Страница 11 из 20
Хотя она так и оставалась в тренировочном костюме, но все ее движения в момент снятия сидушки были настолько отработанно-интимными, что и Трофим Данилович, и попутчики-кавказцы жадно посмотрели на Нинку.
Лишь последний участник экспедиции, Вася Белкин, полноватый, близорукий и чуть заторможенный четверокурсник, уже успевший удивить орнитологическую общественность своими смелыми теориями о механизмах долбежки дятлов, смущенно засопел и сделал вид, что не расслышал доцента.
— Вася, переодевайся, — повторил Белкину начальник экспедиции. — Через час Баку.
Наступило тягостное молчание. Наконец Белкин произнес:
— А у меня больше ничего нет.
— Как нет ? — оторопел Трофим Данилович. — Я же в Москве тебе сколько раз говорил: два дня будем жить в городе, поэтому возьми с собой что-нибудь поприличней. Ну, раз у тебя ничего нет, — и Трофим Данилович с плохо скрываемой брезгливостью посмотрел на Белкина, — придется тебе в Баку все время дома сидеть. До самого отъезда в заповедник. Я тебя в таком виде в город не выпущу.
Наряд у Васи, что и говорить, явно не соответствовал столице солнечного Азербайджана. На ногах студента были старые резиновые сапоги. То, что они оказались дырявыми, Вася обнаружил только вдень отъезда и заклеил их клеем собственного изобретения, который, как выяснилось, свободно пропускал воду, но зато не сох, а по внешнему виду напоминал свежепролитый кефир. Дальше шли брюки военного образца. Судя по их состоянию, Васю демобилизовали прямо от бетономешалки (Белкин служил в стройбате). Еще выше наблюдался тонкий драный свитерок вишневого цвета. А вот что было под ним, не знал никто, так как Вася почти никогда не снимал одежду и только в крайнем случае — верхнюю. Последняя состояла из древней телогрейки, застегивающейся на единственную сохранившуюся под самым горлом пуговицу. Из других элементов Васиного наряда следует упомянуть захватанный треух, который в связи с отсутствием тесемок придавал хроническому трезвеннику Васе вид профессионального алкоголика.
Из Васиной амуниции заслуживала внимание полевая сумка, которую дятловед носил под телогрейкой на коротком ремешке под мышкой, на манер кобуры оперативных работников. Сумка была довольно упитанной: в ней хранился справочник по дятлам мира и восьмикратный бинокль. Поэтому казалось, что Вася стал обладателем уникальной боковой беременности.
Азербайджанский орнитолог Нусрат, старый друг Трофима Даниловича, хорошо принял московских гостей в своей квартире, несмотря на внешний вид Васи, который больше подходил к архангельской зоне, чем к субтропическому городу.
Нусрат, энергичный и кареглазый, отличался чрезвычайно маленьким ростом и связанной с этим гвардейско-петушиной выправкой. Жена у Нусрата была русская, но по-восточному неслышно-заботливая, появляющаяся именно тогда, когда это было нужно хозяину.
Вечером, по традиции кавказского гостеприимства, хозяева устроили праздничный ужин в честь московских коллег.
На пиру Вася берег свое здоровье и поэтому ничего не пил, хотя Нусрат, несомненно, знал толк в винах и коньяках. Дятловед тем не менее вредил своему организму тем, что слишком усердно налегал на еду. Он пододвинул к себе блюдо с малосольной каспийской сельдью-заломом и в один присест съел половину. Трофим Данилович, заметив это, галантно улыбнулся хозяйке дома и отодвинул блюдо на недосягаемое для Белкина расстояние. Однако Васе рыба так понравилась, что он, в то время как другие сотрапезники произносили тосты и чокались за советских и азербайджанских птичек, тоже приподнимался, но лишь затем, чтобы через весь стол вилкой дотянуться до заветного залома.
Но под вечер Трофим Данилович настолько расслабился, что не заметил, как Вася подкрался к селедке, после чего тарелка быстро покрылась горкой рыбных костей.
После выпитого коньяка Нусрата стала беспокоить сухость во рту. Он, вежливо прервав рассуждения Трофима Даниловича об уникальности ленкоранских зимовок водоплавающих птиц, потянулся было к полке, где у него для такого случая была припасена трехлитровая банка ткемалевого сока.
