Страница 32 из 47
Больше мы ничего друг другу не сказали. Молчание длилось минуту-другую, но показалось мне целой вечностью.
К балагану подошел еще один пижон. Он заговорил с дядей Эмом, но тот ответил довольно резко: «Извините, мы закрываемся». В его голосе больше не слышалось гнева. Я бы даже сказал, что он говорил своим обычным голосом, в нем не было слышно также ноток преувеличенного спокойствия, за которым скрывается подавленное раздражение. Это означало, что он принял решение, но сути этого решения я пока не понимал. Он вполне мог заявить: «Знаешь, малыш, это твое мнение, а я предпочитаю не ввязываться». А мог сказать и совсем иное: «Хорошо, Эд, ты меня убедил. Так с чего же мы начнем?». Я ждал от него именно этих слов, и я их дождался. Итак:, все шло прекрасно. Я встал и поднял бейсбольный мяч, закатившийся в угол. Когда я повернулся к дяде Эму, он сказал:
— Кстати, как мне лучше надевать эту шляпу — вот так или еще больше опустить поля? Мне хочется, чтобы у меня был совсем зловещий вид.
Он опустил поля шляпы и глубоко надвинул ее на уши. На его губах играла таинственная улыбка. Я не мог удержаться и громко рассмеялся.
Когда мне удалось подавить свою веселость, я сказал дяде Эму:
— Послушай, дядя Эм, я совсем не хочу, чтобы мы закрывали лавочку и денно и нощно занимались сыском. Я только имел в виду, что, начиная с этого момента, мы должны быть наблюдательнее и серьезнее обдумывать то, что мы видим. У тебя, наверное, есть кое-какие мысли. Давай дождемся закрытия ярмарки и обговорим все это дело сегодня вечером. Может, кое-что и прояснится.
— Хорошо, Эд. Но, так или иначе, у меня нет настроения продолжать работу. Давай все-таки закроемся. Мы ничего не теряем.
— Ладно.
Я уже поднялся, чтобы опустить штору, как вдруг услышал позади голос Армина Вейса, который нас приветствовал.
— Входите! — пригласил дядя Эм.
Вейс вошел, и я опустил штору. Вейс присел на прилавок испросил:
— А почему вы закрываетесь так рано?
— Сегодня что-то нет охоты работать. Вейс вздохнул:
— Везет вам, циркачам! Захотел — работаешь, захотел — гуляешь. Чудная жизнь!
— Что новенького? — поинтересовался я.
— Да ничего особенного. Парни из Сент-Луиса засекли Великана Моута, когда он сходил с поезда. Он не желает возвращаться.
— Не желает возвращаться?
— Заявил, что только грубая сила может заставить его подчиниться. Он уже успел нанять адвоката. Если мы хотим видеть его на ярмарке, то должны получить разрешение на его насильственное препровождение сюда — а к этому нет оснований. Мне гораздо проще съездить туда самому и переговорить с ним, чем ввязываться в такие сложности. Кстати, не думаю, что смогу многого от него добиться.
— Но ведь он будет говорить?
— Конечно, будет. Он ответит на все вопросы — но как! Ребята из Сент-Луиса подтянули его к телефонной трубке, и он уже наговорил кучу интересного. Например, что вернуться на ярмарку или хотя бы в этот штат означает для него переступить через свой собственный труп. Эту мысль он повторил неоднократно, так что телефонный разговор обошелся недешево.
— А почему он сбежал? Он как-то это объясняет?
— Разумеется. Он говорит, что панически боится стать следующей жертвой. И еще он боится обезьяны.
— А что он еще сказал? Почему он считает, что его должны убить?
— Заявляет, что начал бояться с того самого момента, как нашли мертвого карлика. Он решил, что некто начал планомерную кампанию по истреблению карликов. Он ведь здесь единственный карлик. И когда нашли другого карлика с ножом в спине, он решил, что очередь за ним. Других доводов он не приводил. Однако он клянется, что не знает Лона Стаффолда, никогда его не видел и никогда о нем раньше не слышал. Побег Сьюзи тоже заставил его поволноваться — он ужасно боится обезьян. Не только потому, что он маленький, а из какого-то суеверного страха. Он сказал, что всегда работал на ярмарках, а не в цирках, именно по этой причине — в цирках полно обезьян. Когда Хоги купил Сьюзи, он уже почти собрался уехать, но потом все-таки решил дождаться конца сезона.
