Страница 6 из 131
Потребовала национальной самостоятельности Литва. Забурлило, всколыхнулось Закавказье. Родина Корнилова — Казахстан — взорвалась кровавым восстанием Амангельды Иманова. Степные жители начали истреблять русских поселенцев. Дробление государства приобретало и вовсе гротескные формы: о своем полном суверенитете заявили Кронштадт и Шлиссельбургский уезд.
На содрогавшееся в предсмертных конвульсиях огромное тело некогда могущественной империи с вожделением прожорливых хищников взирали западные державы. На Смоленск претендовали Польша, Германия и Литва, на Архангельск — Англия, на Петроград — Швеция.
Остановить этот беспредел могла только армия. Она была огромна и потому не сразу поддавалась разложению. Но и армия, лишившись государя, которому присягала, на глазах теряла свою былую силу и славу.
Верный своей привычке угождать, командующий Юго-Западным фронтом Брусилов первым взял под козырек, заявляя о готовности наступать. Несмотря на провал ноты Милюкова и последовавшую его с Гучковым отставку, Временное правительство под нажимом послов Антанты требовало продолжения боевых действий.
В июне Юго-Западный фронт перешел в наступление. Начало было успешным. 8-я армия Корнилова овладела двумя городами — Калишем и Галичем. Военный министр Керенский, находившийся на фронте, послал ликующую телеграмму председателю Временного правительства князю Львову. Это была первая победа армии демократической России, и военный министр ставил вопрос о награждении отличившихся. Поскольку царские ордена были отменены, решили награждать красными знаменами.
Пока столичные драпировщики изготовляли срочный заказ, наступление остановилось. Случилось то же, что и раньше: соседи снова затоптались на месте. Вместо того, чтобы развить успех, достигнутый Корниловым, левый и правый фланги начали митинговать, выясняя, соответствует ли приказ об устремлении в прорыв революционному моменту? Угас наступательный порыв и в 8-й армии. Началось братание, солдаты толпами покидали позиции и уходили в тыл.
Не оправдались надежды генерала Брусилова, который считал, что, втянувшись в боевую работу, войска отвлекутся от политических увлечений. Впрочем, к тому времени, когда июньское наступление выдохлось, Брусилов был уже в Могилеве, в Ставке, получив пост Верховного Главнокомандующего. Юго-Западный фронт возглавил Корнилов.
Шестого июля немцы нанесли страшный удар в стык митингующих русских армий. Юго-Западный фронт обратился в беспорядочное бегство. Корнилов послал отчаянные телеграммы Брусилову в Ставку и Керенскому в Петроград с требованием ввести смертную казнь за дезертирство и отказ выполнять приказы, немедленно восстановить единоначалие в армии. Иначе — катастрофа.
Первым откликнулся Брусилов. Лавр Георгиевич с изумлением вчитывался в телеграфную ленту, поступившую из Ставки. Главковерх вместо одобрения предлагаемых Корниловым жестких мер грозил нарушителям воинской дисциплины… лишением гражданских прав.
— Что сие означает? — едва сдерживая ярость, спросил командующий фронтом.
— Наверное, неучастие во всеобщих выборах, — высказал догадку начальник штаба генерал Лукомский.
Оскорбленный Корнилов продиктовал новую телеграмму военному министру Керенскому. В ней говорилось, что если правительство не утвердит предложенные им меры и тем самым лишит его единственного средства спасти армию, то он, генерал Корнилов, самовольно сложит с себя полномочия командующего фронтом. «Я никогда в жизни не соглашусь быть одним из орудий гибели Родины».
Но, очевидно, Керенскому было не до отчаянных телеграмм с Юго-Западного фронта. Развитие событий в Петрограде снова приобретало драматический поворот, и снова камнем преткновения стали части Петроградского гарнизона, которые, как и в апреле, попытались отправить на фронт.
