Семен Палий

Первым откликнулся брат Федосыи, Савва:

— Нам ждать никак нельзя, земля еще не вспахана, а если не посеем озимые, что на тот год есть будем? Нельзя допускать осады.

— Правда, правда, — зашумели сотники, — надо давать бой. Выйти за стены.

— Не так-то просто дать бой в поле! — сказал сотник Часнык, вошедший в комнату позже других. — Только что прискакал мой казак, он из дому едет. Рассказывает, что видел тысячи две с лишним рейтар и драгун. А еще пеших тысячи полторы будет, да пушки. А у нас сколько? Конных казаков и полторы тысячи не наберется.

— Не послать ли нам за помощью в Богуслав к Самусю или в Брацлав к Абазину? — спросил кто-то.

Все взгляды обратились к Палию. Палий покачал головой, продолжая смотреть в одну точку:

— Нет, помощь не поспеет, да и кто знает, лучше ли у них самих. Однако встречать придется в поле. Моя думка такая: сейчас Ябшуновский попробует пойти с ходу на ворота, но, ожегшись, будет ждать пехоту и пушек. А нам и надо разбить его до прихода пехоты. Сделаем так: пять сотен станут в анегуровском лесу, пропустят вперед драгун и рейтар. Всех остальных я посажу на коней. У кого нет коня, тех вместе с крестьянами поставить на стенах. Яблуновский через болота лезть не будет и, конечно, пойдет на приступ со стороны Снегуровки; когда ему не удастся ворваться в город наскоком, он отойдет. Тогда ему в хвост и ударят казаки, а мы — из города. Пока подойдет пехота, от рейтар и драгун только название останется, а мы за стены отойдем. У кого другая думка, говорите?

— Нету другой! — крикнул Часнык.

— Значит, порешили? — еще раз переспросил полковник. Сотники утвердительно закивали головами. — Савва, ты поведешь казаков в засаду, бери все бывшие реестровые сотни да еще сотню Часныка. И торопись, мешкать никак нельзя. Сигналом тебе будет пушечный выстрел из крепости. Поезжай быстрее, да гляди — не выдай себя раньше времени, — кивнул он вдогонку Савве.

Палий вошел в соседнюю комнату и остановился в удивлении: посреди хаты стоял одетый по-боевому Семашко и старательно точил саблю на колене. За плечами у него висел польский кремневый мушкет, за поясом торчали прямой ударный пистоль и сдвоенная пороховница. Парень не слышал, как вошел Палий, а тот, в свою очередь, сделал вид, что ничего не замечает, прошел и сел за стол, раскрыв часослов.

— Ты сынку, все выучил на сегодня? Подойди, я спрошу тебя.

— Разве сейчас до этого? Я с Саввой поеду, — ответил тот.

— С каким Саввой? Куда поедешь?

— Не таитесь, батько, я стоял за дверью и все слыхал. Побьем ляхов, так я, ей-богу, за три дня все выучу.

— Негоже, сынку, ты делаешь: то, что я задал, не выучил. Да и не к лицу тебе под дверью подслушивать.

Семашко стоял понурившись.

— У меня тайны от тебя нет, только есть такие дела, о которых иногда и помолчать надо. Подслушивать под дверью — последнее дело. Ты уже не маленький. Иди позови Цыганчука, а про это мы поговорим позднее.

Семашко вышел и вскоре вернулся с Цыганчуком, которого теперь трудно было узнать. Это был хорошо одетый, статный казак с обветренным лицом, он казался намного старше своих двадцати трех лет. Спокойный и смекалистый в деле, веселый и шутливый на отдыхе, Цыганчук быстро завоевал общую любовь и симпатию. Палий сам часто удивлялся его сметливости и изобретательности.

— Звали, батько?

— Да, — кивнул Палий, дописывая лист бумаги, — садись, я сейчас закончу… Поедешь в Батурин к Мазепе, повезешь письмо. Отдашь Мазепе в руки. — Лицо Цыганчука при этих словах не выразило ни любопытства, ни удивления: ему уже доводилось выполнять важные поручения. — Я прошу пороха и свинца, а то у нас маловато. Если Мазепа не согласится, ты на словах напомнишь ему, что есть приказ из Москвы помогать правобережцам всем, чем только можно, да он и сам про то знает. Письмо спрячь подальше, — лучше голову потерять, чем это письмо. Возьми с собой двух казаков у Саввы. Ты, Семашко, тоже с ним поедешь.

— Отец, — замигал длинными ресницами Семашко, — не отсылайте меня, пустите с Саввой. Вы же сами говорили, что я не маленький. Вот увидите, Савва не будет жаловаться на меня.

Палий махнул рукой:

— Ладно, иди, только отстань от меня. Да скинь эту бандуру, возьми русское ружье… И опять тебе напоминаю: не зарывайся.

