Сыч – птица ночная

Лев Пучков

Сыч — птица ночная

ЧАСТЬ первая

Глава 1

«…Снег падает на кровь, белые иголочки…» — необычайно пакостным тенорком дребезжит кто-то из глубины подсознания. Настырно этак дребезжит, не спрашивая у меня разрешения. А я не возмущаюсь — не придаю особого значения, потому как мне сейчас недосуг бороться с нежелательными астралами какого бы то ни было окраса.

Я сосредоточенно соображаю. Жить, знаете ли, хочу. И не в светлой памяти близких, а в реальности — сейчас и далее, до счастливой смерти от старости. От того, насколько продуктивно в течение этих нескольких десятков секунд я соображаю, будет зависеть — жить мне дальше или навсегда остаться в этой простуженной хибаре с полуразрушенными оконными проемами, частично сохранившейся крышей и земляным полом. Поэтому не борюсь — пусть наведенный космический контур покуражится. Может быть, недолго уже осталось…

«…Кровь падает на снег, завтра будет елочка…» — продолжает бесчинствовать неуправляемая частица моего негодяйского Я, так некстати вынырнувшая в этот неурочный час откуда-то из недр перегруженного правого полушария. Нет, насчет снега и крови — еще куда ни шло. Органы чувств адекватно воспринимают действительность: ноздри втягивают аромат свежей крови, которой в избушке и рядом — как в убойном цеху; глаза с тоской наблюдают, как мглистое небо неспешно посыпает оттепельную хлябь снежком; многострадальная жопа чувствует — конец ноября, последний взбрык уходящей осени, кругом отъявленные мерзавцы, пора заворачивать ласты. Тут все понятно — ассоциативный ряд… Но елочка?! Какая, в задницу, елочка?! До Нового года — целый месяц! Вокруг избушки — в трех секторах — подковообразная опушка лиственного леса. В четвертом секторе — вид из дверного проема — толстый слой жирной грязи на ровном как стол, пустыре. По слою с трудом вытанцовывает правая рука бандитского авторитета — перемещается от симпатичного нерусского внедорожника в моем направлении, общаться желает, сволочь. «Погоняло» у правой руки — Калина. Как видите, хвоей тут и отдаленно не пахнет — в радиусе действия малогабаритного ядерного фугаса. Так почему — елочка?!

«…Мы вышли из игры, мы смертельно ранены…» — не унимается вреднючий астрал. Надо будет, если посчастливится остаться в живых, углубленно заняться тайцзи-цюань. Психорегуляция — из рук вон. Этак недолго и до цветных глюков. Интересно — Калина, плывущий ко мне по грязи, — это взаправду или глюк? Ни разу в жизни не видел, чтобы бандит такого ранга добровольно месил грязь, да еще будучи облаченным в клубный пиджак и парадные туфли по пятьсот баксов за пару. Может, спросить:

Калина, ты как? В смысле, глюк или где? Нет, пока не стоит. Пока он далеко. Подойдет поближе, тогда…

Вообще-то «Агату Кристи» я никогда особенно не жаловал. У меня в отряде — когда еще Родине служил — был один парниша, припадавший на психоделические прибабахи. Как-то мы две недели валяли дурака в одном из горных сел — по случаю распутицы работы не было, «духи»[1] отгул взяли. Из средств досуга имелся струфозный магнитофон и единственная кассета — с одной стороны «Декаданс» «Агаты», с другой — чеченские народные. Этот парниша — который с прибабахами — с утра до вечера гонял магнитофон, а все остальные от нечего делать слушали. Погода была тогда такая же, как сейчас: серое небо без единого просвета, грязища и морось вперемешку с мокрым снегом. И хотя в тот момент я не обращал внимания на текст, сейчас выяснилось, что запомнил до последнего словечка. Видимо, схожесть обстановки выдавила слабину из моей очерствевшей души: мерзкая погода, кругом враги, полнейшая безысходность — хоть застрелись…

— СТОЙ!!! Стой, блядь!!! — это я ору. Калина, судя по всему, о переговорах с захватившим заложников бандитом только в американских боевиках смотрел. Он проигнорировал три моих повелительных взмаха рукой — я через проем оконный махал — и прет себе, разъезжаясь по грязи. Захватчика нельзя нервировать — заложников беречь надо. Если этот недоносок не в курсе, придется намекнуть. А то дочапает до хибары, заглянет внутрь — и привет. Я не гордый — намекаю. — СТОЙ!!! Еще два шага — мочу первого! Следующие два шага — второго! Стоять на месте!