Большинство этих полков полностью находилось под влиянием антивоенной пропаганды большевиков. Попытка правительства избавить столицу от вооруженных толп окончательно разложенных и развращенных людей в очередной раз вызвала кризис власти. Солдаты отказались идти в окопы. Большевики умело воспользовались их недовольством и, не решаясь пока призывать к открытому вооруженному восстанию против Временного правительства, выдвинули лозунг «мирной вооруженной демонстрации».
Ранним утром третьего июля сотни тысяч людей с красными знаменами вышли на улицы. К рабочим присоединились солдатские и матросские колонны. Множество лозунгов содержали требование отставки Временного правительства. Его глава князь Львов растерялся.
Только к исходу дня правительство собралось с духом и решило применить силу. Против более чем двадцати тысяч матросов бросили казачьи части. Всадники с гиканьем налетели на чернобушлатников, засвистели нагайки. Матросы бросились врассыпную. Казаки преследовали их, сбивали с ног. За «братишек» вступилась одна из пулеметных команд, вышедшая на демонстрацию с «максимами». Казаки падали с коней, расстреливаемые в упор очередями.
Потери с обеих сторон составили 56 человек, несколько сот получили ранения. К вечеру хлынул сильный ливень, который разогнал манифестантов по домам и казармам. В те времена до водометов еще не додумались, и разыгравшаяся стихия природы одержала победу над стихией людей.
Шестого июля правительство князя Львова отдало приказ об аресте Ленина и Зиновьева, которые были объявлены главными зачинщиками беспорядков в столице. Однако обоим удалось скрыться и переждать опасное для них время в Разливе. Газеты писали о том, что выступление большевиков в Петрограде удивительным образом совпало с Тарнопольским прорывом немцев, в результате которого Юго-Западный фронт практически развалился. Некоторые издания прямо указывали, что оба события координировались из одного центра. Вновь запестрели публикации о запломбированном вагоне с Ульяновым—Лениным и его соратниками, подозрительно беспрепятственно пропущенном германской разведкой через свою страну, находящуюся в состоянии войны с Россией.
Во время третьеиюльских событий военный министр Керенский находился на фронте. Выступление большевиков было внезапным, он вернулся в Петроград к шапочному разбору. С фронта Керенский присылал князю Львову телеграммы с требованием самых решительных действий против бунтовщиков. Хватит миндальничать! Революция должна быть сильной и безжалостной по отношению к врагам.
Военного министра, наверное, укрепило в необходимости жестких мер пребывание в отступавших войсках Юго-Западного фронта. Картины бежавшего воинства вызывали стыд. Корнилов на свой страх и риск делал все, чтобы остановить грабежи и разбой. Он отважился даже на крайнюю меру устрашения и приказал беспощадно вешать каждого, кто будет пойман на мародерстве. Керенский своими глазами видел на придорожных столбах болтавшиеся в петлях тела солдат без сапог с дощечками на груди, объяснявшими, каким позорным занятием занимались повешенные.
О маленьком решительном генерале, не побоявшемся ввести у себя на фронте смертную казнь вопреки решению безвольного правительства, Керенский вспомнил восьмого июля, когда сменил князя Львова на посту министра-председателя. Наблюдательный военный министр обратил внимание, что Корнилов передвигался в окружении всадников в высоких белых папахах и малиновых халатах, и это придавало им экзотический вид. На боку у них болтались кривые сабли. Это был знаменитый корниловский конвой.
Восторженный прием
Четвертый эскадрон Текинского кавалерийского полка составил личный конвой генерала Корнилова в бытность его командующим 8-й армией.
Приехав в Каменец-Подольский, новый командующий поочередно устраивал смотр всем частям своей армии. Текинский полк был полностью укомплектован туркменскими всадниками. Корнилову они понравились, и он высказал пожелание, чтобы из их числа был сформирован конвой, полагавшийся ему по должности.
С тех пор они вместе. Текинцы полюбили Корнилова. Хотя и пехотный генерал, но степняк по всем повадкам. Прекрасно сидит в седле, разбирается в лошадях. А когда туркмены узнали, что генерал знает Коран и может говорить на их родном языке, поклялись быть преданными ему до конца.