Волк среди теней

— С удовольствием ужинают. Не тревожьтесь, здесь никакая опасность вам не угрожает.

Шэнноу мешали пистолеты, и, сняв пояс, он положил их на пол рядом со стулом, взглянул на свои ладони и увидел, что в них въелась грязь.

— Можете умыться в соседней комнате, — сказала женщина.

Шэнноу благодарно улыбнулся и открыл овальную дверь по ту сторону стола, которую до этого он как‑то не заметил. За ней оказалась металлическая ванна, полная теплой чуть надушенной воды. Он разделся и забрался в нее. Наконец, ощущая себя чистым, он выбрался из ванны и на месте своей одежды увидел белую шерстяную рубашку и серые брюки. Такая замена его нисколько не встревожила, и он надел их. Они облегали его, словно сшитые по мерке.

Женщина по‑прежнему сидела за столом, и он опустился на стул напротив. Еда была незатейливой: тушеные овощи, свежие фрукты, родниковая вода, которая казалась вкуснее вина.

Они ели молча, а потом женщина встала и сделала Шэнноу знак пойти за ней в соседнюю комнату. Шэнноу оказался в кабинете без окон, где два глубоких кожаных кресла были придвинуты к столику со стеклянной крышкой, на котором стояли две чашки душистого чая.

Шэнноу подождал, пока женщина не села, а тогда сел сам и обвел взглядом стены. Они, казалось, были каменными и тем не менее мягкими на вид, будто обитые плотной тканью. На стенах висели картины, главным образом изображавшие животных — оленей и лошадей, пасущихся у подножий гор в снежных шапках.

— Вы далеко заехали, мистер Шэнноу. И вы устали.

— Да, очень, госпожа.

— Вы едете в сторону Иерусалима или в противоположную?

— Не знаю.

— Для Каритаса вы сделали все, что смогли. Не горюйте.

— Вы его знали?

— О, да! Несгибаемый упрямец, но вместе с тем добрейшая душа.

— Я обязан ему жизнью. И не сумел вернуть свой долг.

— Он не смотрел бы на вас, как на должника. Для него, как и для нас, жизнь — не баланс долгов и уплат. Что вы чувствуете к Донне Тейбард?

— Я сержусь… сердился. Здесь трудно ощущать гнев.

— Не трудно, мистер Шэнноу, а невозможно.

— Что это за место?

— Святое убежище. Здесь нет зла.

— Но как можно было добиться подобного?

— Ничего не делая, мистер Шэнноу.

— Но здесь есть сила… грозная сила…

— Да, и в этом загадка для тех, кто имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать.

— Кто вы? Что вы такое?

— Я Руфь.

— Ангел?

Тут Она улыбнулась.

— Нет, мистер Шэнноу, я женщина.

— Простите, но я не понимаю, хотя чувствую, что это очень важно.

— И вы правы, но пока отдохните. Мы поговорим завтра.

Она встала и ушла. Он услышал, как затворилась дверь, и поднялся на ноги. У дальней стены была постель, он лег на нее и уснул без сновидений.

Бетик вошел в дверь следом за Шэнноу и оказался в круглой комнате, выкрашенной в мягкие алые тона. На стенах висело всевозможное оружие, эффектно расположенное: луки и копья, пистолеты и ружья, мечи и кинжалы — и все искуснейшей выделки.

За овальным столиком сидела седовласая женщина, на блюде лежал большой кусок мяса, обжаренный снаружи, но внутри сырой. Бетик подошел к столику и взял серебряный нож для разделки жаркого.

— Где Шэнноу? — спросил он, отрезая сочные ломти.

— Неподалеку, Бетик.

— Приятная комната, — сказал исчадие Ада, кивая на оружие.

— Тебя умиротворяет их вид?

Он пожал плечами.

— Они напоминают мне о моем родном доме.

— О комнате, выходящей окном на виноградник?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Два года назад ты оказал гостеприимство моему другу.

— Как его звали?

— Езра.

— Мне неизвестен никто с таким именем.

— Он перелез через ограду твоего сада, когда за ним охотились, и спрятался среди твоих лоз. А когда явились охотники, ты сказал, что ни в доме, ни в саду никого нет, и отослал их.

— А, да! Такой коротышка с испуганными глазами.

— Да. Человек великой храбрости, ибо он знал великий страх.

— Что с ним произошло дальше?

