Путь воина

— Слава богам за небольшие милости, — отозвался Конан.

— Нам понадобится больше чем небольшая милость, когда она пробудится и попытается править вновь, — с сомнением произнес Арфос.

— Нет, не понадобится, — возразил Конан. Он схватил юношу за плечи: — Тебе нужно всего-навсего сделать две вещи. Первая: попросить у Ливии ее руки. Вторая — быть таким, каким ты был сегодня ночью.

— Даже с матерью?

— Прежде всего с матерью!

У госпожи Дорис хватило любезности проспать почти до следующего вечера: столь многое было достигнуто, пока она спала. Однако прошло не много времени с момента ее пробуждения, прежде чем она вызвала к себе в покои Конана, Арфоса и госпожу Ливию. Сидя на постели, одетая в длиннополую рубашку, сшитую из туник убитых солдат, она по-прежнему сохраняла многое от своей прежней силы. Конан наблюдал как Арфос отказывается встречаться взглядом с матерью, когда та продолжала бессвязно говорить о том, что она услышала о нем, Ливии и Конане.

— Эти люди явно не думали, что я слушаю, так как гоготали как гуси, столь же вонючие, сколь и тупые. Итак, сын, я должна спросить у тебя следующее. Ты предполагаешь жениться на объедках киммерийца? — Похоже, что после пережитого у Дорис сохранился не только прежний ум, но и решимость либо командовать своим сыном, либо сломать его.

Будь на поясе у Ливии кинжал, Конан бы отнял его у нее. Что бы ни учинила Ливия над госпожой Дорис, кроме убийства, старшая женщина вполне заслужила.

Мир восстановил Арфос, или по крайней мере предотвратил войну.

— Мать, — заявил он тем же командным голосом, какой он при Конане использовал в бою. — Я женюсь на госпоже Ливии из Дома Дамаос, если она захочет выйти за меня замуж. Это все, что я попрошу у нее.

— Ты не смеешь так со мной разговаривать, Арфос. Я должна дать согласие…

— Мама, — перебил Арфос. — Я совершеннолетний. И не нуждаюсь в твоем согласии. Я бы предпочел получить его. Но по закону мне нужно только согласие госпожи Ливии. — Он посмотрел на младшую из женщин.

— Госпожа Ливия, вы согласны выйти за меня замуж по законам Аргоса и богов?

Прошел миг, в течение которого Конан следил одним глазом за госпожой Дорис, которая стремительно приходила в истерическую ярость. А другим глазом он смотрел на Ливию. Он поклялся всеми известными и неизвестными богами, что если она откажет Арфосу, то он разложит ее поперек колен и крепко отшлепает.

Затем Ливия протянула руки и взяла обе руки Арфоса в свои. Выражение ее глаз сказало больше, чем речь, тянущаяся целый день. Конан убрал руку с эфеса меча. Но госпожа Дорис еще не сдалась:

— Ее согласие должны засвидетельствовать граждане Аргоса. Я откажусь засвидетельствовать ее согласие. А Конан не гражданин. Следовательно…

— Я это помню. Но я помню и то, что если за обетами последовало осуществление брака, то никакие свидетели этим обетам не нужны. Такой брак невозможно аннулировать.

— Осущес… — начала было госпожа Дорис, а затем от ярости лишилась дара речи. Молчание оказалось благословенным, оно позволило всем прочим услышать стук в дверь.

— Госпожа?

— Заходи, Реза, — предложил Арфос.

Вошел рослый иранистанец и робко глянул в глаза Конану. Он не спас свою госпожу и, чтоб еще больше ухудшить дело, доверился человеку, чуть не ставшему убийцей жениха его госпожи.

— Реза, — обратился к нему Арфос. — В основном ты действовал отлично, но не совсем. Я прощу тебе то, что ты действовал не совсем как надо, если ты окажешь мне одну услугу.

— Сударь, я в вашем распоряжении.

— Превосходно. Не выпускай госпожу Дорис Лохри из этих покоев.

Чтобы добиться этого, потребовались усилия и Конана, и Резы, так же как одного из сонных зелий Арфоса. К тому времени когда Конан добрался до покоев Ливии, дверь была закрыта и заперта на замок. Однако кое-какие звуки изнутри все же доносились, ясно давая понять, как забавлялись находящиеся взаперти.

