Вкус греха

Резко отвернувшись, Селина прошла в дом. Оказавшись в спальне, она закрыла ставни и принялась раздеваться. Головная боль, которая началась в доме родителей, усилилась после нескольких минут разговора с Уиллом.

Он злой. И наглый. Чересчур красивый — на свою беду. И, наверное, на ее беду. Черт возьми, а он не ошибся. Должно быть, она и в самом деле думала о себе, когда подчеркивала семейное положение прежних подружек Уилла. Не исключено, что ей хотелось представить всех остальных женщин недоступными на тот случай, если ему понадобится женщина. А женщина ему непременно понадобится.

Но что в ней может заинтересовать этого мужчину? Она не ответила на его вопрос о любовниках, но он угадал. Их было двое. Двое за двадцать восемь лет. Оба они не были королями секса — и она не произвела ни на одного из них особенного впечатления. Первый ушел от нее к другой женщине. К другой женщине? Селина едва не рассмеялась. Что ж, ее сестра великолепно сыграла роль другой женщины. А второй просто оставил ее, и точка.

Уилл, безусловно, сексуален и, без сомнения, является искусным любовником. У него есть для этого все физические данные, темперамент и опыт. Он может дать женщине то, чего Селина не может даже вообразить. Он может придать наслаждению иное качество. И он способен разбить сердце женщины.

Она бросила платье на стоящий в углу спальни стул, чтобы не забыть отнести его в чистку. Каждое общение с племянницей завершается пятнами на одежде. Сегодняшний день не стал исключением из этого правила.

Запив аспирин теплой водой, Селина включила вентилятор и растянулась на кровати. Ей необходимо проспать несколько часов. Благословенный сон придаст сил телу и даст отдых уму. И тогда она снова сможет взглянуть жизни в глаза.

Бабушка и дедушка снова ссорились. Как всегда в таких случаях, Джеред Робинсон прикрыл дверь, чтобы не слышать криков деда и всхлипываний бабки. Да, он любил их, был признателен им за то, что они взяли его к себе, когда его мать решила, что он ей не нужен, но случались дни, когда ему хотелось оказаться далеко-далеко от них.

Он лег на спину, заложил руки за голову и принялся наблюдать за движущимся по потолку пауком. В пятницу, впервые услышав о возвращении Билли Рея Бомонта, он почувствовал любопытство и даже (к своему стыду) надежду. Может быть, Билли Рей приехал за ним, за сыном, которого никогда не признавал своим и от которого клятвенно отрекся.

Конечно, глупо было даже думать об этом. Тем более — надеяться. Бомонт уже третий день в Гармонии и до сих пор не предпринял попыток увидеть Джереда. Он не проявил к нему никакого интереса, а также желания попросить прощения за ту судьбу, на которую обрек сына.

Дед всегда говорил: если бы Билли Рей был мужчиной, он принял бы на себя ответственность: женился бы на Мелани и поддерживал бы ребенка, даже если бы их с Мелани семейная жизнь не сложилась. Если верить деду, Билли Рей виноват во всех несчастьях, что случились в последние шестнадцать лет.

Паук добрался до светлого пятна посреди потолка и остановился. Люди редко смотрят вверх. Никто, кроме Джереда, и не заметил бы этого паучка. Вот так порой чувствовал себя и сам Джеред: его не замечают, не видят.

Еще дед говорил: нельзя винить Мелани за то, что она оказалась плохой матерью. Она не успела повзрослеть, поэтому материнские обязанности были ей не по силам.

Джеред понимал, что это не совсем так. У него в пятнадцать лет родительские инстинкты были развиты сильнее, чем у его матери.

Она была эгоистична. Много пила, пробовала наркотики. Спала со всеми желающими и брала с них за это деньги. Она жила в свое удовольствие и не интересовалась никем, кроме себя. Джеред ей попросту мешал — он очень рано осознал это. Трудно пить и веселиться всю ночь, если дома тебя ждет маленький ребенок. Трудно привлекать мужчин, если приходится тратить деньги на ребенка, а не только на себя. Имея сына, трудно найти мужа.

И все-таки она была его матерью. Он жалел ее, во многом упрекал, но и любил — насколько мог.

