Кнопка

— Да, дети родились. Но… они не были магами. Ни один.

— И… и что с ними случилось? — прошептала куратор.

— А что случается с детьми-инвалидами, которые рождаются где-то в глубинке? — вопросом на вопрос ответил ректор.

— А матери?

— Матери получили оговоренную сумму за молчание и покинули Академию сразу после родов. Но я не удивился, когда узнал, что с большинством из них на протяжении короткого времени произошли несчастные случаи со смертельным исходом. Умение держать язык за зубами — очень редкое и ценное.

Он значительно посмотрел на меня. Я стойко выдержала его взгляд. Я уже думала о том, что быть аптекарем — это не только продавать порошки от кашля и мази от радикулита. Это еще и умение помочь человеку в самой щекотливой ситуации, и умение не удивляться, а главное — хранить все это в себе. Никому не понравится, если ты начнешь рассказывать направо и налево, кому продал примочки для выведения угрей. А уж если дело заходит о семейных тайнах…

Меня совершенно не удивило то, что ни Лиза, ни ректор не отметили безнравственности женщин, продавших своих детей. К сожалению, наш мир устроен так, что ребенок — не всегда радость и желанное чудо. И, как это ни страшно, но мы к этому даже привыкли.

— Они почти тридцать лет раскачивались на следующий шаг, — ректор встал со своего кресла и подошел к окну. — Наверное, ситуация совсем критическая, раз они решились на такое. Ведь никто не может гарантировать благополучного исхода всей операции.

— Вы даже как будто сочувствуете им, уважаемый Павел, — сердито проговорила Лиза.

— Это инстинкт размножения и продолжения рода, — напомнил ректор. — С этим не шутят. Страшно, когда некому передать свои знания, страшно, когда некому продолжить тебя.

— Мне кажется, речь больше шла о силе и власти, — Лиза стукнула кулаком об стол. — Ради этого они собираются отдать наш город во власть чудовищ!

— Наш король, чтобы занять престол, отравил собственного отца и братьев, — напомнил Павел. — Власть — это самый лучший наркотик. Уж я-то знаю о чем говорю! Если бы мне предложили убить кого-то, чтобы стать ректором столичного аптекарского колледжа, я бы, наверное, согласился бы. Но не предлагают. Что? Почему вы смотрите на меня с таким ужасом? Я говорю вам чистую правду, и, раз мы с вами сейчас на спине одного жукачары, то зачем лгать друг другу? Я только хочу, чтобы вы поняли, что маги не остановятся не перед чем. И мы не сможем это предотвратить.

— Значит, надежды нет? — упавшим голосом спросила я. А я-то надеялась, что ректор, могущественный, опытный, мудрый, разрешит все одним движением руки или одной фразой.

— Надежда, детка, всегда есть, — напомнил Павел. — Сделаем вот что. Преподавательскому составу о нашем разговоре знать вовсе не обязательно. Не все нормально воспримут весть о том, что маги из защитников превратились в убийц. Например, как вы, Лиза. Хорошо еще, что мне случайно удалось перехватить вас, когда вы шли в Академию с доносом на студентку.

Открыв рот, я в немом ужасе уставилась на куратора. Она что, была готова меня отдать магам на растерзание? Конечно, я ей не дочь и не родственница, но ведь она моя куратор! Мы вместе уже пять лет! Я очень многому у нее научилась. Что ж, придется принять к сведению и этот горький урок.

Под моим взглядом Лиза покраснела, но твердо сказала:

— Я не прошу простить меня, Таша, но прошу понять. Я делала то, что считала нужным. А теперь я не знаю, что делать. Весь мой мир перевернулся за эти сутки. Все, во что я верила и чему доверяла…

Я только кивнула. Я понимала Лизу. Мое столкновение с реальным миром магов — эгоистичных, мелочных, ленивых и самовлюбленных — происходило в несколько этапов, и то я каждый раз чувствовала потрясение. Как же я не подумала о том, что придя со своим признанием к куратору, я повергну ее в состояние шока? Как я не могла учесть того, что, если Лео мне поверил легко и просто потому что у него такая авантюрная натура, то для серьезного человека, который всю жизнь прожил со своими убеждениями, мой рассказ будет чем-то из области невозможного?

