Страница 4 из 70
Мы имели возможность видеть, что материалистическая в основе своей философия Фонтенеля, его возвышенный рационализм, стремление познать природу такой, какова она есть, без всякой примеси иррационализма, вера в неисчерпаемые возможности прогресса человеческого разума воплощали в себе самые сокровенные принципы и идеалы французского Просвещения XVIII в.
Критика религии и церкви, данная в трудах Фонтенеля, является одной из ярких страниц в истории свободомыслия и атеизма. Трудно переоценить подвиг Фонтенеля, если учесть, что все его работы вышли не анонимно, не под вымышленными фамилиями, не за пределами Франции, а под его собственным именем. Это обстоятельство должно было вынудить французского мыслителя, касаясь вопросов веры, предпринимать особые усилия, чтобы не стать жертвой фанатиков.
В таких условиях Фонтенель должен был широко прибегать к достаточно испытанному приему. Он изображал дело так, что воюет не против религии вообще, не против «истинной религии» — католицизма, а против «ложных учений», против дохристианских языческих верований и враждебных католицизму религий и т. п. Многие христианские церковники, возможно, догадывались о настоящих намерениях «защитника» ортодоксии, но у них не было достаточно формальных оснований, чтобы раздобыть для «нечестивца» место в Бастилии.
Если отбросить все условия, к которым был вынужден прибегать Фонтенель, то становится ясным, что он воевал против всякой религии, отвергал идею сверхъестественного — основную идею религиозного мировоззрения, отбрасывал понятие чуда.
В критике религии исходным пунктом для Фонтенеля была едва замаскированная материалистическая и атеистическая идея: материя вечна, бесконечна и исключает возможность своего возникновения и исчезновения; материя развивается по собственным естественным законам, которые никем не могут быть нарушены, подменены, упразднены.
Борясь против религии, Фонтенель подчеркивал ее фантастичность, иррациональность. Религия неотделима от вымышленных фактов и ситуаций, от веры в чудесное, от грубых или утонченных суеверий.
Как и все представители домарксистского просветительского атеизма, он не имел еще последовательно научных представлений о происхождении и развитии религии, о ее социальных корнях. Французский вольнодумец удовлетворялся утверждением, что религия возникла и развилась в результате господства невежества, незнания истинных причин явлений. Другим источником религиозных верований Фонтенель считал сознательный обман людей со стороны служителей религиозного культа в корыстных своих интересах. Иногда в качестве одной из причин возникновения религиозных заблуждений он называл страх людей перед грозными и неразгаданными природными явлениями.
Религия, по Фонтенелю, не только порождена невежеством, но и мешает людям приобщиться к знаниям, не дает человеку увидеть вещи такими, каковы они суть. Во имя прогресса религиозные предрассудки должны быть оттеснены, если уже невозможно избавиться от них полностью. Таково его твердое убеждение.
Фонтенель был лишен возможности показать антинаучность христианских представлений, дать критику нелепых чудес, которыми полны страницы Ветхого и Нового заветов. Но никто не мог помешать Фонтенелю поднять на смех идею сверхъестественного, мистического, неразумного на примерах языческих религий с расчетом, что мыслящий читатель сумеет в критике языческих нелепостей увидеть и нелепости христианской догматики.
Так родилась, очевидно, идея книги Фонтенеля «История оракулов» и логически примыкающей к ней работы «О происхождении мифов».
Фонтенель отвергает в принципе идею богоданности религии, ее сверхъестественного происхождения. Корни религии в грешной земле. Религия порождена человеческим сознанием. Люди создали богов в соответствии с духовным своим развитием, в соответствии со своими нуждами и чаяниями. «Язычники… творили своих богов по собственному своему образу и подобию. По мере того как люди становились более совершенными, такими же становились их боги. Древнейшие люди были очень грубы и неотесанны и больше всего почитали силу; значит, и боги должны были быть столь же неотесанными и лишь чуть-чуть более сильными. Таковы были времена Гомера».[17]
Продолжая свою мысль, Фонтенель утверждает, что по мере усложнения жизни людей, их духовного прогресса изменяются соответственно и их боги. Они уже во времена Цицерона обладают не только большей, чем люди, физической силой, но наделены мудростью и справедливостью, превосходящими мудрость и справедливость простых смертных. По мере своего развития религиозные учения становятся более утонченными и менее примитивными, но на всех этапах эволюции религия отражает степень и размеры темноты и невежества людей, и в первую очередь, замечает Фонтенель, простого народа.
«Чем больше люди невежественны, — пишет Фонтенель, — и чем меньше у них опыта, тем скорее им всё представляется чудом. Первые люди были склонны усматривать чудеса почти что во всем».[18]
Возникновение и развитие религиозных представлений Фонтенель связывает не только с низким уровнем познавательных возможностей, но и с бессилием людей перед воображаемыми существами, которые во всем на них похожи, но превосходят их в силе. «Люди, — пишет Фонтенель, — отлично понимали, сколь много вещей они были не в состоянии сделать: метать молнии, поднимать ветры, волновать морские воды — все это было выше их власти. Тогда они вообразили себе существа, более могущественные, чем они сами, обладающие властью вызывать все эти грандиозные явления… И вот перед нами люди со всеми их человеческими особенностями, разве только они всегда чуть-чуть могущественнее людей».[19]
Конечно, современная наука далеко шагнула вперед в объяснении происхождения религии, в раскрытии ее социальных и гносеологических корней, в установлении наиболее примитивных форм религиозного сознания, в определении их особенностей и т. п. Но это обстоятельство не может умалить роль Фонтенеля в защите прогрессивных для его века взглядов на религию и на причины ее возникновения. Многие из этих идей, в первую очередь объяснение происхождения религии земными условиями существования людей, антропоморфная концепция возникновения богов, сохраняют и ныне свою ценность. Отметим и другое обстоятельство. Перед вдумчивым читателем Фонтенеля не мог не возникнуть вопрос: если людская фантазия лепила образы богов, то составляет ли исключение библейский бог и его сын, ниспосланный на землю, чтобы искупить первородный грех людей? И действительно, пройдет ряд десятилетий, и наука поставит вопрос о мифичности Христа.
С особой остротой, можно сказать, с беспощадностью Фонтенель разоблачил роль религии и духовенства в обмане людей в названной уже нами работе «История оракулов». Книга раскрывает удивительную картину, с одной стороны, легковерия людей, их поразительной наивности и доверчивости, а с другой — картину ухищренного, бесстыдного обмана простаков. Проделки жрецов, жриц, оракулов, так называемых демонов и т. п. в эпоху кризиса Римской империи все время напоминают о сходных делах христианского духовенства времен Фонтенеля. Не вызывает сомнения, что Фонтенеля интересовали не только и, быть может, не столько жрецы и жрицы Древней Греции и Рима, сколько Христово воинство, призванное если не вещанием и гаданием, то иными приемами и средствами манипулировать сознанием огромной массы верующих, держать их в темноте и в покорности.
Рискуя выдать истинные свои цели, Фонтенель временами весьма неосторожно пишет о влиянии языческих религиозных и философских идей на формирование христианской религии, на проникновение даже мошеннической практики оракулов в среду первых христиан. Вопреки официальным христианским установкам Фонтенель пытается говорить о земных истоках «боговдохновенной» христианской религии, о языческих философах, которые содействовали ее формированию.
17
Б. Фонтенель. О происхождении мифов. Настоящее издание, стр. 192 (далее цитируется по настоящему изданию).
18
Б. Фонтенель. О происхождении мифов, стр. 189.
19
Там же, стр. 191.