Страница 47 из 59
«Един же некто Москвитинъ соуконникъ, Адамъ именем, иже бе над враты Фроловскыми, и той примети единого Татарина, нарочитый, славный, иже бе сынъ некоторого князя Ординского, и напявъ самострел и испоусти стрелоу напрасно на него, еюже язви его сердце гневливое и вскоре смерти ему наносе».
Тохтамыш стоит у города три дня, взять его штурмом возможностей нет, начинаются переговоры.
«И стоявшю бо царю 3 дни около города, а на четвертый день въ сутре в полобеда по велению цареву приеха под город князии Ординьстии и болшие Татарове, рядци царевы, и два князя с ними Суждалскии: Василей да Семенъ, сынова князя Дмитреа Костянтиновичу Соуждалсково, и приидоша под град близ стенъ градныхъ и начата глаголахи к народу, соущему во граде: „Царь васъ, своих людей, хощеть жаловати, понеже песте повиннии, ноже достойни смерти, не на васъ бо воюя пришел, но на князя вашего великого сточился есть. Вы же милованиа достойни осте и ничего же иного требуете отъ васъ, разве толко изы-дете противу ему въ стретение с честию и с дары, купно же и съ князем своим, хощеть бо видети град сей и внити в него и побывати в нем, а вам дароуеть миръ и любовь свою, а вы ему врата градные отворите. Такоже князи Суждалские глаголаху: 'Имете нам веры, мы бо князи ваши семь хрестъанстии, вам бо глаголемъ и правдоу даемъ на томе'“.»
Данную ситуацию кроме как трагикомедией назвать нельзя. Три дня назад татары спрашивают про князя у мятежных горожан и узнают, что великого князя в городе нет. Москвичи знают, что Тохтамыш знает, что они знают, что великого князя нет в городе. И тут же татары говорят, что им нужен князь, а прибыли они с туристическими целями: «хощеть бо видети град сей и внити в него и побывати в нем». Похоже, что московский народ пьян в стельку и никто ничего не соображает.
Князья Суздальские делают честные глаза, божиться, бьют себя кулаком в грудь и вопиют: «Имете нам веры…», дескать они тут по путевке туристической фирмы «Татар-вояж».
Если татарам нужен князь Дмитрий Иванович, то что стоило установить его местонахождение? Однако Дмитрий Иванович татарам и не нужен совсем, иначе бы они за ним и гонялись.
В общем, пьяные москвичи открывают ворота, в город врывается злющая солдатня, начинается резня и погром. Литовского князька Остен, самозванно возглавившего город, заранее, «льстивыми словами», выманивают за стены и убивают.
Интересно следующее. Во время всех этих событий Дмитрий Иванович находится в Костроме, митрополит Киприан, которого Дмитрий оставил в Москве возглавлять гарнизон (что поп может смыслить в военном деле?!), бежит в Тверь («Кипреаноу же митрополитоу, избывшу ратнаго нахождениа въ Твери»), а «маги княжь Володимерова и княгини его избыша в Тръжкоу, а владыка Коломенский Герасиме бе в Новегороде Великомъ». Короче говоря, кто где, но вовсе не на своих местах. Чего это все разбежались? В принципе понятно — испугались татар. Однако не все так просто.
Тохтамыш после Московского погрома идет в Рязанское княжество и устраивает погром уже здесь, после чего, очевидно с чувством исполненного долга, идет в Орду.
«Царь же Тахтамышъ, отшедъ отъ Москвы и взя град Коломноу и перевезеся оттоудоу за рекоу за Окоу и взя землю Рязанскоую и огнем пожже, а людей изсече, а инии разбегошяся, а инии полонъ поведоша многое множество, а князь Олегъ Рязанский оубеже».
Далее события набирают обороты. Дмитрий Иванович с братом и боярами, по уходу Тохтамыша, не мешкая, приезжают в Москву, пускают слезу над печальной картиной и, недолго думая, идут походом… на все то же Рязанское княжество!
«Не по мнозех же пакы днехъ и князь велики Дмитрей Ивановичь посла рать свою на князя Олга Рязанского. Князь же Олегъ сам оубеже, а землю его ратнии до останки пустоу оучиниша, поуще бысть емоу и Татарские рати».
За что мстит князь Дмитрий понятно: Олег Рязанский навел на Москву татар. Но за что Рязань громил Тохтамыш, которого Олег Рязанский наводил на Москву и, стало быть, помогал?
Ответ ясен, Олег Рязанский во время известных событий 1380 года активнейшим образом помогал сопернику Тохтамыша Мамаю. «Олег же, отступникъ нашь, приединився ко зловерномоу латаному Мамаю и нечестивому Ягайлоу и нача выходь (дань. — К. П.) ему давати и силоу свою ему давати на великого князя Дмитреа Ивановича. Оуведав же князь великый лесть лоукаваго Олга, кровопийца крестьянского, новаго Июлоу предстателя, на своего владыкоу бесящася, великий же князь Дмитрей въздохноувъ изъ глоубины сердца и рече: „Господи, съветы неправедных разори и зачинающихъ рать погуби“» (Типографская летопись).