— Это вы меня простите, куратор, — тихо ответила я.

— Прекрасно, что мы теперь понимаем друг друга, — серьезно сказал ректор. — А теперь сосредоточьтесь на главном. На равноденствие я назначу общеаптекарские учения действий при Прорыве. Давненько мы их не проводили, и поэтому ни у кого мой приказ не вызовет удивления. Если все аптекари города будут готовы хотя бы морально, то мы сможем избежать значительных жертв.

— Последний раз мы такие учения проводили лет десять назад, — припомнила Лиза. — Кажется, с тех пор в них не возникало необходимости — все Прорывы были очень маленькими и мы обходились минимумом людей и средств. Коллеги будут против.

— Ничего, им полезно, — решительно заявил ректор. — А то дальше баночек со мазью от геморроя и не видят.

Я чувствовала себя лишней в этом кабинете, мне хотелось уйти. В дело вступили силы, с которыми мне не тягаться, и я уже была не нужна. Я ведь сделала все, что было в моих силах — я предупредила о готовящейся опасности влиятельных людей, и теперь мое участие сведется только к помощи людям во время Прорыва.

— Таша, можешь идти, — правильно истолковала мой отсутствующий взгляд куратор.

Вовсе не чувствуя себя обделенной от того, что планы операции по спасению города будут строить без меня, я вышла в пустой коридор. Идти на занятие не хотелось, поэтому я пошла в лечебницу — чтобы успокоиться и привести в порядок мысли, требовалось дать работу рукам. А в такой гололед там любой студент не будет помехой.

— О, Таша! — окликнул меня один лекарь, как только я появилась в переполненном приемном отделении. — Там, кажется, твоего знакомого привезли. Во всяком случае, он тебя звал. Зайди во второй кабинет.

Неужели кто-то из моих братьев умудрился себе что-то сломать? Из-за простого ушиба в лечебницу они бы не пошли! Разрываясь от тревоги, напрочь вытеснившей все мысли о предстоящем Прорыве, я помчалась в указанную комнату. Там пришлось остановиться — среди лежащих на пяти кушетках я не нашла никого, напоминающего брата по комплекции.

— Таша, сюда! — замахала мне рукой знакомая выпускница. — Тебе знаком Тарас Котов?

— Да, — я поспешила к кушетке. — Что с ним?

— Несчастный случай на работе, переломы и сотрясение мозга. Он сейчас спит, мы ему дали немного настойки мака. Симпатичный парень. Кто он тебе?

— Жених, — призналась я, борясь с двойным чувством — облегчения от того, что никто из братьев не пострадал, и жалости к Тарасу, у которого на лице застыла гримаса обиды и боли.

— Вот это да! — девушке не терпелось расспросить меня подробнее, однако ее позвал кто-то из лекарей. Бросив на бегу, что Тарас проспит еще по меньшей мере час, коллега убежала.

Я принялась помогать лекарям, принимающим пациентов с переломами и ушибами, стараясь далеко не отходить от кушетки, где спал кузнец. Он проснулся как раз в тот момент, когда я уговаривала ревущего от боли малыша не вертеться и позволить мне наложить шину.

— Таша, — позвал он меня голосом умирающего.

Я обернулась, быстро взглядом оценила его состояние и решила, что прямо сейчас угрозы для его жизни нет, и продолжила возиться с ребенком.

Тарас лежал на кушетке смирно, но так вздыхал и постанывал, что большинство пациентов примолкли и бросали на кузнеца сочувствующие взгляды.

— Ну, как ты? — спросила я, наконец закончив с ребенком, которого отдала мамаше, счастливо прижавшей свое сокровище к сердцу. Малыш тут же наградил мать серией ударов по лбу рукой в гипсе. Женщине явно было больно, но она не обращала внимания, лепеча что-то умилительное.

— Я умираю, — прошептал молодой человек с совершенно серьезным видом.

Я хотела сказать: "что за ерунда!", но вовремя вспомнила, что Тарас — по его собственному признанию — никогда в жизни ничем, серьезнее насморка не болел. Новые болезненные ситуации должны его пугать, тем более что мужчины всегда относятся к любым своим болячкам, как к смертельным.