Страница 9 из 13
Морак остро предчувствовал удовольствие, которое получит, наполнив изощренными муками последние часы Нездешнего. Кроме того, есть девчонка — он возьмет ее, а потом убьет на глазах у отца.
Или будет ее пытать, или отдаст своим людям на потеху. “Ладно, успокойся, — сказал он себе. — Предвкушение — дело хорошее, но сначала надо его найти”.
Запахнувшись в лиственно-зеленый плащ, он двинулся следом за Белашем. Надир разбил лагерь в укромной лощине и преклонил колени на одеяле, молитвенно сложив руки и разложив перед собой старые пальцевые кости, пожелтевшие и пористые. Морак сел по ту сторону костра. “Что за гнусный обычай, — подумал он, — таскать с собой в мешке кости своего отца. Варвары, одно слово, — кто их поймет?” Белаш окончил молитву и сложил кости в кошель у себя на поясе.
— Ну, что новенького сообщил тебе отец? — с веселым огоньком в зеленых глазах спросил Морак.
— Я говорю не с отцом — его больше нет. Я говорю с Лунными горами.
— Ах да, с горами. Известно им, где живет Нездешний?
— Они знают только, где покоится прах каждого надирского воина.
— И то хлеб.
— Есть вещи, над которыми нельзя смеяться, — с укором сказал Белаш. — В горах обитают Души всех надиров, усопших и еще не родившихся. Со временем я, если буду достоин, узнаю, где погребен человек, убивший моего отца. Я похороню кости отца в его могиле, у него на груди, и он будет служить отцу до конца времен.
— Интересная мысль, — светским тоном ввернул Морак.
— Вы, колиши, полагаете, что знаете все. Вы думаете, что мир сотворен ради вашего удовольствия, но вам не дано понимать землю. Ты сидишь здесь, и вдыхаешь воздух, и чувствуешь холодную землю под собой, но ничего не замечаешь. А все почему? Потому что вы живете в каменных городах и воздвигаете вокруг себя стены, чтобы отгородиться от дыхания земли. Вы ничего не видите, ничего не слышите, ничего не чувствуете.
"Я вижу, как зреет чирей на твоей шее, грязный дикарь, — подумал Морак. — И чую, как разит потом от твоих подмышек”. Вслух он сказал:
— А что чувствуете вы?
— Земля — она как женщина. Как мать. Она питает тех, кто понимает ее, дает им силу и гордость. Как старику, которого ты убил.
— Она и теперь говорит с тобой?
— Нет, ведь этой земле я — враг. Но она дает мне понять, что следит за мной, хотя и не питает ко мне ненависти. А вот тебя она ненавидит.
— С чего бы это? — Мораку вдруг сделалось не по себе. — Женщины всегда меня любили.
— Она читает в твоей душе и видит темный свет, пылающий в ней.
— Сказки все это! — рявкнул Морак. — Нет в мире иной силы, чем десять тысяч острых клинков. Посмотри на Карнака. Он велел убить великого героя Эгеля и теперь правит вместо него, почитаемый и даже любимый народом. Сила Дреная — это он. Что чувствует госпожа земля к нему?
— Карнак великий человек, несмотря на все свои пороки, и он защищает эту землю, так что она, возможно, любит его. И никто не знает наверняка, он убил Эгеля или нет.
"Уж я-то знаю”, — подумал Морак, вспомнив, как он, подойдя к постели великого воина, вонзил кинжал в его правый глаз.
"Я-то знаю”.
Близилась полночь, когда Нездешний вернулся. Ангел сидел у огня, Мириэль спала в задней комнате. Нездешний запер дверь па засов, снял с пояса арбалет и колчан н положил их на стол. Единственным источником света в комнате служил догорающий очаг, н в его мерцании Нездешний казался Ангелу сверхъестественным существом, окруженным пляской дьявольских теней.
Хозяин молча снял черную кожаную перевязь с тремя метательными ножами н отстегнул ножны, прикрепленные к рукам. Еще два ножа он извлек из голенищ доходящих до колена постолов, а после подошел к огню н сел напротив бывшего гладиатора.
Ангел откинулся назад, глядя светлыми глазами на подобранную фигуру воина.
— Стало быть, ты дрался с Мириэль, — сказал Нездешний.
— Наша схватка длилась недолго.
— Да. Сколько раз ты сбил ее с ног?
— Дважды.
— В следах было не так легко разобраться, — кивнул Нездешний. — Твои следы глубже, чем ее, но они накладываются друг на друга.
