Сцена из жизни

– Почему странно, когда это правда? Разве вы думаете, что я должна кривить душой?

Она расхохоталась почти истерически.

– Так очень ошибаетесь. Я всегда говорила и буду говорить, что дело искусства не может быть там, где люди о нем не думают, а у нас каждый думает только о себе, о своих трактирах, именинах, пирогах и ужинах. Какое там еще искусство выдумали. Долой, господа, искусство; не думая о нем – веселей живется.

– Браво, браво! Надежда Александровна! – послышались голоса, и все снова заговорили разом.

Дудкина под шумок пристала к Сергею Сергеевичу:

– А что же мой дебют? Когда для меня пьесу поставят? Я хочу играть Адриену Лукеврер, непременно Адриену…

– Я-то почем знаю, разве я здесь распоряжаюсь… отбояривался от нее Курский.

В это время вошла в залу Лариса Алексеевна Щепетович и остановилась у колонн.

К ней подлетел бродивший по зале Вывих.

– Здравствуйте, Лариса Алексеевна. Я вас здесь дожидался, чтобы ввести и со всеми познакомить.

– Мега!.. Вы очень милы, но… – произнесла она, надевая пенсне, – я жду моего кавалера…

За колоннами показался Бежецкий.

– Вот видите и не странно, что председателя не было видно, он не один, – заметил Курский Городову, указывая на проходивших по зале Бежецкого и Щепетович.

Оба расхохотались.

– Милости просим, Лариса Алексеевна. Идемте. J'espere, que vous n'etes pas, genee? Бодрей, бодрей…

Он шел с ней под руку, гордо раскланиваясь со всеми кивком головы.

– J'espere bien, que non! Я не из трусливого десятка, – отвечала она, кокетливо улыбаясь по сторонам. – В мужском обществе не теряюсь. Вот барынь не люблю – скучные они все и меня к мужчинам ревнуют.

– Честь имею вам представить, господа, нашу новую артистку, Ларису Алексеевну Щепетович! – подошел он с ней к группе, где стоял Городов и только что подошедшие Бабочкин и Величковский.

При приближении их Коган, Чадилкин, Крюковская и Дудкина поспешно отделились от остальных и отошли в сторону.

После взаимных представлений, Щепетович обратилась к Бабочкину:

– Мы, Михаил Васильевич, с вами, кажется знакомы?

– Да-с, имел эту честь. У Палкина, если я не ошибаюсь, вы бывали со Степановым.

– Нет, с Сержем Войтовским, а Степанов всегда бывал в нашей компании. Тогда очень мило и весело жилось в Петербурге. Каждый день катанье на тройках, обеды у Палкина, ужины у Донона, потом на острова, цыгане… И всегда с нами Петя Лапшин, князь Коко… Вы помните, такой шалун и весельчак еще…

– Как же не помнить. Бывало, к ним попадешь, уж живой не выйдешь, всегда до положения риз… – засмеялся Бабочкин.

– Славные ребята! – расхохоталась на всю залу Лариса Алексеевна. – C'etait charmant, в особенности Васька Белищев, не тот, штатский, а гвардеец, русская широкая натура.

– Каковы манеры! – наклонился Городов к Величковскому, – вот пример, что у нас делается. Разве эта барыня может иметь что-нибудь общее с искусством и носить звание артистки, впрочем, для кутежей, может быть, – она артистка первоклассная.

Величковский только пожал плечами.

– Однако, господа, что же мы не начинаем? – поглядел на часы Владимир Николаевич. – Где же Шмель?

Борис Александрович вырос перед ним как из-под земли.

– Я здесь! Если угодно, можно начинать заседание. Все готово! Отчеты я положил вам на стол. Все обстоит благополучно.

Последнюю фразу он произнес шепотом.

– А, хорошо!

– И господ членов довольно уже набралось. Если прикажете, можно дать звонок, – продолжал он вслух.

– Так потрудитесь!

Шмель вынул из кармана колокольчик и начал, звоня, обходить залы.

Все члены направились в зал, приготовленный для общего собрания, у дверей которого стояли два лакея, отбиравшие повестки у мало известных.

– Я вас провожу в зал заседаний. Я надеюсь, что вы мне позволите, – подал Бежецкий руку Щепетович.

