Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 25



Нужен другой способ. У Зуги в каюте есть револьвер «кольт» — брат показывал, как им пользоваться, — а еще винтовка «шарпс»… но они принадлежат Зуге. Робин не хотела, чтобы брата вздернули на виселицу на парадном плацу перед фортом в Кейптауне. «Чем проще и бесхитростнее план, тем больше шансов на удачу», — подумала Робин и поняла, что нужно делать.

Вежливый стук в дверь заставил девушку вздрогнуть.

— Кто там?

— Доктор, это я, Джексон, — раздался голос стюарда. — Ужин накрыт в кают‑компании.

Робин и не заметила, что уже так поздно.

— Я не буду ужинать.

— Вам нужно поддерживать силы, мэм, — укоризненно произнес Джексон.

— Вы врач? — раздраженно спросила она, и за дверью послышались шаркающие удаляющиеся шаги.

Робин ничего не ела с самого завтрака, но совсем не чувствовала голода. Полежав в койке еще некоторое время, она собрала всю свою решимость, встала и выбрала старое платье из плотной темной шерсти — его не жалко, да и неброский цвет поможет затеряться в тени.

Девушка вышла из каюты и тихонько поднялась на верхнюю палубу. Там не было никого, кроме вахтенного рулевого на юте, — его обветренное загорелое лицо смутно виднелось в свете штурвального фонаря. Робин крадучись двинулась к световому люку кают‑компании и заглянула внутрь.

Мунго Сент‑Джон сидел во главе стола перед куском горячей солонины, от которой шел пар. Отрезая тонкие ломтики мяса, он смеялся какой‑то шутке Зуги, сидевшего напротив. С одного взгляда было ясно: если не позовет вахтенный, капитан не двинется с места еще долго. Робин спустилась по трапу и прошла на корму мимо своей каюты. Дойдя до капитанских апартаментов, она тронула дверную ручку. Дверь, как и в прошлый раз, оказалась не запертой. Шкатулка палисандрового дерева все так же лежала в ящике письменного стола. Робин открыла крышку и взяла один пистолетов. Великолепное оружие! Инкрустация золотом на крапчатом стволе дамасской стали изображала охотничью сцену с лошадьми, охотниками и собаками.

Присев на край койки, Робин зажала пистолет между коленями дулом вверх, отвинтила крышку серебряной пороховницы и отмерила нужное количество тонкого пороха. Зуга не зря потратил часы на обучение сестры. Она вложила заряд в длинный изящный ствол, заткнула войлочным пыжом, выбрала в специальном отделении идеально круглый свинцовый шарик, обернула его в промасленный лоскут, чтобы подогнать к нарезному стволу, и загнала поверх порохового заряда. Опустив пистолет дулом вниз, к палубе, Робин поставила на место медный капсюль и со щелчком оттянула курок до отказа. Девушка положила заряженный пистолет рядом с собой на койке и занялась другим. Наконец все было готово, и оба пистолета покоились на краю стола, рукоятками к ней. Робин вышла на середину комнаты, задрала юбки и развязала шнурок. Панталоны упали на пол, повеяло холодом, обнаженные ягодицы покрылись гусиной кожей. Отпустив юбки, она подобрала панталоны, с усилием разорвала их до половины и отшвырнула в сторону, затем ухватилась обеими руками за застежки корсажа и раскрыла его почти до талии. Крючки и петли повисли на обрывках хлопчатобумажной ткани.

Робин взглянула в отполированное металлическое зеркало, висевшее на переборке возле двери. Зеленые глаза блестели, разгоряченные щеки пылали. В первый раз в жизни она подумала, что красива — нет, не то чтобы красива, но в ней чувствуется гордость, сила и ярость, как и положено мстительнице. Пускай перед смертью он увидит ее такой! Робин поправила прядь волос, выбившуюся из‑под ленты, и вернулась на койку. Подняв тяжелые пистолеты, она прицелилась сначала из одного, потом из другого в сияющую медную ручку двери, положила оружие на колени и стала ждать.

Часы остались в каюте, и она не знала, сколько прошло времени. Закрытая дверь полностью заглушала голоса из кают‑компании, но каждый раз при скрипе палубы или при громыхании корабельных снастей на ветру, девушка вздрагивала и хваталась за пистолеты.

