Пожиратели гашиша

- Ты глянь, как скачет, - заметил ефрейтор.

- Тормози его, - приказал сержант.

Когда Тахоев поравнялся с патрулем, ефрейтор заступил ему дорогу.

- Ваши документы, - вежливо сказал сержант.

- Забыл, нет с собой, - всплеснул руками Тахоев. Уходя из дому, он действительно не взял документов.

- Оружие холодное, газовое... - начал было серЬкант и тут заметил кровавую полоску на манжете, выбившемся из рукава куртки. - Кровь у вас откуда?

- Какая кровь? - вскинулся Руслан.

Ефрейтор напрягся.

- Это у вас что? - потянул за рукав сержант. - В чем у вас рубашка?

- Клюквенный сок, - огрызнулся Тахоев. - Отцепитесь от меня!

- Слушай, ты не шуми, мужик, - завелся ефрейтор, вытаскивая из петли дубинку.

- Сейчас выясним, что за сок, - решил сержант. - Пройдемте-ка с нами, тут недалека.

Но идти с ними Борз не был намерен. "Черный", без документов, да еще одежда в крови - свою плачевную участь он хорошо представлял. Любая экспертиза мгновенно определит, что это свежая кровь, достаточно капнуть перекисью водорода. Сержант доставал из кармашка на ремне браслеты.

- Давайте договоримся, - предложил Тахоев. - Я вам штраф заплачу. Сколько?

- Он откупиться хочет, сука, - взвизгнул ефрейтор. - Все, Димыч, давай "баранки".

Сержант вцепился в рукав и стал тыкать в него наручником, одновременно пытаясь лягнуть Тахоева в пах. Руслан успел закрыться бедром и без замаха резко ввинтил кулак левой снизу-вверх в подвздошную впадину, ударив по сердцу. Борз был слишком хорошим врачом, чтобы не представлять расположения внутренних органов, и знал, куда бить насмерть.

Ефрейтор изо всей силы перетянул Тахоева РП73[РП-73 - резиновая палка длиной 73 см (Прим. автора.] поперек спины. Борз взвыл, его куртка лопнула от удара с потягом, он выгнулся и протяжно застонал.

Тут же на его локоть обрушился следующий удар, отключив левую руку, но Руслан нашел в себе силы отпрыгнуть и встретить нападающего лицом к лицу.

- У, абанамат! - выцедил он сквозь зубы - удар сбил дыхание.

Он встретил ефрейтора пинком ноги в грудь.

Борз был тяжелее, и милиционера отбросило назад.

Он упал на спину, резиновая палка вылетела из руки и запрыгала по асфальту.

Путаясь в плаще, мент попытался вскочить, но Тахоев вздернул его за лацканы и ударил кулаком в живот, угадав нужную точку, отвечающую за работу перистальтики. Мента прослабило в тот же миг, и теплое говно потекло по ногам.

- Что, мусор, - просипел Руслан, придерживая ефрейтора, чтобы тот не упал обратно наземь, - давно в чужих руках не обсирался?!

Пэпээсник едва стоял, испытывая вполне понятный в такой ситуации упадок сил. Правой рукой он судорожно пытался расстегнуть кобуру.

- Я весь твой род и рот ебал! - зарычал Борз, немного отдышавшись.

Ефрейтор наконец вытянул "Макарова". Его глаза еще сохраняли испуг, когда Тахоев отпустил плащ и врезал кулаком по шее, сломав щитовидный хрящ и порвав стенку каротидной артерии. Последний удар дался ему с трудом: Руслан был измотан. Ноги милиционера заплелись, и он кулем повалился в дерьмо, кончаясь от кровоизлияния. Борз нагнулся и вывернул из его пальцев ПМ.

Он сунул пистолет в карман и шатаясь побрел прочь. Народу поблизости не было, драку старательно обходили стороной, чтобы не встрять между молотом и наковальней. Обитатели города были к этому приучены.

Борз. завернул за угол и ощупал спину. Края разрыва куртки цеплялись за пальцы. Было больно, но ничего не сломалось, просто сильный ушиб.

Яахоев грязно выругался. Что за порядки! Почему его остановили только за то, что он "черный"? А если бы он был в форме офицера Российской армии? Тогда наверняка стали бы относиться по-иному. Здесь любой человек считается бандитом, если он с Кавказа. Об этих установках Руслан слышал еще на войне, но только теперь испытал милицейский произвол на собственной шкуре. Какой может быть порядок, если в стране царит едва ли не узаконенная сегрегация! Он помассировал ноющую руку. Хорошо, что сустав не повредили, сволочи.

