Безумие стали

– Отец! – закричала девочка.

По камням зазвенел металл. На террасу полетели крючья с привязанными к ним веревками. Острия вгрызались в лед; потревоженный снежный козырек рухнул вместе с ирбисом, окутав дружинников белым облаком. Последнее, что видела Эния – взобравшегося на бортик Сабура. Брат перебросил из-за спины арбалет, но их разделила каменная стена, перегородившая проход…

Предатели, подлецы, обманщики! Эния сидела на постели и ревела в голос. Цвирги только притворялись хорошими и добрыми, а на самом деле оказались злющими нелюдями. Почему они не послушали Стража перевала – своего сюзерена? Зачем доводить дело до войны? Что теперь будет с ней? Ведь наемные убийцы могут добраться и до того человека, вождя улгаров. Тогда что же, вечно придется жить в подземельях? Не хо-чу-у-у!

Она осталась совсем одна. Чара упал с террасы; хорошо, если жив остался. Хотя, он же кошка, а у них, говорят, девять жизней. На Аш-Гира полагаться нельзя, а она-то думала, что понравилась принцу-коротышке! Вон как за руку схватил, аж синяк вылез. Жалко, Сабур тебя не пристрелил, подумала Эния и тут же ужаснулась своих мыслей – настоящая леди не должна желать кому-либо смерти. Да и Аш-Гир не такой уж плохой, разве может он пойти против воли отца-правителя? Вот и Дарины, видимо, не смогли.

Когда цвирженка принесла обед, Эния почти успокоилась. Надо придумать, как выбраться отсюда, а не слезы лить. Она вновь почувствовала холодную решимость, как тогда, на уступе. Только там счёт шел на мгновения, великан не стал бы ждать, а сейчас времени для подготовки побега сколько угодно. Эния съела кашу, расправилась с пирогом и подошла к окну. А что, если достать веревку и слезть? Скрипнула створка, от высоты закружилась голова. Холодный воздух быстро остудил горячечные мысли. Чтобы спуститься здесь, надо не только вести род от драконов, но и обладать похожими крыльями. Эния плюхнулась в кресло, взгляд упал на подаренный цвиргами молоточек. Она припомнила подземное озеро, бегство от инистого великана и рудники. Когда пришел Аш-Гир, Эния сделала вид, что расстроена, а сама чуть ли не дрожала от возбуждения – она знает, как выбраться отсюда!

Ульрих.

Перед глазами до сих пор мелькали панцири, гербы, попоны. Для смотра командиры должны были отобрать только лучших воинов, но сколько же таких в королевской армии! Сначала Ульрих стоял, махая флажком проходящим латникам; затем сел в кресло, давая отдых ногам и спине, а под конец весь извелся и забросил флажок подальше. Гридо несколько раз выглядывал меж стойками перил. Уль хмурился и показывал ему кулак. Пора уже самому научиться усмирять свою немощь, а то какой тогда из него воин?

Последние ряды конницы исчезали в Слоновьей арке. Предание гласило, что когда шейх Шайлама прислал Робургу Завоевателю в дар черного слона, его ввели в город через Западные ворота и дальше ко дворцу по улице Ювелиров. Процессия растянулась на полмили, впереди шли послы, затем ехали подводы с товарами, семенили танцовщицы в прозрачных одеждах, вышагивали темнокожие воины и, наконец, шествовал южный родственник мамонта. Слон был огромен, по дороге развлекался он тем, что срывал хоботом вывески. «Совершенно случайно!», – убеждал смуглый погонщик разгневанных ювелиров, но против этого говорило количество испорченных табличек. Они сами по себе являлись произведениями искусства. Каждый мастер украшал их обработанными камнями так, что у прохожих солнечным днем рябило в глазах от сияния сошедших на землю звезд. Указатели подвешивались на цепочках к деревянному шесту, у каждого днем стоял охранник, а на ночь таблички запирались в надежный, как полный доспех, цвиржский сейф.

Никто не рассчитывал, что когда-нибудь на тихой улочке появится громадина с хоботом. При виде гиганта стражи в первую очередь думали о собственной безопасности, а только потом об имуществе хозяев, и слон безнаказанно срывал блестящие вывески, считая их, видимо, достойным украшением для бивней – на каждом покачивалось уже по три-четыре штуки. Самые отчаянные ювелиры выскочили на улицу и пытались отбить свое имущество, невзирая на дипломатическую неприкосновенность похитителя. Кончилось это тем, что слон разозлился и прибавил ходу. Впереди показался выход на площадь.