Билли Рей Бомонт — иное дело. У него свои грехи, их куда больше, чем у Мелани. Он превратил любовь к себе в искусство. Когда—то Мелани, напившись и плача от жалости к себе, рассказала Джереду, как она в присутствии своих родителей и старой мисс Роуз умоляла Билли Рея сказать правду, признать себя отцом ребенка. А он стоял как истукан и беззастенчиво лгал. Он предпочел уехать из города, но не признаться.

А теперь он вернулся. И вовсе не потому, что раскаялся. Не потому, что ему нужен сын.

Джеред повернулся на бок и взял со столика альбом с фотографиями. Большинство снимков были старыми. Мелани разлюбила фотографироваться, когда в один прекрасный день заметила, что стареет. Пьянство, беспорядочная жизнь, случайные связи наложили отпечаток на ее внешность. Она предпочла отказаться от фотографий, а не от образа жизни.

В молодости она считалась самой хорошенькой девушкой в Гармонии, как любил хвастливо повторять ее отец. И он едва ли сильно преувеличивал. Золотые волосы и голубые глаза делали ее похожей на ангелочка. Джеред понимал, что находили в ней Билли Рей Бомонт и все последующие мужчины. Она была веселой и красивой. Даже когда она сердилась и надувала губы — а это случалось нередко, — то становилась еще привлекательнее.

Все изменилось с появлением Билли Рея. Этот человек сломал жизни Мелани, бабушки, дедушки, самого Джереда. Пострадали все, только не он сам.

Но, раз Билли Рей вернулся, ему придется заплатить за все.

Невыносимая жара.

Уилл сидел на веранде дома мисс Роуз с бокалом лимонада в руке. Он был такой же мокрый, как запотевший бокал. Рубашка прилипла к коже, а по спине катились капельки пота. Несколько минут назад мисс Роуз пригласила его в дом, но он почтительно отказался. В комнатах ненамного прохладнее — кондиционеры плохо действовали на суставы старухи, а на веранде было по крайней мере светло.

Отсюда он увидит Селину, когда она будет возвращаться домой. После их последнего разговора прошло четыре дня. С тех пор он видел ее только мельком, и то лишь потому, что высматривал ее. Каждое утро он подходил к окну, чтобы увидеть, как она идет на работу, и по вечерам поджидал ее возвращения. Если она и знала о его присутствии, то не подавала вида. А вот ему не удавалось отделаться от мыслей о ней. Роскошные густые волосы, длинные стройные ноги, покачивающиеся при ходьбе бедра, округлые груди, низкий голос, окликающий мисс Роуз, — ради всего этого стоило подходить к окну, чтобы хотя бы бросить на нее взгляд.

Да, жара невыносимая. И не в последнюю очередь из—за нее.

— Если захочешь съездить куда-нибудь, можешь взять мою машину, — предложила ему мисс Роуз, выходя на веранду.

Уилл искоса взглянул на нее. До сих пор она разрешала ему садиться за руль ее машины только тогда, когда сама ехала с ним. Дело не в недоверии, говорила она, просто машина слишком много для нее значит. Это последний подарок Уинна. И она выглядит как новенькая, хотя ей тридцать с чем—то лет.

— Спасибо, — отозвался он, — но мне ехать некуда.

Шериф был прав: друзей в городе у него не осталось, а все знакомые женщины, как любезно проинформировала его Селина, замужем. Конечно, она не ожидала от него высокой нравственности, но он не станет путаться с чужими женами; в этом случае его, несомненно, ожидают неприятности.

Он допил лимонад, встал, вновь наполнил бокал из кувшина и уселся на место. Плетеный стул уютно скрипнул под ним. Неожиданный вопрос мисс Роуз застал его врасплох:

— Уилл, ты был когда-нибудь счастлив?

Меньше всего мог он ожидать от нее такого вопроса. Счастлив? Конечно же, был, когда был жив его отец. Несколько менее счастлив он был под кровом мисс Роуз. Но он вырос, и счастье ушло от него. Счастье быть ребенком, не отвечать ни за что и жить надеждами на будущее. Взрослому нужно искать работу, жилье, кусок хлеба. Вот о чем ему приходилось думать. Заботиться о выживании. А счастье — это не для него.