Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 122 из 131



«Не было фотокамеры или снимки не печатаются по каким-то другим причинам?». И этот вопрос был включен в перечень, предназначенный для намеченных интервьюируемых.

Их набралось более десятка, и все они сегодня — в Москве, Минске и Киеве — уже не на тех постах, которые занимали в момент встречи в Беловежской пуще. Иные вообще не на государственной службе, но, несмотря на это, как и раньше, обставлены штатом помощников, секретарей, референтов, пробиться через стену которых практически невозможно.

Ладно, мы люди не гордые, не хотят ваши шефы лицезреть нашу физиономию, пусть ответят письменно вот на этот вопросник.

— O чем? — настораживаются на том конце телефонного провода.

Тема приводит в замешательство.

— Нет, пока не присылайте. Надо согласовать. Мы с вами свяжемся. Ждите…

Примерно так отвечали в Москве, Минске и Киеве. Через месяц, не дождавшись обещанных звонков, стал напоминать о себе сам.

Отбивались, кто как мог. У одного шеф в загранкомандировке, у другого очень занят, шефам третьего на эту тему сказать корреспонденту вообще нечего.

И только одна простодушная секретарша попалась в умело расставленные журналистом силки. Выслушав очередное сожаление, что такой-то ответить на письменные вопросы не может, я спросил:

— Вы-то хоть передали ему, о чем речь?

— Разумеется.

— И что он ответил?

— Еще не время…

Это он ей сказал. Не для передачи, конечно. А она, бедняжка, проговорилась. Что ж, бывает. В истории такое не впервой: тщательно охраняемые тайны перестают быть таковыми исключительно из-за несообразительности прислуги.

Впрочем, вся обслуга, причастная к встрече в Вискулях, — водители, охранники, официантки, — пока хранит молчание. Надолго ли? Ведь нет ничего тайного, что со временем не становилось бы явным.

Вот именно, со временем. А людям хочется знать правду сейчас. И это не праздное любопытство, ведь речь идет о событии, которое произошло на нашем веку и чудовищным катком проехало через всех.

Операция «Колесо»

Непримиримая оппозиция немало потрудилась над тем, чтобы в массовом сознании прочно утвердились имена виновных в развале СССР. Спросите любую домохозяйку — не моргнув глазом она назовет фамилии Ельцина, Кравчука и Шушкевича, подписавших антиконституционные Беловежские соглашения в тайне от народа, и Горбачева, не арестовавшего заговорщиков-«пущистов».

Знавшие Горбачева люди сомневались в искренности его утверждений относительно того, что звонок Шушкевича из Беловежской пущи воскресным вечером 8 декабря застал врасплох. Не настолько беспечным и доверчивым был Михаил Сергеевич, чтобы оставить без всякого присмотра собравшихся вместе вне Москвы трех руководителей крупнейших советских республик, да еще в столь тревожное время, каким было начало декабря девяносто первого года.

Один из таких людей, хорошо осведомленный о характере союзного президента, бывший руководитель его аппарата Валерий Иванович Болдин поведал историю, случившуюся еще летом 1990 года. Отдыхая в Крыму, Михаил Сергеевич неожиданно позвонил Болдину.

— Ты не знаешь, где сейчас Яковлев? — спросил он нервно.



Болдин ответил, что не знает: суббота, наверное, на даче.

— Нет, нет, — быстро заговорил Горбачев. — Я звонил на дачу, его там нет. Ну а где хоть Бакатин-то, ты знаешь?

Болдин, по его словам, удивился этому вопросу еще больше. Ну где могут быть люди в выходной день летом? Не на даче, так в лесу. Наконец, в речке купаются.

— Ты, как всегда, ничего не знаешь, — бросил президент. — На месте нет и Моисеева, начальника Генерального штаба. Мне доложили, что все они выехали в охотничье хозяйство. Если что-то узнаешь, позвони мне сразу.

Откуда он все это знает, находясь у моря? — задавался Болдин вопросом. Через минут сорок раздался снова телефонный звонок. Горбачев сказал, что дозвонился до машин, которые находились в лесу, где-то в Рязанской области, но, кроме водителей, там никого нет, все куда-то удалились и к телефону не подходят. Водители пошли их искать.