Когда процессия свернула ко дворцу, сзади раздался ужасный грохот. Арку в доме оставляли из расчета всадника – по высоте, и телеги – по ширине. Слон в размеры совсем не вписывался, но при такой мощи ему было всё равно. Наклонив голову, он вошел в особняк на улице Ювелиров, а вышел уже на Эшафотной площади. Дом недосчитался нескольких этажей, позже его отремонтировали, но арку оставили на случай других крупных подарков, а такие последовали, но уже от короля Кабистана – Гарольд Мировинг прислал венценосному зятю глыбу мрамора из Рамийских гор…

Дядюшке смотр явно понравился. Растрогавшись, его величество даже пригласил всех командиров, начиная с лейтенантов, на бал-маскарад. Такие приемы устраивали почти каждую неделю, а длились они обычно всю ночь. По прибытии во дворец леди Кларисса тут же озаботилась достойным нарядом. Фрейлины разложили перед ней маски, расшитые блестками шарфы, парики всевозможных цветов. Принцесса Сильвия укуталась в просторную шаль и начала бегать по комнате, изображая лошадку. Королева помогала матери примерять все эти яркие штучки, женщины смотрели в зеркало и хихикали как девчонки. Ульриху стало неловко. Он всегда сопровождает мать, точно хвостик, к нему привыкли и обсуждают в его присутствии порой такие вещи, что уши горят. Хватит! Он убил своего первого врага, он воин. Вот только леди-мать отказывается в это верить… Выбрав себе черную полумаску с ручкой, Ульрих выскользнул за дверь.

Здесь ждал неизменный Гридо. Узнав о поездке к трою Олгену, он даже забыл спросить про самочувствие господина. Ульриху хотелось верить, что не только из-за радости встречи с учителем – если уж заботливый Гридо начнет видеть в нем мужчину и воина, то другие и подавно. На дворцовой площади Альберт катался на пони. Ульрих почувствовал мрачное удовлетворение – пусть Звездочке далеко до стати абиссинца и размеров драгуара, зато она самая настоящая лошадь, а не какой-то недомерок. Виконт постарался запрыгнуть в седло как отец, но из этого ничего не вышло. Пришлось, превозмогая боль, медленно перекидывать ногу через луку, а потом аккуратно нащупывать стремя. Хорошо, что принц как раз отвернулся.

Со стороны крепостной стены раздавались удары молотка – дядюшка вдохновился смотром и, не теряя времени даром, принялся за дело. Дожидаясь, пока утихнет боль в спине, Ульрих задрал голову. Его величество работал на верхней площадке, вниз летела мраморная крошка, каменное лицо воина постепенно приобретало человеческие черты. Всё шло к тому, что скоро в центре Эшафотной площади установят гигантскую статую Робурга Завоевателя. Только как бы дядюшка не сверзился с лесов раньше, подумал Ульрих. Высоко ведь, костей не соберешь. Слуги вон, веревками обмотались, а его величество бесстрашно стоит на самом краю и хоть бы что. В чём-чём, а в храбрости Родрику Лангобарду не откажешь.

Здание Королевской курии располагалось на улице Ильбеда. Колонны из прозрачной глазури вздымались в небо, облицованные желтым песчаником стены соединяли их в треугольник, символизируя единство трех божественных начал – воды, земли и воздуха. Через потолок проникал свет, в жаровнях дымился остролист. В каждой курии пахло одинаково приятно, зайди в любую и сразу почувствуешь себя защищено, уютно, как дома. Дым болотной травы не щипал глаза, а наоборот дарил ясность взгляду. Фрески на стенах пылали красками, были видны малейшие детали, фигуры людей над жаровнями искажались волнами тепла и двигались как живые. Ульрих присел у колонны Придона. Через маленький краник потекла кристально-чистая вода, виконт зачерпнул полные ладони и причастился кровью бога. Гридо ждал своей очереди, застыв у стены.

Посетителей было немного. В Королевскую курию приходили в основном дворяне, допускались еще и богатые купцы с мастеровыми, но только в дни празднеств и особых событий, как то: коронация, рождение наследника трона или смерть правителя. Ульрих провел Гридо с собой, за что тот горячо благодарил, но явно чувствовал себя неловко посреди величественного сооружения. В центральном круге возносил молитву молодой трой. Олген стоял у гудящей колонны Вая и, заметив гостей, направился к ним. Он нисколько не изменился – взгляд такой же пронзительный, заглядывающий в самое сердце, но одновременно и добрый, всепрощающий. Перехваченные на лбу простой тесьмой, седые волосы свободно ниспадали на плечи. Лицо старика избороздили морщины, сухую фигуру скрывал коричневый балахон, а на груди покоилась цепь со знаком Троицы – изумрудным остролистом. Болотная трава, как известно, соединяла в себе три стихии.