Тахоев поймал тачку и велел ехать в Купчино, где снимал квартиру. Злости майор медицинской службы не испытывал, только досаду, что страна, претендующая на роль лидера по части духовности, погружается в пучину национальных распрей.

Несмотря на прохладную погоду, Фридрих Готтенскнехт сильно потел. От того, что он услышал, ему было не по себе, а уж под взглядом представителя Моссада становилось вовсе тошно.

Тошнило его от страха. Готтенскнехт приехал в Россию совсем не для того, чтобы отправиться в тюрьму как уголовный преступник, а именно эта участь была уготована ему в случае отказа.

Этого безобидного на первый взгляд, сухонького старичка профессорской внешности, не расстающегося с коричневым кожаным портфелем, привел к нему Зоровавель, которого пресвитер никак не мог заподозрить в сотрудничестве с израильской внешней разведкой. Однако он сильно просчитался, и евреи быстро загнали его в угол. Лазарь Вайзберг был свидетелем убийства туркменов, коим, по сути, руководил глава Петербургского филиала ОНТ.

Старичок, представившийся как Амнон Шилух, доходчиво разъяснил пресвитеру, какое наказание ожидает его в том случае, если об этом узнают власти. Старик прекрасно говорил по-немецки, да и Зоровавель, как выяснилось, неплохо его знал.

Фридрих Готтенскнехт трясся мелкой дрожью и проклинал тот день, когда покинул маленький уютный Баден-Баден.

Доктору истории и философии Амнону Шилуху не часто доводилось заниматься вербовкой. Основной его деятельностью было изучение мертвых языков, но иногда он привлекался для оперативной работы, когда требовалось наладить контакт с представителями научных кругов. В данном случае лишь он один мог как следует ввести нового агента в курс дела, не рискуя при этом показаться грубым вымогателем. Вербуемый представлял международную европейскую организацию, к которой Моссад давно искал подходы, и Фридриху Готтенскнехту было сделано предложение, от которого он не смог отказаться. Когда стало ясно, что он никуда не денется, старичок перешел к изложению фактов.

- В тысяча девятьсот сорок седьмом году в пещерах Кумрана на западном побережье Мертвого моря иорданскими пастухами были найдены шесть свитков пергамента с текстами на арамейском языке, датируемые приблизительно вторым веком до нашей эры.

Шилух ненадолго замолк, переводя дыхание. Готтенскнехт воспользовался паузой и перевел взгляд на Вайзберга, удовлетворенно сопящего в углу. Массивный подбородок и длинный мясистый нос, нависающий над верхней губой, придавали лицу Зоровавеля злодейское выражение.

"Наверное, такими и были воины "избранного Богом народа", - подумал немец. - Эти евреи повсюду, и каждый может оказаться агентом Моссада!"

- По публикациям в прессе известна находка лишь пяти книг, тех, что были выкуплены епископoм Иерусалимским, - продолжил Шилух, пожевав сморщенными губами. - Существование приобретенного у пастухов вифлеемским коммерсантом Эхудом Кандо шестого манускрипта хранится в глубочайшей тайне. Его содержанием является разрушительная по своему воздействию на психику методика, применив которую можно исчислить каждый свой шаг на Земле вплоть до момента смерти, который также будет узнаваем с высокой точностью. Операции с расчетами, тут же подтверждающимися на практике, завораживают. Человеку кажется, что он может контролировать события и самостоятельно управлять своей жизнью. Сам того не замечая, он попадает под воздействие схемы, на которой зацикливается, и принимается обожествлять текст, направляющий его поступки. Начинается рабское существование в полной зависимости от дальнейших прогнозов, и срок его никогда не бывает долгим, потому что вскоре задаются действия, ведущие к самоубийству. - Доктор Шилух скорбно промолчал. - Первым погиб наш переводчик. Да, - кивнул он, поймав удивленный взгляд Готтенскнехта, - я входил в состав научной группы, изучающей тексты. Потом было много находок в пещерах Масады и Вади-Мураббата, теперь это целая отрасль науки - кумранология, но тогда, в конце сороковых, о нас мало кто знал. Шимон первым ощутил влияние книги. Он оставил дневник, в котором подробно описал свои переживания, но к несчастью, мы наткнулись на него очень нескоро. Причина смерти переводчика была столь очевидна, что полиция даже не стала проводить расследования, поэтому архивами никто вплотную сразу не занялся. В нашем маленьком научном коллективе самоубийство было событием экстраординарным и внесло некоторый беспорядок в нашу деятельность. Когда мы наконец приступили к изучению бумаг покойного, обнаружилось исчезновение одного экземпляра перевода, а вскоре исчез и сам оригинал, который мы называли "Книга Жизни".