Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 15

Он посмотрел на часы. До шести оставалось минут десять, а встреча назначена на одиннадцать. Что делать сейчас? Идти домой? А вдруг они уже ждут его? Пошататься по городу? Сходить в кино? Сейчас в «Полярнике», как рассказывала мать, фильмы идут без перерыва. Купил билет, и можешь сидеть в зале хоть до самого закрытия. А это идея! Там темно, никто не увидит, можно спокойно расслабиться и обдумать, что делать.

И Костя отправился в «Полярник», старенький кинотеатр, бывший некогда его любимым местом времяпрепровождения.

Глава 3

БОСС

А в это же самое время в одном из частных домов, расположенном в престижнейшем городском районе «Островок», состоялся некий разговор. Дело происходило на заднем дворе, на обширной площадке, поросшей ярко-зеленой, будто искусственной, травой с вкраплением невысоких голубых елей и неких, судя по всему, розовых кустов с совсем недавно распустившимися глянцевыми листочками. Кроме растительного великолепия, о состоятельности владельца «гасиенды» так и кричал сверкающий голубым кафелем пятнадцатиметровый бассейн, пока еще пустой.

На краю бассейна за белоснежным столом, в столь же белоснежных пластиковых креслах, какие обычно стоят в летних кафе, расположились двое. Один – невысокий, весьма упитанный мужчина лет сорока с длинными волнистыми волосами – был облачен в традиционный наряд современного нувориша – дорогой спортивный костюм фирмы «Найк». Второй – здоровенный детина неопределенного возраста в легкой замшевой курточке и черных джинсах – уже фигурировал в нашем повествовании. Именно он вручил в заброшенном парке пистолет и деньги бедолаге Косте. На столике стояли бутылка виски «Джонни Уолкер – ред лейбл», соленые орешки в розеточке, оливки и прочая заморская снедь.

Упитанный плеснул в пузатые бокалы виски, жидкость маслянисто сверкнула под вечерним солнцем.

– Может, тоник? – любезно поинтересовался упитанный.

– Нет, Петрович, не нужно, – поморщился детина, – я прямо тебе говорю, не люблю! Да и виски… Забористая штука, спору нет, но самогонкой отдает. По мне лучше водка, ну а коли нет ее, родимой, то на кой хрен добро водичкой разводить.

Детина выпил свое залпом, взял щепотью с десяток орехов и отправил их в щербатый рот.

– Ты бы, Харя, зубы вставил, что ли, – процедил упитанный Петрович, – денег нет, так я дам. Сходи к частнику, сейчас полно их, вставь рыжье, а еще лучше стальные. Да такие, чтоб гвоздь перекусывать можно было.

– На кой мне стальные, – ощерился Харя, – я и этими кому хочешь горло перегрызу.

– Охотно верю, – сказал Петрович, – но с зубами вообще был бы неотразим. Хотя ладно… Давай по делу.

– А что по делу? Я ж уже толковал, все идет путем. Этот пацаненок…

– Постой, не тарахти. По порядку.

– Ну приканал он к почтамту, – со скукой в голосе начал Харя, – покрутился там, как и было приказано, потом покандехал к дому, вошел в подъезд, спустился, сунулся в гастроном, Зуб ему кивнул, мол, можно работать. Он двинул назад, встал в подъезде… Я из дома напротив за ним в бинокль следил, как ты и велел. Потом подъехал этот… – Харя замолчал, не спрашивая разрешения, налил себе виски, залпом выпил, не глядя сунул корявые пальцы в тарелочку с маслинами, так же щепотью отправил несколько в рот, разжевал и тут же выплюнул их на землю.

– Ну и дрянь! – заявил он. – Как вы это хаваете?

Петрович изобразил гримасу насмешливого презрения, но ничего не сказал.

– Так вот, – продолжил Харя, – когда этот вошел в подъезд, я особо напрягся… Мы вчера даже окно в подъезде протерли, чтоб лучше видно было. Окна в подъездах, видишь ты, никто мыть не хочет…

– Хрен с ним, с окном! Дальше!

– Пацан стоял лицом к улице. Этот поднялся. Пацан достал руку с «пекарем» из-за пазухи…

– Он стрелял?!

– Судя по всему, затвор-то передергивал… Потом сразу бросился вон. Попер, не разбирая пути. Я послал Клюку следом. Клюка шибко бегает, а едва за пацаном поспевал. Короче, побегали они, наконец пацан сдох, забрался в какие-то кусты, достал «пекарь»…

– Где это было?