— Зачем они там собрались вместе? Для чего кучкуются? Что они задумали? — нервно спрашивал Горбачев.

— Может, грибы собирают? — осторожно высказал предположение Болдин.

— Да ты что, там ведь с ними еще несколько генералов, видимо, что-то задумали.

По словам Болдина, этот случай был не единственный. Михаил Сергеевич подозревал многих в неверности задолго до августовского кризиса, боялся, что его могут лишить власти. Мстительно-болезненное состояние принуждало постоянно держать под контролем всех, кто был рядом. А уж после августовских событий, когда популярность Михаила Сергеевича, и без того низкая, резко пошла на убыль, ему постоянно мерещились новые заговоры, теперь уже со стороны руководителей республик.

Мог ли в этих условиях такой опытный политик, как Горбачев, проявить несвойственную ему беспечность, закрыв глаза на то, что происходило в Минске? Неужели не привел в действие свои каналы информации, благодаря которым всегда знал все обо всех?

Ответ находим в его книге «Жизнь и реформы»: «Проходит день, никаких новостей из Минска до меня не доходит, никому ничего не известно. Подумалось: решили «расслабиться» — так оно и было. Но потом я начал интересоваться, что же там происходит».

Вот оно: «начал интересоваться». Михаил Сергеевич не раскрывает — у кого. Впрочем, это и не столь важно. Главное, он признает, что располагал сведениями о подозрительном шевелении в Беловежской пуще задолго до звонка Шушкевича.

«Оказалось, через мою голову ведут разговоры с министрами, в том числе с Шапошниковым, — пишет далее экс-президент, — а он, как и Баранников, не счел нужным меня информировать. Я позвонил министру обороны и спросил, что происходит. Он извивался как уж на сковородке, но все же сказал, что ему звонили, спрашивали, как он смотрит на характер объединенных вооруженных сил в будущем государственном образовании. Ничего, мол, больше не знаю. Откровенно врал».

С удивительным свойством Михаила Сергеевича — все знать и ничего не предпринимать — мы еще встретимся в ситуации, когда принималась декларация о государственном суверенитете России. Странная позиция президента действительно дает повод подозревать его в сознательном развале страны — именно так оппозиция квалифицирует бездействие Горбачева в критические моменты.

Однако не будем забегать вперед. К этой теме мы еще вернемся, а сейчас приведем свидетельство, подтверждающее слова Горбачева о том, что собравшиеся в пуще главы трех республик и в самом деле вели тайные разговоры не только с министрами, но и их заместителями, пытаясь заручиться поддержкой наиболее влиятельных лиц в центре.

Свидетельствует А. С. Грачев, тогдашний пресс-секретарь Горбачева:

— В воскресенье 8 декабря у меня на даче раздался звонок «вертушки» (линии правительственной связи). Телефонистка переспросила мою фамилию. Сказала: «С вами хочет поговорить Борис Николаевич». Я был заинтригован. Через полминуты в трубке раздался мужской голос, по-видимому, помощника Ельцина: «Кто у телефона?» — «Грачев», — ответил я. Помолчав, он с сомнением переспросил: «Павел Сергеевич?» — «Нет, Андрей Серафимович». В трубке поспешно сказали: «Нет, нет, нам нужен другой».

Павел Сергеевич Грачев, однофамилец горбачевского пресс-секретаря, в недавнем прошлом командующий воздушно-десантными войсками СССР, был в то время заместителем союзного министра обороны Евгения Шапошникова. Предназначенный ему звонок, по словам Андрея Серафимовича, раздался из Беловежской пущи:

— Бдительный помощник Ельцина не дал мне поговорить в тот день с российским президентом и узнать, для чего ему понадобился Павел Грачев, вскоре ставший министром обороны России. На следующий же день все и без того стало ясно.

Правы гроссмейстеры аналитических дел из спецслужб, утверждающие, что около половины секретной информации добывается из открытых источников. Надо только тщательно следить за новинками, уметь выстраивать в логический ряд разрозненные факты. Иногда это одна-две строки, затерявшиеся среди моря книжных страниц.