Страница 10 из 17
…Старшина Степан Нефедов поднял голову. В коридоре простучали шаги, дверь приоткрылась и в нее просунулась голова Сашки Ерохина из комендантского взвода.
– Товарищ старшина, я вам принес… Водки, как просили.
Нефедов принял газетный сверток, развернул бумагу, поставил на стол зеленую бутылку. Нашарил на полке пыльный стакан, протер рукавом. Содрал пробку с бутылки и налил водки сразу по рубчик. Поднял стакан и с выдохом проглотил обжигающую жидкость в три глотка. Закашлялся и вытер глаза.
Не пил Степан с самой юности. Вначале запрещал дед, потом отучил Сурраль, говоривший, что пьяного в лесу по запаху не найдет только слепой безногий волк. На войне тоже как-то не до того было. Но сейчас старшина пил водку, словно в стакане была обычная вода. Пил, и легче ему не становилось.
За окном смеркалось. Уже давно простучал колесами и ушел эшелон, увозя конвойную команду. Начальник эшелона сунулся было к коменданту, но Ерохин его не пустил, как тот ни ругался и ни грозил рапортом по начальству. Под конец приезжий покрыл всех матом и уехал ни с чем.
Степан сидел и глядел на пустую бутылку. Мыслей не было, только тяжесть где-то там, на месте сердца. Поэтому он и не услышал сразу, как бесшумно отворилась обычно скрипучая дверь. Обернулся, роняя стул, только тогда, когда на плечо легла узкая ладонь.
– Ты разве совсем постарел, ученик, что разрешаешь так подкрадываться?
– Сурраль…
Альв обошел комнату, сел напротив Степана. Брезгливо тронул пальцем бутылку.
– Легче стало?
Нефедов опустил голову.
– Дед у меня, Сурраль…
– Знаю, – перебил его альв, – потому и пришел. Держи. Это твое.
Он положил на стол замшевый мешочек. Потом поднялся и пошел к двери. Уже взявшись за ручку, сказал, не оборачиваясь:
– Сегодня думай сердцем, Степан. Сегодня можно. А завтра – уже нет. Я тебя хорошо научил. Такие как ты, воюют всю жизнь.
И исчез, как будто растворился во тьме коридора.
– Сурраль! – Степан кинулся следом, распахнул дверь. Никого.
Он вернулся и взял в руки мешочек. Потом развязал его и достал оттуда скрученный в трубку листок бумаги и коробочку.
Медленно развернул записку.
«Здравствуй, Степан!
Чую, что больше нам с тобой не свидеться. Знаю, что воевал ты все это время честно, как я учил, да и отец бы твой гордился, будь он сейчас жив. А по мне не грусти – это сколь же можно небо-то коптить? Тебя вырастил, пора и честь знать. Об одном жалею – что не довелось мне тебя обнять, пока старые кости еще носят. Ну, это ничего.
Передаю тебе, внук, награду твою. Десять лет без малого, почитай, она тебя ждала – еще с первой похоронки, которую мы с бабкой на тебя получили. Так и лежала в красном углу. Думал – вернешься, а я ее тебе за столом накрытым и вручу при всей родне. Но теперь уж держи ее и надень сам. Заслужил, внук. Считай, и от меня тебе эта награда.
А теперь – прощай, Степушка. Нечего нам с тобой, мужикам, долгие проводы устраивать. Приезжай в родные места, навести наш дом. Твой он теперь – боле никого не осталось.
Твой дед, Константин Егорович Нефедов».
Степан открыл коробочку. Там на черном бархате лежал, тускло отсвечивая полированным серебром, Георгиевский крест. Старшина достал его, сжал в кулаке, чувствуя, как острые грани врезаются в ладонь.
И заплакал.
8. Родина не забудет
Сергей ударился головой о борт грузовика и проснулся. Как всегда, пробуждение было мгновенным – словно из одной темной комнаты шагнул в другую, посветлее. Он поглядел на небо. Светает.
Впереди над бортом все так же маячил силуэт впередсмотрящего – незнакомого мужика с погонами сержанта. Он должен был следить, не висят ли где-нибудь над дорогой провода, которые грузовик может зацепить. Чтобы их вовремя приподнимать, сержант еще перед отправлением срубил в лесу длинную ветку с рогулькой на конце. Впрочем, похоже было, что он тоже спит – по-неживому моталась голова в пилотке, горбатилась спина под натянувшейся шинелью. Сергей потянулся и потряс впередсмотрящего за ремень.