Калина останавливается — намек понял. Смешно вытягивает шею, стараясь рассмотреть, что там в хибаре. Вытягивай на здоровье — с двадцати метров черта с два разглядишь.

— Пусть Марат выглянет, — хрипло бурчит Калина. — Тогда и базарить будем.

— Сидеть! Кто дернется — замочу!!! — дико кричу я, направив ствол «АКС» вниз и имитируя пинок. Получается похоже — со стороны создается впечатление, что кто-то из сидящих на полу заложников предпринял попытку встать. Это не мое мнение: я внимательно наблюдаю за Калиной и по его округлившимся от удивления глазам делаю вывод, что у меня все пока идет как надо. Действительно — есть чему удивиться. Калине даже в голову не могло прийти, что с Маратом — признанным бандитским авторитетом, кто-то может таким вот образом обращаться. Как с каким-то чмошньш «бакланом», выдернутым из первого попавшегося пивняка.

— Ладно, ладно — кочумай! — сдается Калина, отступая на пару шагов и успокаивающе махая в мою сторону рукой. — Все нормаль… Давай быстро — че хотел?

— «Ниссан» заправьте — под крышку, — начинаю перечислять я, — подгоняйте к зданию — вплотную, водила вылезает и дует отсюда. Все «быки» отходят минимум на пятьдесят метров — чтобы я ни одного не видел…

— Ну, это нормаль. Это мы щас, — Калина не дослушал. — Тачка заправлена, пацанам скажу щас. Пусть Марат…

— Молчать! — гневно вскрикиваю я, не давая оппоненту развить опасную тему. — Я не все сказал… Привези мне гранату «Ф-1». Запомнил? «Ф-1», а не «РГД» — это разные вещи. Шелковую тесемку — десять метров. Скотч. Желательно «Руби стар». Повтори.

— «Лимонку», — настырно импровизирует Калина, — шелковую тесемку. Скотч. Че тут запоминать…

— Вот и ладушки, — хвалю я понятливого переговорщика и простецки, по-домашнему этак, прошу:

— И вот еще что. Вы того… Триста штук баксов приготовьте — выкуп за заложников. Тогда поедем. Ты все понял?

— Не понял!!! Ты че, мась — офуел?! — озадаченно таращится Калина. — 'Где ж я зараз тебе такие бабки найду? Это ж надо метнуться по людям, собрать…

— Не е…ет! — грубо отрезаю я. — Где хотите, там и собирайте. Все — я сказал…

Калина несколько секунд соображает, зябко передергивая плечами — под пиджачком у него шелковая рубашонка с кружевами, а погода не располагает к пешим прогулкам без верхней одежды. Дилемму я подбросил — голову сломать можно. Посоветоваться не с кем — большой выбыл из игры, рядом никого крупнее рангом нет. Сочувствую. Но — помочь ничем не могу. Жить почему-то хочется…

– Пусть Марат скажет… — опять пытается навязать мне свой вариант Калина.

— Молчать!!! — дико ору я, показательно зверски округлив глаза и тыкая куда-то вниз стволом автомата. — Пошел отсюда, а то замочу всех на хер!!! Выполнять, бля!!! Пошел!!!

— Да кочумай, кочумай! Все нормаль, братан, ты че, в натуре… — опасливо бормочет Калина, осторожно пятясь,

И, разворачиваясь, трусцой припускает к джипу, пробормотав сквозь зубы что-то типа:

— Вот достал ты, сука…

Я судорожно перевожу дыхание, внимательно осматриваю окрестности и, прислонив автомат к стене, принимаюсь копать яму. Хорошо, что у СС — телохранителя Марата, — имеется здоровенный австрийский тесак, отточенный, как бритва. Иначе мне пришлось бы ковыряться в земле руками, используя подручные предметы, не очень-то годные для таких целей.

Вообще-то копать землю я большой мастер. Если мы с вами встречались, вы помните, с чего началось наше знакомство. Я тогда тоже копал ямку, но в тот раз мне пришлось довольствоваться чеченским кинжалом. К каким дрянным последствиям привело то земледелие, вы знаете. Посмотрим, что у нас получится сейчас…

1

Дурное наследие Афгана и РЧВ (русско-чеченской войны) — всех организованных боевиков мы называем «духами».