– Около какой-то школы, на дворе. Там ребятишки мяч пинали. Клюка кночит за ним. Пацан достал обойму, видно, «маслята» проверял, потом снова зарядил и выстрелил в дерево.





– Кто-то это видел?

– Я же говорю – Клюка.

– Нет, посторонние?

– Ну, дак ребята эти… с мячом. Они даже пинать бросили.

– А потом? Харя, ты шевелись, не спи!

– Пацан в кино пошел.

– В кино?!

– Ну! Я даже обалдел: ничего себе нервы! Я бы на его месте деру дал. С баксами-то, Петрович!

– Конечно, он не дурак, – задумчиво произнес Петрович, – да и куда бежать?

– Да куда угодно!

– Он, видать, прикинул, что в случае чего мы мамашу его можем… того… А то, и вправду, нервы крепкие. Не получилось, и не надо. Хотя, сомневаюсь, что он настолько туп. А сейчас что он делает?

– Да в кинушке сидит до сих пор. Я Клюку оставил, для подстраховки, а сам в тачку, и сюда.

– Теперь о деле. Клюка, говоришь, его пасет?

– Ну.

– Глаз не спускайте. Каждый шаг чтобы под контролем. Я думаю, он придет на встречу. Деваться некуда. Так вот. Тут ты на него и поднапри. Бить не нужно, но напугать должен крепко. Пригрози всем, до чего додумаешься. Да тебя учить и не нужно. Пистолет и деньги забери, но скажи, что, если дело не закончит, – ему вилы. Забей стрелку на завтра. Дальнейшие указания получишь после того, как доложишь о результатах беседы. А теперь свободен. Можешь еще выпить, если желаешь.

– Спасибочки, – иронически заявил Харя, – я уж лучше сейчас куплю пузырь нормальной водяры, колбасы, сала… А эти ваши устрицы… – он кивнул на маслины, – хряпайте сами. Ты так скоро лягушек жрать будешь. Нет уж, благодарствуем. – Он насмешливо глянул в глаза упитанного мужчины. – И все-таки ты фраер, Петрович. Не нюхал параши, баланды не хлебал. А какой ты без этого блатной. Так, чуфан захарчеванный. Не в обиду тебе будь сказано.

– Чего?! – с ледяной улыбочкой протянул Петрович.

– А-а! – захохотал Харя. – Уел тебя! Ладно, в натуре, не бери в голову, а бери в рот. А в баню я схожу, можешь не волноваться!

И Харя, продолжая хохотать, направился прочь.

Сам того не желая, а может быть, вполне намеренно, щербатый громила задел самое больное место упитанного. Каким бы крутым его ни считала братва, но для непререкаемого авторитета не хватало главного – не сидел в тюрьме. Все можно купить: диплом выпускника Сорбонны, дворянский титул, шестисотый «Мерседес», виллу на Карибах, а такой вот «мелочи» не купишь. Все у тебя есть, ходишь в авторитете, под тобой бригада человек в сто, а то и двести. Вот начнется между деловыми «базар» за жизнь, за закон, за правильных воров. Кто-то помянет и твое имя. И обязательно найдется какой-нибудь исколотый доходяга и скажет: «Да он – фраер! Нашу кровь сосет. Мы по лагерям паримся, а такие вот жиреют». И этот разрисованный урод будет прав. И как ты поднялся, так тебя и опустят.

– Поднялся, – повторил он вслух. – Подняться было не так уж и сложно, но вот удержаться…

Он задумался, вспоминая, казалось, совсем недавнее.

Виктор Петрович Лыков в юности вовсе не предполагал, что однажды станет криминальным авторитетом. В те годы у Вити были несколько другие планы. Рос он в обычной семье со средним достатком. Мать, правда, работала в торговле, а отец был простым работягой, пахал посменно на машиностроительном… Жили, конечно, не в бедности, но роскоши особой себе не позволяли. А, собственно, кто в те времена мог себе позволить особую роскошь? Разве что номенклатура – та каста крупных начальников и высоких партийных чинов, которая жила по своим особым законам. К разного рода торговым работникам эти люди относились с нескрываемым презрением. Используя их, питаясь и одеваясь через спецраспределители и задние двери магазинов, они тем не менее брезгливо называли их «торгашами», открыто посмеивались над обручальными кольцами в полпальца, золотыми зубами и прочей безвкусицей.