Внезапно послышались шаги… Их невозможно спутать ни с чьими другими: словно леопард, мечущийся по клетке — быстро, легко и настороженно. Капитан прошел по палубе, прямо над головой, и казалось, что он тут, совсем рядом. Робин прислушалась к шагам от одного борта до другого. Она знала, что происходит, потому что не раз наблюдала за ним по вечерам: сначала Сент‑Джон поговорит с рулевым, проверит курс, обозначенный мелом на грифельной доске, посмотрит на лаг, дрейфующий за кормой, а потом зажжет тонкую черную гаванскую сигару и примется расхаживать взад‑вперед, заложив руки за спину, то и дело останавливаясь, глубоко вдыхая морской воздух и поглядывая на паруса, звезды и облака…

Шаги смолкли. Робин вся сжалась. Все! Сент‑Джон остановился, выбросил за борт окурок сигары, проследил, как тот с шипением погас, коснувшись поверхности моря.

Еще есть время отступить, сбежать. Решимость Робин ослабела. Уйти немедленно, добраться до каюты! Она приподнялась, но ноги не слушались. Звук шагов изменился. Капитан спускался по трапу, отступать поздно.

Задыхаясь, она рухнула на койку и подняла пистолеты. Стволы их ходили ходуном — у Робин тряслись руки. Отчаянным усилием она подавила дрожь. Дверь распахнулась, Мунго Сент‑Джон, пригнувшись, ступил в каюту и замер на месте, заметив темную фигуру и два наведенных на него ствола.

— Пистолеты заряжены, курки взведены, — хрипло проговорила девушка. — Я не промахнусь.

— Вижу. — Капитан медленно выпрямился, почти касаясь головой до потолка.



— Закройте дверь, — скомандовала Робин.

Он захлопнул дверь ногой и сложил руки на груди. Губы искривились в издевательской усмешке. Тщательно приготовленная речь вылетела у Робин из головы.

— Вы… вы работорговец! — заикаясь, выпалила она. Сент‑Джон иронически кивнул, продолжая улыбаться. — Я должна вас остановить!

— И как же вы собираетесь это сделать? — осведомился он с вежливым интересом.

— Я убью вас!

— Понимаю, — кивнул он, сверкнув в темноте белозубой улыбкой. — Только, к несчастью, вас за это повесят… если, конечно, команда еще до этого не разорвет вас на клочки.

— Вы на меня напали, — объяснила Робин, указывая взглядом на панталоны, лежащие на полу, и касаясь распахнутого корсажа рукояткой пистолета.

— Черт побери, да это изнасилование! — громко расхохотался он.

Робин покраснела.

— Я не шучу, капитан Сент‑Джон! — сверкнула она глазами. — Вы продали тысячи человеческих душ в жестокую неволю!

Он медленно шагнул вперед, Робин в панике привстала с койки.

— Стойте! Предупреждаю, я…

Капитан сделал еще шаг. Она отчаянно вытянула руки с пистолетами, целясь в него.

— Я выстрелю!

С той же улыбкой, застывшей на губах, не сводя с лица девушки желтых, с искорками, глаз, Мунго продолжал не спеша приближаться.

— Мисс Баллантайн, мне не встречалось зеленых глаз, прекрасней ваших, — мечтательно произнес он. Пистолеты в руках Робин дрогнули. — Ну же, отдайте их мне, — добавил он мягко, взявшись одной рукой за оба золоченых ствола и поднимая их вверх, к потолку. Другая рука бережно разжала тонкие девичьи пальцы. — Вы же совсем не за этим пришли сюда.

Руки Робин обмякли. Капитан отнял пистолеты, спустил с боевого взвода и вернул в обитые бархатом гнезда палисандровой шкатулки. Сент‑Джон поднял девушку на ноги. Улыбка на его губах уже не была насмешливой, а голос звучал ласково, почти нежно.

— Я рад, что вы пришли.

Робин попыталась отвернуться, но Мунго взял ее за подбородок и повернул к себе. Он наклонился к ней, приоткрыв губы, и их теплое влажное касание пронзило ее, как молнией. Губы капитана были чуть солоноваты и отдавали сигарным дымом. Робин изо всех сил сжимала рот, но под ласковым нажимом он раскрылся, и чужой язык проник внутрь. Пальцы Мунго гладили ей щеки, волосы на висках, легко касались закрытых век, и она невольно сама поднимала лицо навстречу. Даже когда он осторожно расстегнул последние оставшиеся крючки корсажа и спустил его с плеч, Робин не шелохнулась, лишь почувствовала, как слабеют ноги, и крепче прижалась к твердой мужской груди, ища опоры. Мунго выпустил ее губы, оставив их пустыми и остывающими, и она открыла глаза, с изумлением глядя на голову, склонившуюся к ее груди, и густые темные завитки у него на затылке. Теперь все должно закончиться — скорее, пока он не сделал то, что собирался, и во что она едва могла поверить.