Страница 30 из 32
– Уже поздно, – сказала она, – и я устала. Я хочу домой.
Это был последний раз, когда они видели Лилиан и ее семью. Фрэнк был занят – как он говорил, слишком занят, – чтобы бывать где-нибудь, кроме своего офиса или своей студии дома, но Лайза знала, что он просто старается избегать ее. Он начал тяготиться ее вторжением в свою жизнь. Он женился на ней с одной целью, а она не выполнила своей обязанности. Несмотря на скрытые угрозы, которые он высказал в первый вечер, он не пытался силой затащить ее в свою постель.
Лайза была убеждена, что только нежелание признать, что он совершил ошибку, убедив ее выйти за него замуж, удерживало его от того, чтобы отпустить ее.
Они теперь разговаривали друг с другом только на людях, когда она сопровождала его на деловые обеды или разыгрывала роль хозяйки дома. Она даже позволяла Фрэнку слегка обнимать ее за талию и улыбалась приветливо, когда его губы касались ее щеки.
Если не считать таких вечеров, они виделись крайне редко.
Это похоже на то, подумала она однажды после очередного пустого дня, как если бы я перестала существовать для него. И это замечательно. Это означает, что теперь в любой день Фрэнк может позвать ее в студию, уставиться на нее своим нервирующим взглядом и сказать, что этому невозможному маскараду наступил конец.
Именно этого она и хотела. Именно этого. Но почему же тогда эта мысль повергает ее в такое отчаяние?
– Миссис Мейсон?
– Да, Роджерс.
– В ваше отсутствие, мадам, звонил мистер Мейсон. Он велел передать вам, что приведет к ужину нескольких гостей.
У Лайзы сразу испортилось настроение. Еще один вечер с гостями, который надо провести с искусственной доброжелательностью. От этой мысли она почувствовала себя совершенно опустошенной. Ей становилось все труднее и труднее улыбаться и притворяться в присутствии посторонних.
– Я взял на себя смелость переговорить с поваром. Надеюсь, все в порядке?
Лайза кивнула. Она не имела никакого касательства к ведению дел в этом доме. Это был дом Фрэнка, не ее, она была здесь немногим больше чем нахлебница.
– Да, все правильно. Спасибо. Он сказал, когда придет?
– В семь часов, мадам.
Времени было достаточно, чтобы принять душ и переодеться. С помощью косметики придать немного жизни своему лицу, облачиться в одно из тех дорогих платьев, которые висели в ее шкафу, и играть роль жены, которой она никогда не будет.
– Я больше так не могу, – прошептала она в тишине своей спальни.
Но она должна… Ложь, в которой они жили, закончится тогда, когда этому положит конец Фрэнк, и ни минутой раньше.
Лайза спустилась вниз без двух минут семь, как раз вовремя, чтобы приветствовать гостей Фрэнка, выходящих из дверей лифта. У нее удивленно поднялись брови, когда она увидела Хадсона, Штейна и Гесса под руку с их женами.
– Лайза! – раздался хор мужских голосов, и они окружили ее, приветствуя сердечными поцелуями в щеку, в то время как их жены разглядывали ее и обменивались друг с другом странными, легкими улыбками.
Ладно, в конце концов, не каждый день один из партнеров женится на своей секретарше, подумала Лайза. Если бы только они знали…
– Хэлло! – сказала она приветливо, после того как были закончены представления. – Как приятно снова видеть вас всех. – Она взглянула на закрывшиеся за ними двери лифта. – А где Фрэнк?
– Поднимается со следующей группой, – сказала миссис Гесс.
Дамы сбрасывали свои норковые и соболиные манто на руки Роджерсу.
– Полагаю, вы знаете, как пройти в гостиную. Почему бы вам не отправиться туда и не позволить Роджерсу налить вам чего-нибудь выпить? А я подожду здесь остальных.
Мужчины направились в фойе, но их остановил голос миссис Штейн.
– О, мы подождем вместе с вами, – сказала она.
В этот момент двери лифта раскрылись и все замолкли.
В фойе вошли ведущие члены венгерской делегации, а замыкали шествие, так что оказались в центре внимания, Фрэнк и Жужи Янош. Она висела у него на руке и глядела в его лицо с нескрываемым обожанием, а он сверху улыбался ей.