Любопытно, что во время московского погрома, когда князь Дмитрий находился в Костроме, его брат Владимир Андреевич находился близ Волока.
«Стоащу же емоу близ Волока, совокоупивъ силу около себя, приидоша ратнии Татарове, не ведоующе его тоу. Наехавше имъ на него, онъ же, о Бозе оукрепився, судари на нихъ: и тако милостию Божиею иных иссекоша, а иных живы поимаша, а инии побегоша. Прибег же къ царю Тахтамышу, поведаша емоу бывшее. Он же, слышавъ то, нача боятися и тако по мялу нача отступали отъ града Москвы».
Т. е. татары попутали («не ведоующе его тоу»), не разобрались и «наехали» на Владимира Андреевича. Тот, соответственно, помолился и вдарил. Татары поняли в чем дело и побежали к Тохтамышу, который якобы убоялся и отступил.
Что же Владимир Андреевич раньше не вдарил, ждал пока татары сами наедут? Так если бы они не попутали, то вовсе бы его не тронули.
По окончании всех мероприятий состоялся «разбор полетов». Пискаревский летописец сообщает любопытные подробности:
«Приде посол к великому князю Дмитрею Ивановичю от царя Тактамыша, именем Карачь, о миру и з жалованьем от царя. Князь же великий повеле християном дворы стави-ти и град делати. Тое же осени сьеха Киприян митрополит на Киев, разгневася на него князь великий Дмитрей того ради: не седел на Москве в осаде, и посла по Пимина митрополита, и приведе его из заточения на Москву, и прият его с великою честию и тобоеию парусную митрополию».
Непонятно. По роду занятий митрополит Киприян — священнослужитель, а князь Дмитрий вроде как, из военных. Кто же был должен возглавлять оборону Москвы? Ну не было у самого Дмитрия возможности, так поставил бы брата, которого Тохтамыш «испугался». Почему же Дмитрий Иванович разгневался на Киприана?
Великий князь удаляет Киприяна и зовет митрополитом Пимена. Вот уж Пимен-то, очевидно, в ратном деле был зело искусен!
В чем же дело?
Получается, что Дмитрий Иванович, самым недвусмысленным образом, подставлял Киприана Тохтамышу. Вполне возможно.
Утверждение Никоновской летописи, восходящей к Своду 1408 года, подготовленному перед смертью самим Киприаном, состоит в том, что: «Не возхоте князь великий Дмитрей Ивановичь Московский пресвященнаго Киприана митрополита всея Русин и имяше к нему нелюбые».
Нелюбовь Дмитрия Ивановича к Киприану, безусловно, не имела характера личного, основанного на каких-то бытовых и психологических антипатиях, а строилась на, политических расчетах.
Ситуацию способны прояснить русские летописи. Типографская летопись сообщает:
«По преставлении же иже въ святых отца нашего Алексиа, митрополита всея Руси, взыде на степень некоторый анхимандрить, именем Михаил, нарицаемый Ми-тяй, здеа же незнаемо некако и странно: облечеся в санъ митрополичь, възложи на ся белый клобоукъ и монатию съ источникы и скрижалми и перемонатку митрополичю и посох и, просто реши, въ весь санъ митрополичь сам ся постави. Преже бо сего князь великый Дмитрей Ивановичь просил того у Алексея оу митрополита, дабы благословиль прежереченнаго Митяа по своем животе на митрополию, онъ же не хотяше того сътворити, понеже новооуку емоу сущю в чернечестве, якоже апостол глаголеть: „Подобаеть епископу непорочну быти и не новоукоу, да не развеличався в сеть владеть дияволю“. Князь же великий много о семь ноужаше митрополита, овогда сам приходя, овогда же бояр старейших посылай к нему, дабы сътворилъ волю его, благословил бы Митяа на митрополию, Алексий же митрополить, умоленъ бывъ и принуже-нъ, и ни тако посоули быти прошению его; но известоуа святительскы и старческыи, паче пророческыи рече: „Азъ неволенъ благословили его, но оже дасть ему Богъ и святая Богородица и пресвященный патриарх и вселеньскы со-боръ“. И бысть на нем зазоръ отъ всехъ человек, и мнози негодоваху о семь, и священици неключимоваху о нем, понеже не поставленъ сый вселенскымъ патреархомъ, но сам дръзну на таковые превысокый степень. И на дворе митрополичи живяше, казну и ризницю митрополичю взя, и боляре митрополичи слоужахуть емоу, и отроцы предстояхуть ему и вся, елика подобаеть митрополиту, темь всемъ обладаша…