– О, с вами куда угодно. Хоть на край света! – громко и с ударением ответила она.

– Вот как!.. Зачем же это объяснять и так публично. Шалунья, – заметил он ей уже на ходу.

Последняя фраза не ускользнула от оставшегося еще в той же зале Когана, разговаривавшего вполголоса с Чадилкиным.

– Вот как! – прошипел он. – Куда угодно, хоть на край света. Вы слышали каково?! Быстро, быстро! Не слишком ли скоро? Ну, да это мы увидим, с кем. Почему бы и не с вами, и не со мной. Увидим, кто сильнее: мы или Бежецкий?

– продекламировал со смехом в ответ архитектор. – Война, значит, уважаемый Исаак Соломонович? – добавил он, положив ему на плечо свою огромную руку.

– Нет, как же война. Я так только пошутил. Разве подобная дрянь, как Щепетович, стоит этого. Я ею вовсе и не интересуюсь.

К ним подскочил Марк Иванович, вышедший из залы заседания.

– Что же вы, Исаак Соломонович? Пожалуйте. Все уже собрались, заседание будет интересное.

– Еще успеем, – зевнул Чадилкин.

– У нас тут возбужден будет вопрос о перемене председателя, – подошел к Когану Сергей Сергеевич.

Вывих при его приближении быстро отошел и направился в залу заседания, окинув Петрова-Курского презрительным взглядом.

– Желал бы я знать ваше мнение на счет этого, уважаемый Исаак Соломонович.

– На счет перемены председателя. А! Это очень кстати, и знаете, – добавил он таинственно, – если будет другой председатель, я пожертвую для общества. Передайте это от меня членам.

– Непременно передам. Мы думаем выбрать Величковского, он человек с честным направлением.

– Величковского? Да! Он с честным направлением. Я согласен, согласен, – важно изрек Коган.

– Идите же, идите, – заспешил Курский и побежал обратно в залу, откуда уже слышались шумные возгласы.

Исаак Соломонович с Чадилкиным направились было туда же, но оттуда, как бомба, вылетел Вывих.

– Идите, идите, Исаак Соломонович, – подскочил он к ним. – Читают отчеты. Очень интересно, как они так подтасовали. Деньги растрачены. Завтра же в газетах тисну. Целый фельетон выйдет. Строчек в триста – значит, пятнадцать рублей получу. Идите скорее.

– Идем, идем! Надо другого председателя выбрать. Я думаю Величковского, он с честным направлением, – сообщил Коган Вывиху.

– Величковского, конечно, Величковского, – подтвердил на ходу уже в дверях Марк Иванович.

– Видно, – думал Алексей Алексеевич, идя вслед за ними, – в нынешнем году слетит господин Бежецкий – это не прежнее время. Баба замешалась, а во всякой гадости ищи женщину, а она тут и есть. Будет теперь знать, как мне не додавать денег. За постройку прошлого года мне не додали, а в нынешнем другого архитектора взяли. Я ему удружу.

Все трое вошли в зал.

XIII. Скатертью дорога

Заседание в самом деле было бурное.

По прочтении отчета, со всех сторон послышались возгласы.

Громче всех раздавались голоса Петрова-Курского и Городова.

– Неправда, неправда, вы подтасовали счета! – слышались крики.

– Это оскорбление личности! – старался перекричать Шмель, читавший отчеты.

– Вашей рукой счета переправлены. Какой вы эконом! – раздался громкий голос Городова.

– Вам самому хочется в экономы попасть, по этой причине я и не гожусь, – отпарировал Борис Александрович.

– Не ваше дело, чего я хочу, но во всяком случае брать жалованье с общества не стану, – наступал на него тот.

– Я и не беру. Неправда. Не беру.

– Господа, господа, потише, замолчите! – вступился Бежецкий.

– Не хочу я молчать. Вы, конечно, будете за него заступаться. Куда годны такие распорядители? – горячился Михаил Николаевич.

– Перестаньте, Городов! – перебил его Владимир Николаевич.

– Не делайте скандала, Городов! Зачем скандал? – увещевал его Бабочкин. – Не живется покойно! – добавил он как бы про себя.