– …А затем, – произнес Фрэнк в наступившей тишине, – Стивенс сказал: «Хорошо, ваша честь, я должен был привезти их в суд, но я подумал, что здесь слишком переполнено. Поэтому я оставил их дома, в аквариуме. Но вы можете в любое время зайти и сами проверить…».
Жужи откинула назад голову и расхохоталась, обнажив великолепные белые зубы.
– Дорогой, это совершенно великолепно! И, конечно, вы выиграли дело!
– Разумеется! – скромно улыбнулся Фрэнк.
– Как чудесно! – Жужи хихикала, словно школьница, ее темные, шоколадного цвета глаза сияли. – О, как приятно снова вас видеть, дорогой. Вы не можете представить, как я скучала.
– Фрэнк? – Лайза проглотила комок. – Фрэнк, – снова окликнула она. Тогда эти двое оторвали глаза друг от друга и уставились на нее так, будто она была последней особой, которую кто-либо из них ожидал увидеть.
Фрэнк опомнился первым.
– Лайза, – сказал он и пропустил Жужи вперед.
Сердце Лайзы сбилось с ритма. Он улыбался ей так, как это делал в те дни, когда она была его помощницей: приятно, вежливо и… равнодушно.
– Лайза, ты помнишь Жужи, не так ли?
– Да, – медленно протянула она. – Конечно. Как поживаете, мисс Янош?
– О, вы должны называть меня Жужи, – ответила блондинка. – Если вы будете называть меня «мисс Янош», я вынуждена буду называть вас «миссис Мейсон». – Она бросила на Фрэнка косой взгляд из-под своих невероятно длинных ресниц. – Но почему я должна провести весь вечер, напоминая себе, что это вы вышли замуж за этого великолепного мужчину?
Все, включая Жужи, весело рассмеялись, но ее смех начался и кончился несколько позже, чем у остальных, так что на какое-то мгновение он повис в воздухе, словно забытый воздушный шарик.
Спустя некоторое время мистер Хадсон откашлялся.
– Ладно, – радостным тоном произнес он. – Ты сказал своей жене, по какому поводу мы собрались, Фрэнк?
С медленной понимающей улыбкой Фрэнк посмотрел на Лайзу.
– Нет, – сказал он мягко, – не сказал. Но Лайза умная женщина, Чарли, и я уверен, что она уже догадалась.
Хадсон закатил маленькую речь о том, что наконец-то завершилась венгерская сделка. Но Лайза поняла. Ей был ясен смысл обращения Фрэнка. Все кончено. Шарада, в которую он ее втянул, разрешена. Я устал от этой игры, Лайза, сказали ей его глаза. И мне плевать, кто и что об этом узнает.
Ну и ладно, подумала она, для меня это к лучшему. Но почему об этом надо уведомлять публику?! Какое он имел право выставлять ее дурочкой?! Никто из этих людей, даже эта чувственная блондинка, повисшая на руке Фрэнка, не был дураком. Они знали, что что-то случилось, и ждали ее реакции.
Что ж, подумала она мрачно, они будут разочарованы. Она должна быть леди. Она должна довести до конца этот вечер, делая вид, что ей совершенно безразлично, что происходит у нее под носом. А в конце вечера она упакует свои вещи – ее вещи, ничего из того, что Фрэнк накупил ей, – и уйдет с высоко поднятой головой.
Спустя три часа, когда Лайза начала разливать кофе в библиотеке, она была готова признать, что ее план, вроде бы так умно рассчитанный, не сработал.
Она не могла сосредоточиться ни на чем, кроме как на Фрэнке и женщине, прилепившейся к нему словно тень. Вот и сейчас они сидели рядом на маленьком диване поодаль от остальных. И если бы не Роджерс, гости ушли бы, так ничего не поев и не выпив.
Почему она все время наблюдает за Фрэнком и Жужи? Я не должна смотреть на них, твердила она себе. Но она смотрела. Она смотрела только потому, что не могла не делать это – просто не могла оторвать взора от этих двух голов, одной темной, другой белокурой, склонившихся друг к другу.
Фрэнк делал дурочку не только из нее, он выставлял дураком и себя. Или его это не трогало? Она помнила, он всегда говорил, что ему, черт возьми, безразлично, что думают люди, но так ли это на самом деле?
Смех Жужи звенел в комнате, словно кто-то наигрывал на плохо настроенном фортепьяно. Фрэнк тоже смеялся. Он смеялся весь вечер. Смеялся ли он когда-нибудь так много раньше? С ней, во всяком случае, нет.