— Три месяца спустя его поймали и сожгли.

— Последнее время костры запаляют часто. Он поклонялся старому темному богу, ведь так?

— Да.

— Исчадия Ада выжгут эту секту каленым железом.

— Быть может, Бетик. Но почему ты ему помог?

— Я не религиозный человек.

— А какой?

— Просто человек.

— Ты знаешь, что можешь умереть, если останешься с Шэнноу?

— Наши пути скоро разойдутся.

— А ведь без тебя его ждет неудача.

Бетик поднял кубок с красным вином и осушил его до дна.

— Что ты стараешься мне сказать?

— Ты чувствуешь, что ты у Шэнноу в долгу?

— За что?

— За спасение твоей жизни.

— Нет.

— Ты назвал бы себя его другом?

— Быть может.

— Значит, он тебе нравится?

Бетик ничего не ответил.

— Кто ты, женщина? — спросил он потом.

— Я Руфь.

— Почему всадники нас не увидели?

— Сюда нет доступа злу.

— Но я же здесь!

— Ты спас Езру.

— И Шэнноу здесь.

— Он взыскует Иерусалима.

— Что это за место?

— Для тебя, Бетик, оно Альфа или Омега, или начало, или конец.

— Начало чего? Конец чего?

— Это решать тебе. Выбор должен сделать ты.

Села взбежал по ступенькам за своими друзьями и вошел в маленькую комнату. Седая женщина улыбнулась и раскрыла ему свои объятия.

— Добро пожаловать домой, Села.

И на него нахлынула безмерная радость.

На следующий день Руфь провела Шэнноу через длинную залу, мимо накрытых для завтрака столов на козлах в круглую библиотеку, всю в полках с книгами от пола до сводчатого потолка. В центре стоял круглый стол. Седая женщина села к нему и сделала знак Шэнноу сесть рядом.

— Здесь есть все, что вам когда‑либо хотелось узнать, мистер Шэнноу, но вы должны решить, что именно будете искать.

Его глаза скользнули по ярусам книг, в них появилось что‑то вроде страха, принося с собой холодную дрожь.

— Это все истинные книги? — спросил он.

— Нет. Среди них есть выдуманные истории. Есть теории. Некоторые правдивы отчасти или близки к правде. Большинство же указывает путь к истине тем, у кого есть глаза, чтобы видеть.

— Мне просто нужна истина.

— Чтобы ее вложили тебе в руки, подобно совершенной и безупречной жемчужине?

— Да.

— Неудивительно, что ты взыскуешь Иерусалима.

— Вы смеетесь надо мной, госпожа?

— Нет, мистер Шэнноу. Все, что мы делаем здесь, предназначено для того, чтобы наставить и помочь. Эта комната была сделана для вас, сотворена для вас. Она не существовала, пока вы в нее не вошли, и перестанет существовать, едва вы ее покинете.

— И какое время я могу в ней оставаться?

— Один час.

— За час все эти книги я не могу прочесть.

— Совершенно верно.

— Так к чему было затрудняться? Как я могу почерпнуть все эти знания, если у меня нет на то времени?

Руфь наклонилась к нему и взяла его за руку.

— Мы создали ее не для того, чтобы мучить вас, Йон. Слишком много вложено в нее усилий. Сядьте и подумайте. Не напрягайтесь.

— Вы не можете хотя бы подсказать мне, где искать?

— Нет, так как я не знаю, чего вы ищите.

— Я хочу найти Бога.

Руфь ласково пожала его руку.

— Вы думаете, он прячется от вас?

— Я имел в виду другое. Я старался жить по воле Его. Понимаете? У меня нет ничего. Я не хочу ничего. И все же… я не обрел удовлетворения.

— Я скажу вам кое‑что, Йон. Даже прочитав все эти книги, познав все тайны мироздания, тем не менее удовлетворения вы не обрели бы. Ведь вы видите себя тем, кем увидел вас Бетик: садовником Бога, выпалывающим сорняки, но всегда недостаточно быстро, недостаточно чисто, недостаточно безупречно.

— Вы хотите сказать, что защищать слабых ‑дурно?

— Я не судья.

— Так что же вы? Что это за место?

— Я сказала вам вчера вечером. Здесь нет ангелов, Йон. Мы люди.

— Вы все время говорите «мы», но я не видел тут никого, кроме вас.