– Сержант! Слышь, сержант!
– А? – очнулся тот, машинально подхватив падающую ветку, и уставился на солдата непонимающими глазами. Потом поежился и свободной рукой протер глаза.
– Фу, черт… И не заметил, как заснул. Дорога тянется, ни огонька кругом, ни звездочки. Вот и сморило… – в голосе сержанта слышалась виноватая нотка. Он украдкой посмотрел кругом, но, увидев, что все спят, успокоился.
– Земляк, ты уж не говори никому, ладно?
Сергей пожал плечами: мол, мне-то что, я – могила. Сержант протянул ему ледяную ладонь.
– Федор.
– Рядовой Сергей Никольский, товарищ сержант…
– Брось ты. Не на плацу, не тянись, – махнул рукой Федор и снова отвернулся к дороге, теперь уже внимательнее вглядываясь вперед. Небо уже совсем посветлело, и стали видны деревья, мимо которых ехал грузовик. «Откуда здесь проводам-то взяться?» – еще сонно подумал Сергей, и тут же Федор, словно прочитав его мысли, снова поглядел на него.
– Провода не провода, а мало ли что… Сверху виднее, чем шоферу – может осыпь или завал случился.
Сергей ничего не ответил, но сержанту, похоже, наскучила молчаливая езда. Он прислонил рогатку к борту и достал из кармана пачку «Казбека» – дунул в гильзу, прикурил и, катая папиросу в углу рта, спросил:
– Ты-то хоть знаешь, куда едем?
Сергей покачал головой. Он вообще как-то смутно вспоминал события этой ночи. В памяти крутилась только какая-то черная воронка, выбрасывавшая куски воспоминаний: сигнал тревоги, сбросивший его с холодного и жесткого топчана, тяжесть автомата в руках, молчаливая посадка в кузов грузовика бок о бок с такими же темными силуэтами. И еще худощавое лицо кого-то, кто внимательно за ними наблюдал. Никольский напрягся, пытаясь вспомнить это лицо в свете фонаря, ему казалось, что от этого зависит что-то важное, какая-то главная деталь непонятной мозаики. Но образ скользнул и сразу же пропал. Сергей досадливо поморщился и поднял глаза.
У противоположного борта, на скамье, мотаясь на кочках, сидя спали солдаты. В утреннем свете, с закрытыми глазами, они казались совсем неживыми – только блестела роса на щеках и бровях. Всматриваясь в каждого, Никольский понял, что никого не узнает. Прямо напротив него, положив кудрявую голову на плечо пожилому старшине, спала светловолосая женщина. «Капитан медицинской службы», – глянул Сергей на петлицы и продолжал пристально смотреть в красивое лицо с полуоткрытыми губами. Будто почувствовав это, женщина резко открыла глаза. И тут же выпрямилась, отстранившись от пожилого, который тоже заворочался, выходя из дремы. Медичка поглядела по сторонам и пристально – на Сергея, который под ее взглядом, сам того не осознав, подтянулся и надел пилотку, которую до этого держал за пазухой.
– Мы где? – хрипловато спросила она, не отводя глаз. Услышав ее голос, сержант выщелкнул окурок на дорогу и ответил, еле заметно подмигнув Сергею.
– Неизвестно, товарищ капитан. Едем и едем, который уже час трясемся по лесам. Разрешите спросить – может, вы нам объясните, что и как?
Некоторое время белокурая капитан медслужбы молча смотрела на Федора. Потом чуть усмехнулась. Усмешка вышла странно безжизненной, словно бы только одной половиной лица.
– Меня зовут Ольга. «Товарищ капитан» звучит, конечно, по уставу, но слишком длинно. Не для наших с вами условий. Проще называть друг друга по именам.
Федор, как показалось Никольскому, слегка растерялся, но тут же подшагнул ближе и протянул Ольге руку.
– Федор. Коли так, значит, будем по именам.
– А вы? – женщина снова посмотрела на Сергея.
– Сергей, – коротко сказал он, внутренне злясь на разбитного сержанта. Ольга слегка прищурилась, словно бы поняла, что творится у рядового в мозгах, потом расстегнула офицерскую планшетку и достала из нее карту. Пожилой седоусый старшина, сидевший рядом с ней, хмыкнул: