Черная Луна

— Не думаю.

Вент забрал с кресла свой плащ и решительно зашагал в спальню — но через минуту вернулся, явно смущенный.

— Теперь я понимаю, что это за старый друг, — сказал он.

— Именно так, — кивнула Карис. — Спокойной ночи, Вент.

Когда он ушел, Карис вернулась в спальню, где на кровати забылся глубоким сном Неклен. Женщина-воин нежно погладила его по голове.

— Я так рада, что ты здесь! — прошептала она.

Озобар был долговяз, со светлыми волосами и ершистой бородкой, растрепанной, точно старая щетка. Он воззрился на набросок, который подала ему Карис, потом запустил руку в глиняный горшок и, выудив оттуда овсяное печенье, с хрустом его сжевал.

— Сможешь ты сделать такую катапульту? — спросила Карис.

— На свете все возможно, — отозвался Озобар.

— Я не спрашиваю, что возможно. Сможешь или нет?

— Здесь не указано ни из чего сделано плечо рычага, ни каков вес камней. Говоришь, дальность стрельбы около двухсот шагов?

— Так сказал Неклен, а на него можно положиться. И потом, мастер Озобар, эта катапульта бросает не камни, а свинцовые шары.

— Гм-м, — промычал Озобар. — Вот, стало быть, как они добились такой точности. Все шары одного веса.

— Так сможешь ты сделать такую катапульту? — настойчиво повторила Карис. Озобар все сильнее раздражал ее. Не спеша с ответом, он съел еще два печенья и смахнул с бороды овсяные крошки.

— Пожалуй, мы могли бы сделать кое-что получше. Полагаю, цель этого устройства — уничтожить даротские катапульты?

— Да, именно так я и задумала.

— У нас не хватит средств, чтобы сделать свинцовые шары нужного размера. Я бы предложил небольшое усовершенствование. Горшки.

— Горшки? — переспросила Карис. — С глазурью или без?

— Сарказм не к лицу женщинам, — заметил Озобар. — Для того чтобы катапульта била точно, ее надлежит разместить там, где обслуга сможет хорошо видеть врага. Достигается это тремя путями. Первый — разместить катапульту вне городских стен. Это, как легко понять, самый нежелательный путь — дароты могут атаковать и захватить либо уничтожить катапульту. Второй путь — поставить ее на стенах. Ширина стены около двенадцати футов, стало быть, и катапульта должна быть небольшая, что неизбежно сократит дальность стрельбы. Третий путь — ободрать черепицу на крыше казарм, что у северных ворот, и там, на платформе, разместить нашу катапульту.

Карис согласно кивнула.

— Замысел, по-моему, неплох. И все же это не объясняет, для чего тебе нужны горшки.

— Мы наполним их горючим материалом — к примеру, тряпьем, пропитанным в ламповом масле. Такие снаряды будут легче свинца, а стало быть, и полетят дальше. Что мне нужно — так это придумать способ зажигать снаряды, чтобы обслуга, заряжая катапульту, не пострадала. Не хватало еще, чтобы этакий снаряд вспыхнул на крыше казармы.

— И ты сможешь все это сделать?

— Я над этим подумаю. — Озобар снова запустил пальцы в горшок и вынул еще одно печенье.

— Вид у них аппетитный, — заметила Карис. — Можно мне попробовать?

— Нет, нельзя, — сурово ответил он. — Это мое. Сдержав раздражение, Карис поблагодарила Озобара за то, что он уделил ей толику своего драгоценного времени, и встала, собираясь уйти.

— Возвращайся через три дня, — напутствовал ее Озобар. — И пришли ко мне этого самого Неклена. Мне нужно поподробней расспросить его о даротском оружии. Да, кстати… у нас вышел почти весь чугун. Попроси герцога, пусть реквизирует все ворота, старую кухонную утварь, перила… ну да ты сама знаешь, что еще.

— Сделаю, — кивнула Карис.

Снаружи снова шел снег, однако заметно потеплело. На улице ребятишки играли в снежки. Их заливистый смех немного поднял настроение Карис, и она упругим шагом двинулась на тренировочный плац.

Там уже собрались сорок мужчин — самые рослые и сильные воины, каких только удалось сыскать во всем Кордуине. Форин и Кэпел проверки ради задавали им различные упражнения. Стоя в укромном месте, Карис смотрела, как сорок силачей старательно поднимают большие камни либо гнутые бруски железа. Между ними расхаживал Форин, раздавая советы, приказы и замечания. При виде его Карис ощутила непонятное колебание — ей отчего-то вовсе не хотелось встречаться с этим человеком. С той самой ночи в таверне Форин не выходил у нее из головы. Вот только почему? Любовник он был так себе, средненький — что-то вроде покойного бедняги Гириака. И все же каким-то образом ласки Форина ухитрились задеть в ней нечто сокровенное и давно забытое — словно ржавый засов на двери вдруг подался, упал, и за дверью обнаружилось нечто… нечто такое, чему сама Карис не могла дать названия.

«Чепуха, — сказала она себе. — Этот человек для тебя — никто, пустое место. Спиши эти глупости на усталость. А еще лучше — немедля выкинь их из головы!» По плацу разнесся оглушительный смех Форина, к нему присоединились и другие воины. Оказалось, что на плац забрел пегий ослик и отчего-то с первого взгляда невзлюбил одного из упражняющихся. Ослик гонялся за бедолагой по всему плацу и упорно покусывал его за мягкое место. Карис тоже усмехнулась — и поняла, что уже вполне овладела собой.

Выйдя из своего укрытия, она зашагала к ограде плаца. Форин тотчас увидел ее и, чуть косолапя, направился в ее сторону.

— Утро доброе, сударыня, — сказал он ровным, сдержанным тоном. Карис втайне порадовалась тому, что Форин не позволил себе ни подмигиваний, ни многозначительных ухмылок — словно между ними ничего и не было.

— Как идут дела, Форин?

— Уже подобрали нескольких силачей. Все так и рвутся получить кошель серебра. Я и сам не прочь бы попробовать.

— Дай мне пятьдесят таких силачей — и кошель будет твоим.

— Для чего тебе нужны эти люди?

Карис вскарабкалась на ограду и села, сверху вниз глядя на рыжебородого великана.

— Рано или поздно дароты одолеют стены Кордуина. Это неизбежно. Мне нужны солдаты, которые смогут выстоять против них в рукопашной, люди, вооруженные тяжелыми двуручными секирами со стальными лезвиями.

Словом, мне нужны не только силачи, но и храбрецы. И возглавишь их ты.

— Это повышение или наказание? — осведомился Форин. — Рукопашная с даротами — совсем не то, о чем я мечтал всю жизнь.

— Это повышение. Ты получишь щедрую плату. С минуту Форин стоял молча.

— Почему ты той ночью ушла? — спросил он наконец.

— У меня были дела, — как можно холодней и отчужденней ответила Карис.

— А я, стало быть, сделал свое дело — и побоку? Что ж, я и сам частенько так поступал, а теперь ты отплатила мне той же монетой. Я не в обиде. Я найду тебе пятьдесят силачей.

С этими словами он развернулся и зашагал через плац. Карис тихонько выругалась, спрыгнула с ограды и пошла назад, ко дворцу.

— Как ты себя сегодня чувствуешь, Брун? — спросил Тарантио.

— Спасибо, лучше, — ответил золотоглазый юноша. — Я хорошо спал.

Голос его тоже изменился, стал нежным, почти мелодичным. Тарантио сел у постели.

— Я беспокоился о тебе, друг мой.

— Ты добрый человек, Тарантио, и я у тебя в долгу.

— Это не он, — сказал Дейс.

— Я знаю.

Солнце стояло высоко в морозном ясном небе, в спальне было светло и тепло. В очаге все еще горел огонь, и нагой золотокожий юноша лежал, откинув голову на подушку, и наслаждался теплом.

— Где Брун? — спросил Тарантио.

— Он здесь, со мной. Он не боится, Тарантио. Больше не боится. Мы с ним друзья. Я позабочусь о нем.

— Кто ты?

— На этот вопрос ответить нелегко. Я — Первый Олтор, последний из своей расы. Эти слова тебе что-нибудь говорят?

— Олторов уничтожили дароты, — сказал Тарантио. — Тысячу лет назад, а может, и больше.

— Истинно так. Не спрашивай, как я здесь оказался, ибо я и сам этого не знаю. Если б только я мог уйти, если б только мог освободить тело Бруна — я бы сделал это. Мне больше незачем жить.

Юноша поднялся с постели и, нагой, стал в потоке солнечного света, лившегося в окно. Он был высок и строен, на длинных изящных руках — по шесть пальцев. Его чуть выпуклые глаза были заметно крупнее, чем у людей, нос — небольшой, с широкими, причудливо вырезанными ноздрями.