— Но ведь когда Сьюзи нашли мертвой, ему с этой стороны больше ничего не угрожало! — воскликнул я. — Так почему же он уехал? Этой ночью я видел шимпанзе, но ведь он не мог об этом знать. Пока об этом никто не знает, кроме нас и Эстеллы. Вы его случайно не спрашивали об этом? Может быть, он тоже что-то видел?
— Разумеется, я его об этом спросил, не намекая конкретно на шимпанзе. Он божится, что этой ночью ничего особенного с ним не приключалось. Он отправился в город сразу после закрытия маленького шапито. И я ему верю. Если бы он видел нечто подобное тому, что видел ты, он уехал бы еще ночью и ни в коем случае не стал бы возвращаться утром на ярмарку. А он тем не менее вернулся.
— А потом быстренько смотался из города!
— Да, когда узнал, что убили Негро. Он не стал даже расспрашивать, как и почему это произошло. Он навел нас на ту же мысль, что и Эм: на ярмарке за две недели совершено три убийства, и все жертвы маленького роста. Того же роста, что и он. Просто он не хотел проверять, остановится ли убийца на цифре три или будет продолжать дальше в том же духе.
— А он имеет хоть какое-то представление о том, кто и почему мог это сделать? — спросил я.
— Да. Он думает, что на ярмарке орудует маньяк, который выбирает жертвы только определенного роста. И что этот маньяк кочуете ярмаркой из города в город.
— Этакий «призрак с ярмарки», — засмеялся я. Однако моя шутка никого не развеселила.
— А может, он отчасти и прав, — сказал дядя Эм. — Я хочу сказать, что убитый карлик был не из наших — значит, и убил его кто-то не из наших. Нет, что-то я совсем запутался. Во всем этом деле нет никакой логики.
— В жизни вообще нет логики, — заметил Вейс. — Ну ладно. Я прослежу за нашим малышом. Мне хотелось бы еще кое с кем переговорить. Пока не знаю о чем, но ведь надо отрабатывать жалованье, не так ли?
— Вы едете в Сент-Луис? — спросил я.
— Пока не знаю. Может быть, мне и удастся вытянуть из этого карлика еще что-нибудь, если поговорю с ним наедине. Надо только суметь к нему подобраться. Плохо, что он нанял адвоката. Ребята из Сент-Луиса не смогут держать его долго — придется отпустить. И если я действительно захочу с ним переговорить, мне нужно будет ехать во Флориду.
— Во Флориду? Если он уехал во Флориду, то какого черта он оказался в Сент-Луисе? Ведь это огромный крюк! — воскликнул дядя Эм.
— Ему было все равно. Он скакнул в первый поезд, Отходящий из Форт Взйна. Если бы даже ему пришлось ехать во Флориду через Канаду, это бы его не остановило, лишь бы убраться отсюда. У него кое-что припрятано в чулке. По его словам, он не собирается больше работать в этом году. По всей видимости, ему наплевать на ярмарку Хобарта! И, между прочим, я его понимаю. Теперь о другом: следствие по делу мальчика Брента начинается завтра в десять утра в городе. Но вы не обязаны туда являться: в качестве свидетелей вы не фигурируете. Кстати, никаких свидетелей по этому делу нет, кроме родителей малыша и того типа, который нашел его на дороге. Да еще, пожалуй, эксперта, который подписал заключение.
— Может, нам все-таки прийти? — спросил я.
— Не вижу надобности. Как отсюда выбраться?
— Пролезайте под боковым полотнищем.
— Похороны мальчика состоятся завтра в три часа дня. На негритянском кладбище Уили. Гроб будет закрытый. Ну ладно, я пошел. Мне еще нужно повидать Мори.
И он скользнул под боковое полотнище.
— Что будем делать, Эд?
— Я тоже хотел бы знать твое мнение.
Дядя Эм на минутку задумался, а потом сказал:
— Вот что, давай-ка сходим к Кэри. Он будет ходить туда-сюда между представлениями: какое-то время мы будем одни. Можно было бы переговорить и у нас в палатке, но я что-то начинаю дрейфить. Мне вдруг показалось, что нас кто-то подслушивал. Сам понимаешь, что через холст все слышно. Поэтому я предпочитаю иметь вокруг стены — хотя бы и стены фургона.