— А вот что хорошо утоляет жажду, — произнес Нусрат и взял банку. Но сосуд был пуст. Рядом в кресле сидел Вася и, сыто блестя маленькими глазами, читал «Вышку» — газету нефтяников.
Утром москвичи стали собираться на прогулку — посмотреть Баку. Вася, как всегда, надел через голову свою «боковую беременность», поверх — телогрейку, а на голову натянул треух. Нусрат и его жена молча следили за этими манипуляциями. И только когда Белкин потянулся к сапогам, азербайджанский коллега спросил:
— Вася, вы в этом хотите в город пойти?
Вася виновато взглянул на Трофима Даниловича и утвердительно хрюкнул.
— Вася, — мягко сказал Нусрат, — у нас в таком виде по городу гулять не принято. У вас есть еще что-нибудь?
Вася насупился и молча стал разглядывать носок своего сапога, обильно политого удивительным клеем.
— Я ему вчера то же самое говорил, — злорадно поддержал хозяина Трофим Данилович. — И мы условились, что он в этой своей телогрейке, сапогах и шапке будет дома сидеть.
— Ну зачем же так строго, — примирительно сказал Нусрат. — Мы ему что-нибудь сейчас подыщем. Юноше ведь тоже хочется посмотреть наш замечательный город.
В гардеробе у Нусрата оказался светло-бежевый костюм покойного дяди. Вася примерил его. Костюм фасона пятидесятых годов сидел хорошо. Вот только брюки были коротковаты: почти по колено. Но в шкафу не нашлось ни головного убора (от широченной кепки Вася наотрез отказался), ни, самое главное, обуви. Хозяин перерыл всю кладовку, но ничего подходящего там обнаружить не смог. Вася уже потянулся к своим заплеванным сапогам. Но Нусрат, видимо представив его в них на улицах любимого города, содрогнулся и достал с верхней полки последнюю картонную коробку. В ней оказались черные лыжные ботинки с широченными рантами.
Вся компания вышла из дома. Впереди в ботинках на высоченных каблуках, в белой гипюровой рубашке и строгом черном костюме гордо шествовал Нусрат. За ним следовала Нинка в броском тренировочном костюме и в усиленном варианте макияжа, далее шел незаметный в своем полевом наряде Трофим Данилович, Женя в уже отвисевшихся брюках и Вася Белкин в бежевой тройке. На углу в сувенирной лавочке Вася купил себе тюбетейку, но ни на узбека, ни тем более на азербайджанца походить не стал, зато неожиданно приобрел вид аккуратного еврейского мальчика. Гуляющая по бакинским бульварам публика, по всей видимости, так и воспринимала Васю, пока, не опустив очи долу, не усматривала коротенькие брюки, красные и чрезвычайно грязные носки и ластоподобные лыжные ботинки.
Вася же ни на кого не обращал внимания. Он периодически запускал руку к себе под мышку, извлекал оттуда бинокль и рассматривал бегающих по газонам черных дроздов.
Через два дня у Васи отобрали бежевый костюм, оставив на память о Баку лишь лыжные ботинки. А вечером того же дня студенты с преподавателем выехали на юг республики, на морское побережье Ленкоранской низменности, в заповедник.
Поезд туда ходил местный, а поэтому вагон был жесткий, грязный и холодный. В разбитое окно дул студеный ветер с Каспия. Нинка ежилась под его порывами и под взглядами полуночных джигитов, которые, проходя, улыбались (маслено — глазами и плотоядно — золотыми зубами) блондинке — редкому товару на границе с Ираном. Поэтому Трофим Данилович положил ее в самый дальний угол и прикрыл собственным телом. На периферии же начальник разместил малопривлекательных для любопытствующих вагонных экскурсантов Васю и Женю. Но через некоторое время обнаружилось, что дятловед пропал. Оказывается, замерзший Белкин подкупил проводника, и тот за злато пустил иноверца в свое теплое купе. Оставшиеся участники экспедиции, прижавшись друг к другу, дремали на жестких скамейках.
Разбудили их пограничники, проверяющие пропуска. Старший наряда взял паспорта и командировки со штампами, разрешающими въезд в погранзону, и улыбнулся заспанной Нинке. В коридоре за спиной лейтенанта, просматривающего документы, два солдата с автоматами прогоняли по вагону ночной улов — нищих, цыган, бродяг, у которых не было никаких бумаг.