— Как ты узнал, что я сбил ее с ног?
— Почва там мягкая, и я нашел отпечаток ее локтя. Ты побил ее легко.
— На арене я уложил тридцать семь противников — ты думал, что девочка способна меня одолеть?
Нездешний помолчал и спросил:
— Как ты ее находишь?
— Необученного бойца она могла бы победить, — пожал плечами Ангел, — но против Морака или Сенты не продержалась бы и минуты.
— Но она фехтует лучше меня — а я продержался бы дольше.
— Она превосходит тебя в учебном бою, а мы оба знаем разницу между учебным боем и настоящим. Она слишком напряжена. Даниаль рассказывала мне об испытании, которому ты ее подверг. Помнишь?
— Как я могу забыть?
— Так вот, Мириэль его не выдержала бы. Да ты и сам это знаешь.
— Пожалуй. Как я могу ей помочь?
— Никак.
— А вот ты мог бы.
— Мог бы — да только зачем это мне?
Нездешний подложил полено в огонь, молча глядя, как желтый язык пламени лижет кору. Потом его темный взор остановился на Ангеле.
— Я богатый человек, Каридрис. Я заплачу тебе десять тысяч золотом.
— Что-то твой дом не похож на дворец.
— Я сам так захотел. Мои деньги размещены у купцов. Я дам тебе письмо к тому, что живет в Дренане, и он рассчитается с тобой.
— Даже в случае твоей смерти?
— Даже тогда.
— Сражаться за тебя я не стану, понятно?
Я согласен обучить твою дочь, но и только.
— Я никого еще не просил сражаться за меня, — отрезал Нездешний, — не прошу и не стану просить.
— Что ж, я принимаю твое предложение. Я останусь и буду учить ее, пока буду убежден, что от моего учения есть толк. Когда я увижу — а это случится непременно, — что мне больше нечему ее учить или она не воспринимает мою науку, я уйду. Согласен?
— Да. — Нездешний отошел к дальней стене, приложил ладонь к камню, достал из открывшегося тайника тяжелый кошелек и бросил его Ангелу. Ангел поймал его и услышал звон монет. — Это задаток.
— Сколько тут?
— Пятьдесят золотых.
— Я взялся бы учить и за эти деньги — зачем ты хочешь заплатить мне так много?
— Ответь на это сам.
— Ты назначил цену, равную той, которую дают за твою голову, чтобы я не впал в искушение.
— Это правда, Каридрис, по не вся правда.
— Какова же вся правда?
— Даниаль питала к тебе дружеские чувства, и мне не хотелось бы тебя убивать. Спокойной тебе ночи.
Сон не шел к Нездешнему, но он продолжал лежать с закрытыми глазами, давая отдых телу. Завтра он опять побежит — надо накапливать силу и выносливость к тому дню, когда сюда явятся убийцы.
Он был рад, что Ангел решил остаться. Это пойдет па пользу Мириэль, а когда убийцы наконец выследят его, Нездешний попросит гладиатора отвести девушку в Дренан. Она унаследует его состояние, найдет себе мужа, и ничто не будет грозить ей.
Постепенно он успокоился и погрузился в сон.
Он ехал верхом вдоль озера рядом с Даниаль, и солнце ярко светило на чистом голубом небе.
"Поскачем наперегонки по лугу”, — крикнула она, пришпоривая своего серого жеребца.
"Нет!” — в панике завопил он, но она уже умчалась прочь. В который раз он увидел, как конь спотыкается, падает и наваливается на Даниаль, как седельная лука проламывает ей грудь.
— Нет! — закричал он, просыпаясь весь в поту.
Вокруг было тихо. Сотрясаемый дрожью, он встал и налил себе воды. Вместе с Даниаль они пережили военное лихолетье. Их окружали враги, оборотни гнались за ними, надиры преследовали их, по они выжили. Даниаль нашла свою смерть в мирное время, у тихого озера.
Отогнав от себя горькие воспоминания, он сосредоточился на опасностях, которые ждали его впереди, н на том, как лучше с ними бороться. Этим мыслям сопутствовал страх. Нездешний слышал о Мораке. Это палач, упивающийся чужой болью, — неуравновешенный, возможно, даже безумный, но ни разу не терпевший поражений. О Белаше он по знал ничего, — но тот надир, а значит, не ведает страха в бою. Этот воинственный народ не терпит слабых. Один племена постоянно ведут беспощадную войну с другими, и только самые сильные воины Доживают до зрелых лет.