было в нем такое, что ускользало от меня — а вы заметили за пару дней.

— Решимость подвергнуться испытаниям, крушить барьеры, пересекать границы, я имею в виду не только географические, готовность встречать опасность. Да, еще… чувство здорового страха — но при этом мужество, чтобы противостоять ему.

Аурелия откинулась назад, положила голову на спинку кресла и на мгновение закрыла глаза. Фредерик в самом деле был безрассудным охотником и через ограды перепрыгивал всегда первым. В школе и в университете он занимался всеми возможными видами спорта, причем яростно соперничал с другими и, всегда оказывался самым первым. В самом начале войны он без тени сомнения пошел во флот и очень раздражался из-за отсутствия активных действий. И все-таки Гревилл Фолконер разглядел в нем что-то другое, подспудное, и это «другое» всегда в нем имелось, хотя ни сама Аурелия, ни друзья и родственники этого не видели.

— Еще вопросы?

Негромкий голос прервал ее мысли, и Аурелия резко выпрямилась. Ее тело опять реагировало странно — ее бросало то в жар, то в холод, а сердце колотилось очень быстро. Но на этот раз она знала почему. Конечно, виноваты эти сбивающие с толку откровения, но в первую очередь мужчина, который сидит напротив, и исходящее от него почти осязаемое ощущение опасности, тайны, интриги.

— А чем вы собираетесь заняться в Лондоне? — Голос Аурелии дрогнул, но она надеялась, что полковник этого не заметил. Впрочем, что это она? Разумеется, заметил. Этот человек научен, замечать все.

— Немного поработать, — небрежно ответил он, стараясь не дать ей понять, как пристально он за ней наблюдает.

Аурелия опять напомнила ему птичку, которая уже чувствует приближение охотника, но еще не до конца в этом уверена, готова улететь в любой момент, но пока порхает. Что-то сказанное им привлекло ее внимание.

— Возможно, вы могли бы помочь мне, — произнес Гревилл и увидел, что она вздрогнула от изумления и неожиданности.

— Помочь вам? Как? — Аурелия выпрямилась как струнка, и посмотрела прямо ему в лицо.

— Мне нужно жилье, — произнес он, улыбнувшись. — Пока я живу в доме моей тетушки, но если мне придется остаться в столице надолго, как я собираюсь, потребуется собственное жилье. Может быть, вы слышали что-нибудь… скажем, о хозяине, который хочет сдать комнаты. — Он встал. — Впрочем, не буду больше отнимать у вас время.

Аурелия тоже поднялась.

— Если я что-нибудь услышу, непременно дам вам знать, если вы оставите мне адрес. — Она, прощаясь, протянула руку.

— Я остановился у моей тети, леди Бротон, на Брук-стрит, — ответил Гревилл, поклонившись и пожав предложенную руку. — Но думаю, что вскоре я снова зайду к вам с визитом, мэм.

Что за этим скрывается, кроме банальных слов, необходимых при прощании? Почему у нее столь твердая уверенность в том, что этот мужчина никогда ничего не говорит без совершенно определенной цели?

— Буду вам рада, — заставила себя Аурелия ответить вежливо. — Я вас провожу.

Глава 4

Закрыв за гостем дверь, Аурелия поднялась к себе в спальню, вынула письмо Фредерика из шкатулки с драгоценностями и села, чтобы снова его перечитать, на этот раз хладнокровно, потому что знала его содержание.

И тут ее снова охватил тот странный прилив энергии — непонятное сочетание возбуждения и страха. Аурелия понятия не имела, чем это вызвано, но чувствовала, что щеки горят, на лбу выступил пот, а сердце трепыхалось отчаянно, как птица в клетке. Может, именно притягательность двойной жизни, прилив возбуждения вкупе с чувством патриотизма и толкнули Фредерика на выбранный им путь?

Прозвонили изящные позолоченные часы на каминной полке, и Аурелия сообразила, что сидит здесь неподвижно больше получаса.

Она снова сложила письмо, убрала его в шкатулку и открыла гардероб, чтобы выбрать платье, подходящее для ленча, где разговоры будут менее легкомысленными, чем обычно. Муж Сесилии Лэнгтон был епископом и поощрял стремление своей жены делать добрые дела, так что она со спокойным сердцем погрузилась в это занятие. Сесилия прославилась тем, что не признавала «нет» в качестве ответа, вынуждая своих светских знакомых расставаться с деньгами, временем и силами.

Аурелия выбрала серое шелковое платье и коричневую бархатную накидку, отороченную серым мехом. Достаточно серьезно, решила она, но, несомненно, элегантно. Наряд не раз подвергался переделкам, и она была уверена, что никто, кроме ближайших подруг, не узнает его в теперешнем виде.

У Аурелии были совершенно прямые волосы, и ей пришлось прибегнуть к помощи Эстер и горячих щипцов, чтобы завить их по моде в мелкие кудряшки.

— Чудесно. Спасибо, дорогая. — Аурелия взяла заячью лапку, чтобы слегка подрумянить щеки.

— Вы наденете маленькую бархатную шляпку, мэм? Ту, коричневую?

— Да, это как раз то, что нужно. — Аурелия взяла шляпку и пристроила ее на кудряшки. Шляпка с дымкой вуали прекрасно смотрелась на ее светлых волосах. Аурелия придирчиво посмотрела на себя в зеркало и слегка улыбнулась, признаваясь себе в тщеславии.

Взяв перчатки и ридикюль, Аурелия вышла из дома. До Ганновер-сквер, где жил епископ, она пройдется пешком, тут недалеко. На улице немного потеплело. Бледное солнце иногда проглядывало на небе, если позволяли облака. На площади было пусто, и Аурелия решила прогуляться по парку до Холлс-стрит.

Она вошла в прохладный сырой парк через невысокие железные ворота. Нарциссы уже цвели вовсю, у форзиции наливались почки. После зимних дождей трава была яркого зеленого цвета, а воздух напоен чудесным влажным ароматом земли. Вокруг стояло ощущение свежести, начала перемен, и Аурелия ускорила шаг, снова почувствовав прилив энергии.

Аурелия шла по посыпанной ровной дорожке между кустами бирючины, перемежавшимися макрокарпой. Она зубами стянула с руки перчатку, отломила веточку макрокарпы и потерла ее между пальцами. Лимонный аромат кипарисового масла вернул ее в детство, к высоким живым изгородям, окружавшим дом, где она выросла.

И этот же аромат вызвал живое воспоминание о Фредерике. Он сделал ей предложение в знойный день, в тени живой изгороди из кустов макрокарпы, и Аурелия тогда сделала то же самое, что сейчас, — растерла веточку и глубоко вдохнула запах кипарисового масла. В тот день она ощутила такое счастье, такую полноту жизни — и чувство абсолютной надежности лежавшего перед ней будущего. И сейчас, вдыхая лимонный аромат, она думала — а испытывал ли Фредерик то же самое тем ярким летним днем? Может быть, его чувства были вовсе не такими глубокими и сильными, как ее, а она просто не позволила себе этого увидеть.

Слегка вздохнув, Аурелия бросила веточку, надела перчатку и пошла дальше по дорожке, но стоило ей выйти на покрытую травой площадку в центре парка, как ее охватило странное чувство. Волосы на затылке словно встали дыбом, а кожа на голове зачесалась. Аурелия остановилась и оглянулась. Никого не видно. Но здесь кто-то есть, она точно знала. Это знала ее кожа.