Конан поставил на стол принесенные им кувшин с вином и две чаши и спустился по лестнице. Он думал сам выпить вино, но не возникало никаких сомнений, что Арфосу восстановление сил понадобится больше, чем ему!

Глава 20

Стоило высунуть нос из "Пастушьего покоя", как попадешь под заливавший Мессантию дождь. Стол Конана стоял перед дверью на улицу, и поэтому он увидел, как быстро вошел человек, в насквозь промокшем плаще Воителя. Когда вошедший прошел через помещение, за ним потянулся след из воды.

— Талуф!

— Капитан Конан! Я слышал, что ты ищешь меня, но никак не мог столкнуться с тобой. Хвала богам, у нас, Воителей, есть свои средства!

Служанка таверны сердито смотрела на Талуфа из-за капавшей на пол воды.

— Еще вина для меня и этого доблестного Воителя, — распорядился Конан. — А потом поднимешься ко мне в комнату и спроси у находящейся там женщины шелковый кошель с красной лентой…

— С красной лентой?

— Да. — Конан шлепнул ее одной рукой по заднице, а другой дал ей монету. Она ушла, улыбаясь.

— Это новая личина? — спросил Конан, показывая на плащ и тунику Воителя, открывшуюся теперь, когда Талуф сбросил плащ.

— Нет, клянусь яйцами Эрлика. Я настоящий Воитель, да притом еще и гражданин Аргоса.

Это нельзя было назвать таким уж удивительным. Тех, кто сражался с Акимосом, Скироном и Драконами, наградили щедро, если и негласно. Дом Дамаос и Дом Лохри не поскупились, так же как и архонты (хотя большая часть их щедрости шла за счет наследников господина Акимоса).

— Надеюсь, это не помешает тебе принять серебро, которое я хранил для тебя с тех пор, как мы распустили отряд. Ты последний, кому я что-то должен.

— Нет, нет, — заверил своего прежнего капитана Талуф. — Мне понадобится отложить жалованье. Я положил глаз на дочку одного виноторговца…

— На нее саму или на бочки ее отца?

— Признаю, сложением она довольно похожа на одну из них, но она — одна из двенадцати детей и готовит так, что от ее стряпни не отказались бы и сами боги. Так что если ты снова будешь в этих краях, то, вероятно, застанешь меня толстым и многодетным. Я достиг того возраста, когда в пользу этого воистину можно сказать многое.

— Только не мне. — возразил Конан. — Я хотел посмотреть Мессантию, но теперь, когда это сделано, я двинусь дальше.

Талуф помолчал, пока принесшая вино служанка не удалилась за пределы слышимости. А затем шепнул:

— Тогда лучше отправляйся побыстрей. У тебя хватает врагов, и если ты прольешь их кровь даже в порядке самообороны…

— Знаю, знаю. Законы Аргоса обрушатся на меня, как навоз с гигантского быка, и снова похоронят меня в Доме Харофа. Буду осторожен, Талуф. Клянусь в этом.

— Капитан, да в тебе нет ни капельки осторожности. А ты сам не думал поступить в Воители?

— Разве ты не знаешь? Все время, проведенное мной в Аргосе, я был капитаном этих парней.

Талуф с подозрением посмотрел на свою чашу с вином, а затем также на Конана:

— Воитель?

— Похоже, кое за что из сделанного нами мне пришлось бы отвечать перед законом, если б я не прикрывался званием Воителя. Поэтому записали, что я был капитаном Воителей, выполнявшим тайное задание. Но за то, что я вышел за рамки закона и своих полномочий, меня уволили и навеки запретили поступать в Воители.

Талуф плюнул было на пол, но затем вспомнил гневный взгляд служанки и

вместо этого плюнул в пустую винную чашу и покачал головой:

— Ох уж мне эти законы Аргоса!

— Ты уверен, что хочешь провести остаток своей жизни под их властью, заставляя и других подчиняться? — спросил Конан.

— Лучше уж это, чем холодная постель и скудный паек кондотьера или короткая жизнь вора, — отозвался Талуф. — Но если ты хочешь снова податься в кондотьеры, я могу назвать тебе два десятка ребят, которые с радостью последуют за тобой.

Мысль эта вызывала искушение. Аргос и Аквилония по-прежнему не нуждались в кондотьерах, но Шем и Коф нанимали щедрой рукой. Они боялись, что Морантес II может попытаться укрепить свой шаткий трон внешней войной и они окажутся первыми на пути любого такого конфликта. Но она была также бесплодной.