Страница 2 из 4
— Я ничего не вижу в этом проклятом тумане, — встревожено сказал Джамиль. — он густой, как молоко, и вязкий, словно кунжутовое масло!
Узкая тропинка, по которой двигались путники, просматривалась лишь на несколько шагов. Их кони, повинуясь животному инстинкту, двигались очень осторожно, то и дело останавливаясь и боязливо прядая ушами.
Все чувства Конана были обострены до предела. Одной рукой он держал наготове обнаженную кривую саблю, другой обнимал прекрасную пленницу. Вдруг девушка испуганно вскрикнула.
Прижавшись к груди киммерийца, она прошептала:
— Там, впереди! Я только видела кого-то, но это нечеловек!
Пытаясь заглушить собственную тревогу, он насмешливо спросил:
— Что могло так напугать отважную дочь владыки козгаров?
Но не успели они проехать и нескольких шагов, как увидели прямо перед собой страшную картину.
К скале слева от тропинки был привязан человеческий скелет. Выбеленные дождями и ветром кости были переплетены ссохшимися кожаными ремнями, череп лежал рядом на земле, и над его пустыми глазницами зияла огромная трещина; видимо, человеку проломили висок ударом топора или боевого молота.
Внезапно до путников донеслась жуткая какофония звуков — нечеловеческий хохот сменялся хриплым рычанием и стонами, переходившими в жалобный визг. Еще теснее прижавшись к киммерийцу, Шания в тревоге воскликнула:
— Это они, демоны народа вершин! Никому не удалось живыми вырваться из их лап! Ну, теперь ты доволен, глупец? Еще до захода солнца наши тела будут валятся здесь, рядом с этим скелетом! Зачем ты не послушал меня? Зачем? Я не хочу, не хочу умирать!
По спине Конана пробежала холодная дрожь, в глазах потемнело.
Однако, взяв себя в руки, он сказал с нарочитым спокойствием:
— Теперь уже поздно о чем-то жалеть и оплакивать нашу судьбу. Едем вперед, и если эти горластые твари осмелятся подойти поближе, то запоют совсем по-другому.
Киммериец тронул поводья, и тут за его спиной раздался страшный грохот. Он стремительно обернулся, вздымая клинок, и в этот же момент почувствовал, как плечи сидевшей перед ним девушки захлестнула брошенная кем-то невидимым петля аркана. Сдавленно вскрикнув, Шания полетела на землю и сразу же скрылась в густом тумане. Конь киммерийца встал на дыбы, и Конан не смог удержаться в седле; испуганное животное, освободившись от двойной ноши, умчалось вперед, тоже исчезнув за пологом белесой мглы.
Вскочив на ноги, киммериец увидел, что позади него на тропу упал — или, скорее, был кем-то сброшен — огромный валун, придавивший его спутника вместе с лошадью. Из-под камня виднелась только рука спутника вместе с лошадью. Из-под камня виднелась только рука Джамаля, все еще судорожно сжимавшая лук и колчан; под ней уже скопилась лужица крови.
— Я отомщу за тебя, приятель. Клянусь, отомщу! — пробормотал Конан, выхватывая из пальцев мертвого туранца лук и перекидывая за спину колчан со стрелами. Вскинув свой кривой меч, он приготовился встретить невидимого пока противника.
Острый слух и звериной чутье помогли киммерийцу избежать участи Шании — услышав тонкий свист брошенного аркана, он успел отпрянуть в сторону. Затем в голове его мелькнула спасительная мысль: поймав в воздухе веревку и натянув ее, он издал придушенный вопль человека, горло которого захлестнула петля. Кто-то невидимый сильно дернул аркан, и киммериец, вцепившись в него, пополз прямо в туманную мглу.
Противник показался на глаза, когда Конана уже подтащили к скалам — правда, в тумане можно было разобрать лишь неопределенные и бесформенные силуэты. Но это не помешало киммерийцу, вывернувшись из схвативших его сильных рук, вонзить саблю в ближайшую из теней. Раздался яростный вскрик, и он понял, что лезвие рассекло живую плоть. Остальные смутные фигуры, выступив из тумана, в молчании окружили киммерийца.