Семен проводил Семашку долгим любящим взглядом и тоже вышел на улицу. Мимо промчались сотни, уходившие в засаду. На валу устанавливали пушки, насыпали камень, укладывали огромные бревна, К южным воротам медленно стягивались казачьи сотни и, спешившись, ожидали начала боя. К ним прибывали все новые всадники, в большинстве крестьяне на плохоньких лошадях; у многих всадников не было никакого оружия, кроме сабель, а кое у кого — лишь коса на палке. Однако из крестьян были созданы три сотни.

Жители Фастова поспешно укрепляли стены.

Солнце поднималось к полудню. Приготовления закончились, все столпились на валу и вглядывались в Поволоцкую дорогу. Вражеские полки долго не появлялись, кое-кто уже начал было сомневаться — не привиделись ли они сторожевику на Ивановой могиле.

Но вот Палий заметил в подзорную трубу далекую пыль. С каждой минутой она приближалась, и вскоре на горизонте показался большой, сабель в пятьсот, отряд драгун без хоругвей и знаков. Сдержанной рысью отряд двигался к городу. До стен оставалось не более полутора верст, когда отряд стремительно развернулся на равнине и галопом помчался прямо к воротам. Казаки залегли на валу. Драгуны мчались неширокой лавой, набирая все большую скорость. Уже можно было видеть напряженные лица передних всадников.

Палий выстрелил из пистолета. На валу, словно из-под земли, выросли сотни защитников; прямо по драгунам ударил залп из пушек, ружей и мушкетов. Драгуны сбились, передние стали поворачивать обратно, задние с разгона напирали на них, сваливая коней вместе со всадниками. Второй залп пришелся уже в спину драгунам, которые, оставив у ворот с полсотни, трупов, удирали, неистово пришпоривая лошадей.

— Готовьте коней, — приказал Палий, не отрывая глаз от трубы.

Разбитый отряд доскакал до основной части войск Яблуновского, которая в это время показалась в поле. Полки остановились у небольшого озерка, очевидно ожидая пехоту. Спешились.

— Пора! — крикнул Палий полковому судье Леську Семарину. — Пока они не выслали дозорных, подавай знак.

Лесько вынул из кармана платок и махнул им в сторону крепостной башни у западных городских ворот. Вершину башни окутал белый клуб дыма, прогремел выстрел. Теперь Палий не отводил глаз от леса: с двух сторон, охватывая поляков, вылетали казаки.

— Далеченько ляхи от леса, — тревожно проговорил Палий, — успеют сесть на коней.

Шляхтичи в самом деле успели сесть в седла, хотя развернутся к бою у них уже не было времени.

— Собьют ли их?.. Ты смотри, какая сеча завязалась… Устояли. Ну, держись, теперь только не дать им прорваться.

Скоро поднявшаяся пыль скрыла поле битвы.

— Почему-то сбились возле болота, видишь? — показал Палий нагайкой. — Вон отделился гурт ляхов, обходят наших слева. Открывай ворота!

Из ворот вымчали конные сотни.

Невысокий конь Палия рвал из рук поводья, далеко оставив всех позади. Полковник то и дело оглядывался, проверяя, не сбились ли сотни, — он особенно боялся за необученных крестьян. Но сотни скакали ровными прямоугольниками. Палий выбросил влево руку с нагайкой и следил, как казаки разворачиваются в лаву, подаются все левее, закругляя фланг подковой. Яблуновский не ожидал, что противник получит подмогу, — вернее, ему некогда было об этом подумать, его фланг был сметен неожиданным нападением казаков. Однако подоспел отброшенный от ворот отряд рейтар, и они с ходу вклинились в сотню Палия. Савва усилил натиск, прижимая рейтар и драгун к озерку. Кое-кто из них пытался спастись бегством — переплывал верхом через озеро, проскальзывал между рядами казаков. Яблуновский тщетно старался навести хоть какой-нибудь порядок в своем войске. Наконец ему удалось собрать вокруг себя около сотни рейтар, и он бросился прямо к лесу — здесь было меньше всего казаков. С новой силой вспыхнула сеча. Палий тоже пробирался туда, издали следя за Яблуновским. Вдруг он увидел Семашку, который рубился с драгуном. Оба очень устали, и хотя Семашко хорошо владел саблей, однако не причинял противнику вреда, — тот был в полудоспехах. Сабля Семашки только скользила по металлу. Улучив момент, драгунский ротмистр со всего размаха ударил по сабле Семашки у самого эфеса, — она выскользнула из рук парня и упала на изрытую копытами землю. Драгун снова замахнулся из-за плеча, но Семашко рванул повод и поставил коня на дыбы, прикрывшись от удара. Все это произошло в какое-то мгновение, и Палий, видя, что не успеет доскакать до Семашки, выхватил ятаган. Ятаган просвистел в воздухе и, пронзив кривым лезвием шею рейтара, засел в ней по самую рукоятку.