Нападающие были просто невидимы и потому казались неуловимыми, словно призраки; вести с ними бой было непросто. Нанеся удар, они тут же скрывались за туманной завесой, и снова появлялись в самом неожиданном месте. Однако, отразив несколько десятков выпадов и не раз обагрив свой меч кровью, Конан с облегчением сообразил, что искусством фехтования они не владеют, а пытаются одолеть его силой или нахрапом. Успокоившись на сей счет, он принялся издеваться над незадачливым противником:
— Ну что, ублюдки, довольны? Я вас и в тумане достану! Похоже, вы и меч-то в руках держать не умеете, а лезете в драку! Лезете к людям, что шли себе по тропе и никого не трогали. Придется поучить вас, вот только успеете ли вы освоить все премудрости? А дело-то простое: клинком под ребро — раз! по шее — два! Прямой выпад в горло — три! Теперь — в грудь, в брюхо, по хребту! И все!
После каждого удара одна из теней со стоном оседала на землю и больше уже не поднималась. Конан фехтовал искусно и хладнокровно. Наконец, когда еще один нападавший свалился мешком с перерезанной глоткой, оставшиеся в живых остановились, а затем бросились прочь, тут же исчезнув за густой пеленой тумана.
Переводя дыхание и отирая со лба обильную испарину, киммериец склонился над трупом одного из валявшихся на тропе противников. Из груди его вырвался непроизвольный возглас изумления: перед ним был не человек! Низкий, покатый, шириной меньше ладони лоб, маленькие, близко посаженные темные глазки, приплюснутый, с огромными вывернутыми ноздрями нос, гигантская нижняя челюсть… Без сомнения, перед ним на тропе валялась громадная обезьяна! Конан не впервые встречался с этими животными; подобных им четырехруких тварей он видывал в джунглях на южном побережье моря Вилайет, но те были с головы до ног заросшими шерстью, эти же — совершенно безволосыми. Он мог рассмотреть чудище совершенно отчетливо, так как голый живот монстра обвивала толстая веревка, и, кроме нее, никакой одежды на нем не было.
Но где эта обезьяна взяла оружие? Ведь в лапе ее была зажата острая, как бритва, туранская сабля! И кто научил зверя обращаться с клинком? На такие вопросы киммериец ответить не мог, и тревоги его от этого не уменьшило.
От мертвого тела твари исходил острый мускусный запах. Конан принюхался и постарался его запомнить; теперь он даже в тумане сумел бы найти своих недавних противников.
— Придется спасать девчонку, — пробормотал он недовольным голосом. — Кром! Хоть она и из вражеского племени, но все же человек… не оставлять же ее в лапах этих голозадых тварей! Это было бы слишком!
И киммериец, принюхиваясь, широко раздувая ноздри, двинулся вперед по тропе.
Чем выше он поднимался в горы, тем менее плотной и густой становилась завеса тумана. Оставшийся после обезьян запах ясно указывал, что твари двигались зигзагами, видимо, стараясь запутать следы. Конан зловеще усмехнулся: это его не собьет и не обманет! Теперь их роли переменились — из преследуемой дичи он превратился в охотника, и такое положение дел устраивало его куда больше. Он полагал, что сумеет справится с сотней голозадых; слишком они были неуклюжими и беспомощными перед его клинком и боевым искусством. К тому же у него имелся лук и полный колчан стрел!
Он двигался осторожно, но быстро, принюхиваясь и осматриваясь по сторонам. Время от времени сквозь туман проступали сложенные из больших камней курганы или грубые пирамиды — то были древние захоронения вождей туранских племен, некогда кочевавших в этих местах. Владыка Турана Ангарзеб в свое время послал целую армию в Туманные горы, дабы сохранить в неприкосновенности эти священные для туранцев могилы. Однако войска его были разбиты, и теперь ветер, дождь и солнце без помех трудились над древними камнями, оставляя на них свои разрушительные следы.
Поднимаясь все выше и выше, Конан за очередным поворотом разглядел, что тропа тянется по узкому гребню скалы, по обе стороны которого зияли глубокие пропасти. А вдали сквозь туман уже смутно просвечивали контуры высокой и массивной башни, сложенной из цветного камня и, казалось, плывущей к нему словно мачта огромного корабля. Скорее всего, решил Конан, его голозадые противники скрылись именно там. Прежде чем предпринимать что-либо, киммериец спрятался за очередным надгробием, намереваясь сначала приглядеться, что происходит в этом странном и загадочном месте. Он довольно долго просидел, затаившись за камнями, но ничто не нарушало царившего вокруг безмолвия и покоя.